Страница 17 из 56
В глубине души пираты превратили безымянного древнего воина в морского бога и относились к нему с неприязнью. Эффект получился еще более поразительным оттого, что статуя, такая огромная, была единственным следом человеческого присутствия на обозримых морских просторах. Во все стороны распростерлась гладь соленой воды — плоская и безразличная ко всему равнина. На юге и на западе у горизонта маячили бесплодные, гористые острова, в то время как на севере на суровом материке поднимались снежные вершины гор.
На берегах островов и на прибрежных морских утесах, теперь не скрытых клочьями тумана, не было заметно никаких следов присутствия людей — ни в настоящем, ни в прошлом. Из воды не торчало ни руин, ни каких-либо других сооружений. Ничего нельзя было разглядеть в морских глубинах возле кораблей. Великая цивилизация, воздвигнувшая бога-титана, утонула без следа. Ничего от нее не осталось, кроме внушающих благоговейный страх легенд.
Конан размышлял обо всем этом, наблюдая за тем, как поднимают огромный колокол. Вначале бронзовую полусферу привязали к тяжелому наклонному брусу фок-мачты, оснащенной под треугольный парус. С песнями матросы обеих команд подняли бронзовую полусферу с палубы, передвинули его за борт и медленно опустили стрелу-рею так, что она легла параллельно поверхности воды. Спокойное море облегчило спуск. Колокол ударился о воду с приглушенным звонким хлопком. Наконец он исчез из вида, так и не выпустив ни одного пузыря.
Похоже, колдун Кроталус наблюдал за происходящим с одобрением. Он стоял возле Конана, ничего не говоря, и на его сумрачном, непроницаемом лице не было ни следа гордости или энтузиазма. Конан заключил с колдуном соглашение и гарантировал, что другие капитаны пусть с неохотой, но согласятся. Пират и колдун договорились, что, если затея колдуна наполнит «Ворон» сокровищами, волшебник сможет оставить себе галеру и столько сокровищ со дна, сколько войдет в трюм, как часть своей доли. К тому же Кроталусу даруется полная свобода, а также пиратский эскорт, который проводит его почти до дому.
Однако в кешанце чувствовалась ненасытная жажда богатства. Он расслабился, став почти равнодушным, словно триумф по поводу раскрытия тайны старинного клада — всего лишь маленький, никчемный шажок по дороге к великой судьбе.
Ныряльщики соскользнули за борт и возвращались с многообещающими докладами. Они рассказывали, что в утреннем свете, проникающем на достаточную глубину, им открылось дно, густо усеянное обломками и руинами. Возбужденные мальчики и обнаженные, вполне созревшие девочки резвились в волнах, стояли нагишом или обсыхали, рассевшись на перилах галеры, — зрелище, без сомнения, разжигающее похоть в пиратах. Если бы не золотая лихорадка, охватившая весь корабль… если бы не скорбный взгляд утонувшего бога, неодобрительно взиравшего на пиратов, то неизвестно, чем бы все это закончилось. Тем временем юноши и девушки ныряли в морские глубины и появлялись из-под воды, словно морские духи. Наконец их предводитель по имени Келтрас доложил Конану и чародею, наблюдавшему за всем происходящим, что, кажется, он нашел обломки «Василиска».
— Я тоже хочу взглянуть на них, — заявил Конан.
Ничуть не стесняясь приятелей-капитанов и команды, Конан снял меч и ту скудную одежду, что была на нем. Он передал все это на хранение Иваносу, оставив себе лишь пояс с кинжалом в ножнах, который перекинул через плечо.
Тут вмешалась Филиопа:
— Я пойду с тобой. Я хорошо плаваю.
Ничуть не колеблясь, она на глазах у всех скинула свое выцветшее на солнце платье и, шагнув вперед, гибкая и голая, встала рядом с Конаном.
— Хорошо, если ты считаешь, что плаваешь настолько хорошо. Пойдем, — взяв ее за руку, Конан вслед за Келтрасом подошел к перилам. Встав на них, все трое глубоко вдохнули и выдохнули несколько раз, а потом ласточкой бросились за борт.
