Евнухи в Византии

Хотя Аммиан сосредоточен, прежде всего, на описании той власти, которой евнухи обладали при Констанции, ибо это часть сознательного очернения им этого императора и параллельного восхваления Урсицина и Юлиана[335], он тем не менее указывает, что евнухи были общей чертой позднего римского двора. Как цезари, Галл и Юлиан имели своих собственных главных спальничих, Горгония и Евферия соответственно, причем последний появился в императорском дворце при Константине Великом (306–337) и уже служил Константу (337–350)[336]. Спальничие имелись, согласно источникам, и у Валентиниана I (364–375), евнухи прямо упоминаются как часть двора его брата Валента (364–378)[337]. Множество других авторов IV века лишь усиливают наше представление о том, что евнухи были неотъемлемым элементом позднего римского двора и что они составляли могущественную силу. В своем рассказе об ужасных судьбах тех императоров, которые преследовали христиан, и об изменении религиозной обстановки при Константине и Лицинии в 310-х годах Лактанций кратко, но драматично описывает придворных евнухов[338]. Упоминая меры, принятые Диоклетианом (284–305) в своем собственном доме, Лактанций сообщает, что они включали в себя казнь евнухов, хотя те «некогда пользовались большой властью» и «Диоклетиан и весь дворец зависели» от них. Столь же краткий, но важный комментарий дает антиохийский софист Либаний, рассказывая о судебной реформе Юлиана после его вступления на престол в 361 году. Император избавил дворец от тех, кого считал ненужной челядью, включая евнухов, которые «по численности своей превосходили мух вокруг стад весной»[339].

Другие тексты IV века показывают еще большую озабоченность темой евнухов. Яркий пример этого – пресловутая «История августов»[340]. Это собрание биографий императоров от Адриана (117–138) до Карина (283–285), написанных разными авторами в царствование Диоклетиана и Константина. Впрочем, обычно считается, что эти жизнеописания были делом рук одного автора, который создал их в конце IV или даже в начале V века[341]. Таким образом, историческая ценность этого текста ставится под сомнение. Что же касается озабоченности придворными евнухами, то замечания на эту тему сосредоточены в биографии Александра Севера (222–235), хотя всплывают также в жизнеописаниях Гелиогабала (218–222) и Гордиана III (238–244). Суть этих замечаний состоит в том, чтобы осудить влияние евнухов при римском дворе и восхвалить тех императоров, которые предпринимали меры, чтобы остановить его. Александр Север высоко оценивается здесь за то, что лишил евнухов того положения и власти, которых они достигли при дворе его предшественника. Гелиогабал, напротив, порицается как раб своих евнухов: ведь именно при нем они приобрели высокий статус и влияние[342]. Сообщается, что Александр ограничил функцию евнухов при дворе их более традиционной ролью по уходу за женщинами, а прочих раздал своим друзьям[343]. Он был непреклонен в том, что у них не должно быть политической власти, как то было в предыдущее царствование[344]. Гордиан III также восхваляется за решение проблемы придворных евнухов[345]. Учитывая характер «Истории августов», считается, что эти подробности касательно придворных евнухов времен Гелиогабала, Александра Севера и Гордиана не следует воспринимать как историческую реальность. Их рекомендуют понимать скорее как отражение состояния империи в IV веке, когда евнухи стали значительным и влиятельным элементом при дворе, чему некоторые императоры действительно противодействовали[346]. Такая интерпретация подтверждается тем, что автор иногда высказывает свое личное мнение или замечания касательно «современных» дел. В биографии Александра Севера он с осторожностью признает, что император, для которого он пишет (предположительно, Константин), сначала сильно зависел от своих евнухов, но затем ограничил их власть[347]. В жизнеописании Аврелиана (270–275) он рассматривает свойства дурного императора, и перечисляет в качестве одного из них скупых евнухов[348]. Таким образом, автор «Истории августов» считает само собой разумеющимся, что он живет в мире, где всегда существовали придворные евнухи, которые могли достичь большого влияния и власти.

Заслуживает упоминания еще один текст – первая инвектива Клавдиана против евнуха Евтропия[349]. Поэт-александриец написал ее в 399 году, когда Евтропий, главный спальничий императора Аркадия (395–408), занял древнюю римскую должность консула[350]. Произведение было составлено в обстановке политической напряженности между дворами Аркадия и его брата Гонория (395–423), первый из которых базировался на востоке в Константинополе, а второй – на западе в Италии. Поскольку оба императора были молоды, власть в большей степени принадлежала фактическим правителям: на востоке это был Евтропий, а на западе – полководец Стилихон. Клавдиан получил роль «придворного поэта» при западном дворе, и потому его литературные нападки на Евтропия могут служить примером политической конкуренции, существовавшей между двумя дворами[351]. Хотя инвектива Клавдиана направлена на отдельного человека, она тем не менее описывает те власть и статус, которых придворные евнухи могли достичь в империи. В ней описана карьера Евтропия в качестве раба до его поступления на императорскую службу, а также детали его деятельности и влияния как чиновника. Они включали в себя и военную функцию, поскольку он возглавлял кампанию против гуннов[352]. Евнух занимал консульский пост, что указывает на его политическое значение и, по-видимому, этот факт и спровоцировал инвективу, так как Клавдиан начинает с того, что фокусируется на этом событии как на некоем возмутительном предзнаменовании[353]. Общее впечатление, которое создает поэт, состоит в том, что Евтропий фактически правил Восточной империей.