Вода, хоть и холодная, оказалась не такой уж ледяной, чтобы заставить ныряльщиков сразу же повернуть назад. Конан с Филиопой, за спиной которой развевалась грива черных волос, оставляя гроздья хрупких пузырьков, последовали за стройным юношей, спускавшимся в зеленоватые глубины.
Келтрас увел их от яркой серебряной крыши моря, вниз вдоль натянутого каната, на котором висел воздушный колокол, вырисовывавшийся в подводной полутьме желтоватым пятном. Два маленьких колокола размером с котелок проскользнули мимо пиратов. Они поочередно поднимались и опускались на отдельном лине, принося свежий воздух вниз, к большому бронзовому сосуду. Пара гибких грациозных девушек Кхавара отдыхала у гигантской полусферы. Жадно, полными легкими глотнув воздух из маленьких колокольчиков, они переворачивали сосуды с воздухом под бронзовой полусферой, высвобождая их содержимое, которое с хлопком устремлялось вверх к воздушной полости под большим колоколом.
Но пока еще колокол был не более чем наполовину наполнен воздухом, как обнаружили Конан и Филиопа. Воздух тут оказался плотным, но пригодным для дыхания. Келтрас, на мгновение появившись рядом с ними, тут же исчез снова, но Конану и Филиопе необходимо было заново наполнить легкие воздухом. Потом, обнявшись и мимолетно поцеловавшись, они вернулись в подводный мир.
Понадобилось несколько мгновений, прежде чем их глаза приспособились к полумраку. Но постепенно они разглядели дно моря, утыканное угловатыми и по большей части неповрежденными стенами и зданиями. Только в нескольких местах строения, заваленные илом и облепленные водорослями, обрушились или отчасти сгорели при катастрофе. Полукруг лабиринта давно мертвого порта распростерся насколько хватало глаз.
Конан едва не задохнулся от благоговейного страха перед открывшимся ему зрелищем. По тому, как Филиопа стиснула его плечо, он понял, что и она поражена тем же сверхъестественным, мрачным пейзажем древнего мира.
Пират отчаянно заработал руками и ногами, вместе с Филиопой опускаясь все глубже и глубже. Бледные, стройные тела, извиваясь, порхали среди теней на дне.
Юные ныряльщики проворно исследовали покинутые жилища. Конан подплыл к низкому большому сооружению, которое изучали пловцы. В этом образовании было что-то неправильное. Что-то лежало поперек обвалившихся стен и аллей, возле руин, полукругом вытянувшихся вдоль древнего берега.
«И в самом деле давным-давно затонувший „Василиск“, — решил Конан, — или какой-то другой столь же невезучий корабль, налетевший на торчащий из воды меч гиганта. Теперь он стоит в своем последнем порту, обросший водорослями на морском дне». Корабль лежал в нескольких дюжинах шагов от того места, где тысячу лет назад располагалась якорная стоянка. Он пришвартовался в последний раз поверх разрушенных стен и провалившихся крыш. Никаких останков других кораблей поблизости не было видно — то ли потому, что флот, приписанный к Сарпедону и затонувший вместе с ним, давно рассыпался в пыль, то ли потому, что его унесло во время катаклизма, потопившего древний город.
На голой равнине дна по обе стороны от центральной части города у ног уходящей к поверхности статуи вытянулись два волнореза. Ноги воина, что удивительно, были свободны от водорослей, которые облепили ее тело ближе к поверхности. Можно было хорошо рассмотреть всю нижнюю ее часть, от грубых башмаков и мускулистых лодыжек до сильных белых голеней и полусогнутых коленей. Кое-где отсутствовали или были поломаны каменные плиты. В щелях приютились угри и морские звезды. Могучий пояс статуи драпировали изъеденные складки резного камня. Грудь каменного исполина была голой, широкой и массивной, а меч и выгнутый щит держали могучие руки героя. Только шея и запястья густо заросли водорослями, скрывшими благородные очертания. Возле статуи покачивались днища двух судов, и оттуда вниз протянулись веревки.
Филиопа и Конан вернулись под колокол, подвешенный в тени титана. По указанию Келтраса металлическую полусферу подвесили на высоте, в два раза превышающей рост человека, и передвинули поближе к обломкам. Теперь от колокола к месту работ протянулись канаты, чтобы можно было быстрее двигаться туда и обратно.