Рассмотренные выше тексты показывают, что в IV веке евнухи были обычным элементом позднего римского двора и что они могли достигать политической власти. Они указывают и на то, что такая ситуация могла вызывать и враждебную реакцию. Та глубина, до которой могла дойти эта ненависть, лишь усиливает наше впечатление о значении придворных евнухов в аппарате управления империей. «История августов» утверждает, что некоторые императоры стремились ограничить присутствие и влияние евнухов при дворе. Самый известный пример императора, преследовавшего такие цели, – Юлиан (361–363). Это обстоятельство подробно описывается в источниках о его царствовании, включая труды самого Юлиана. Основным мотивом, как правило, называется оптимизация многочисленной придворной прислуги по экономическим соображениям[354], но в этом начинании есть и элемент критики самой природы предыдущего правления. Юлиан замечает, что при Констанции слово «евнух» часто упоминалось и почиталось, но при нем оно употребляется как оскорбление и упрек[355]. В речи, восхваляющей Юлиана, Клавдий Мамертин, один из консулов 362 года, напоминает о неприятной ситуации, которая существовала во время правления Констанция II, когда представители элиты, стремившиеся занять должность, должны были заискивать перед придворными евнухами из-за благосклонности к ним императора[356]. Тут сразу вспоминается главный спальничий Евсевий, и вполне возможно, что Юлиана на его действия спровоцировала неприязнь к этому конкретному евнуху. Безусловно, он в некоторой степени винил Евсевия в своих плохих отношениях с Констанцием, и этот евнух сыграл определенную роль в падении его единокровного брата Галла. Главный спальничий был одной из главных жертв судебных процессов, проходивших в Халкидоне в начале правления Юлиана. Другим императором IV века, который, по общему мнению, выступал против могущественных придворных евнухов, был Магн Максим (383–387). Военный, который пришел к власти, провозглашенный своими войсками в Британии, Максим старался стать важным политическим игроком на Западе. Сообщается, что он отказался держать евнухов в качестве стражей при своем дворе и что спальничим у него был не евнух, а старик, сопровождавший его с юности[357].

335

См., например, Tougher (1999a), 68–71. Примечательно, что в своем резюме правления Констанция Аммиан критикует этого императора за то, что тот находился под чрезмерным влиянием своих евнухов: 21.16.16.

336

Аммиан Марцеллин 15.2.10; 16.7.2-10; 20.8.19. См. также Guyot (1980), 201–202, 206.

337

Аммиан Марцеллин 27.10.11, 30.6.4; 30.4.2, 31.13.14.

338

Лактанций, О смерти преследователей 30.1–3.

339

Либаний, Речи 18.130.

340

См. обсуждение в Guyot (1980), 157–164.

341

Я вернусь к вопросу о датировке ниже.

342

История августов 18.23.5–6; 18.34.3; 18.45.4–5.

343

История августов 18.23.4–7; 18.34.3.

344

История августов 18.45.4–5; 18.66.3–4.

345

История августов 20.23.7; 20.24.2–5.

346

Guyot (1980), 158–159.

347

История августов 18.67.1. Константин изображен как антиевнух также в Извлечении о цезарях 41.10.

348

История августов 26.43.1.

349

Клавдиан, Против Евтропия I. Клавдиан выступил со второй инвективой в адрес Евтропия после того, как этот евнух был отстранен от власти в 399 году: Против Евтропия II. Дискуссию об этих инвективах см. особенно в Long (1996). Краткий анализ антиевнушеских настроений в инвективах см. в Guyot (1980), 167–170.

350

О Евтропии и его положении при дворе Аркадия см. также, например, Schölten (1995), 223–227; Liebeschuetz (1991), особ. 92-108; Dunlap (1924), 272–284.

351

О Клаудии и его роли см., например, Cameron (1970).

352

Например, Против Евтропия I.234–243.

353

Против Евтропия I.1-23.

354

Например, Либаний, Речи 18.130; Аммиан Марцеллин 22.4. Церковный историк V века Сократ объясняет действия Юлиана скорее личными причинами: 3.1.53. Он говорит, что Юлиан избавился от евнухов потому, что его жена умерла и он не собирался жениться снова.

355

Юлиан, Мисопогон 352 A-B.

356

Латинские панегирики 3.19.3–4.

357

Зосим 4.37.2. См. также PLRE 1, Anonymus 30, p. 1011.