Меч и Цитадель

– Полагаю, ты замышляла дождаться, пока я не усну, а после спуститься и зарезать во сне.

– Я собиралась разбудить тебя, приставив вначале нож к горлу. Однако этот мальчишка сказал, что ты обо мне знаешь, и я подумала: а ведь так выйдет еще веселей. Только скажи, как ты догадался о Гефоре?

Сквозь узкие оконца в дом ворвалось дыхание ветра. Огонь заплясал, закоптил, и умолкший было старик, звучно откашлявшись, сплюнул на угли. Мальчишка, спустившийся с чердака, во время нашего с Агией разговора тоже молчал, недоуменно таращась на нас во все глаза.

– О нем мне следовало догадаться намного раньше, – ответил я. – Точно таким же моряком был мой друг, Иона. Думаю, ты его помнишь – видела мельком возле входа в рудник. Вы о нем наверняка знали.

– Верно, знали.

– Возможно, оба служили на одном корабле, а может, могли узнать друг друга по какой-то примете – по крайней мере, Гефор этого опасался всерьез. И, как бы там ни было, старался не приближаться ко мне во время странствий с Ионой, хотя прежде так и рвался побыть со мной рядом. Я видел его в толпе у эшафота, когда казнил мужчину и женщину, однако в Сальте он даже не пробовал ко мне подойти. По дороге в Обитель Абсолюта мы с Ионой увидели его позади, но примчался он только после того, как Иона отъехал подальше, хотя навсегда распроститься с нотулой ему наверняка было отчаянно жаль. Брошенный в аванзалу, он тоже не пробовал подсесть к нам, пусть даже Иона был, можно сказать, при смерти, однако перед тем, как мы ушли, по залу шарила еще какая-то тварь, оставившая за собой след – дорожку слизи.

На это Агия не ответила ничего и в молчании вполне могла бы сойти за ту самую, прежнюю Агию, какой я увидел ее на следующее утро после того, как покинул родную башню, поднимавшую жалюзи на витринах пыльной лавки старьевщика.

– Должно быть, на пути в Тракс след мой вы потеряли, – продолжал я, – либо вас задержало что-нибудь непредвиденное. Но после, выяснив, где мы, вы не смогли разнюхать, что я возглавляю Винкулу, иначе Гефор не посылал бы свою огненную тварь искать меня на улицах города. Затем вы каким-то образом нашли Доркас в «Утином Гнезде»…

– Мы сами там жили, – пояснила Агия. – Пришли в Тракс всего за пару дней до того, взялись искать тебя, а тут вы и объявились. Но даже узнав в девице из комнатушки на чердаке ту самую полоумную, подобранную тобой в Ботанических Садах, не смогли догадаться, что поселил ее туда ты: по словам этой старой курицы, хозяйки трактира, ее провожатый был одет как обычный горожанин. Не смогли, но решили, что она может знать, куда ты запропал, и что с Гефором разговорится охотнее. Кстати, на самом деле никакой он не Гефор. Его настоящее имя куда древнее, в наше время о таких и не слыхивали.

– Он рассказал Доркас об огненной твари, – сказал я, – а Доркас все рассказала мне. Я о ней слышал и прежде, но Гефор в разговоре с Доркас называл ее саламандрой – то есть знал, что это за существо. Знал для него название. Услышав об этом от Доркас, я еще ничего не заподозрил, но позже вспомнил, что у Ионы нашлось название для черного существа, летевшего за нами вблизи от Обители Абсолюта. Существо это он называл нотулой и объяснил, что так его нарекли моряки с кораблей за то, что по ночам подобных ему выдают только тепловые волны. Нашедшееся у Гефора название для огненной твари тоже вполне могло быть придумано моряками, а еще означало, что он как-то связан с нею самой.

По губам Агии скользнула кривая улыбка.

– Стало быть, ты все знаешь, а я в твоих руках – если, конечно, тебе в такой тесноте удастся размахнуться своим огромным мечом.

– Ты и без него у меня в руках. А возле входа в рудник, если уж на то пошло, вовсе под сапогом побывала.

– Однако нож мой пока что при мне.

В этот момент в дом вошла мать мальчишки, и мы оба на время умолкли. Изумленно взглянув на нас с Агией, она, словно никакое удивление не могло одолеть ее скорби либо отвлечь от насущных дел, затворила дверь и заперла ее на тяжелый засов.

– Вот так-то, – сказала Агия. – Услышал он, что я наверху, и заставил меня спуститься. И теперь жизни лишить собирается.

– И как я ему помешаю? – устало откликнулась хозяйка дома и обратилась ко мне: – Я спрятала ее, так как она сказала, что ты желаешь ей зла. Меня ты тоже убьешь?

– Нет. И ее убивать не стану, о чем ей прекрасно известно.

Лицо Агии исказилось в гримасе ярости – точно таким же образом мог бы исказиться лик какой-нибудь юной красавицы, вылепленный из разноцветного воска самим Фехином, оплывая и в то же время горя в языках пламени.

– Ты был так горд собой, убив Агила! Неужто я недостойна такой же смерти? Ведь мы с ним – одной плоти и крови!

Услышав, что Агия вооружена ножом, я не слишком поверил ей и даже не заметил, как он – один из тех самых кривых ножей, коими славится Тракс, – оказался в ее руке.

Воздух уже довольно давно был тяжел от назревавшей грозы, и в эту минуту среди горных пиков над нами раскатисто загремел гром. Когда же отголоски его раскатов почти утихли, неподалеку, будто в ответ им, раздался вопль. Описать этот вопль мне не по силам: то был не вполне человеческий крик, но и не просто рев дикого зверя.

Усталость хозяйки дома, Касдо, исчезла, как не бывало, уступив место отчаяннейшей спешке. Схватив ближайший из тяжелых дощатых ставней, прислоненных к стене под каждым из узеньких окон, она подняла его, будто ставень весил не более сковороды, и с грохотом вставила в оконный проем. Снаружи взахлеб, яростно залаял пес, но лай его тут же умолк. Теперь воцарившуюся вокруг тишину нарушал лишь стук первых капель дождя.

– Ну вот, уже здесь! – вскричала Касдо. – Уже здесь! – Вдруг напустилась на сына: – Севериан, не путайся под ногами!

И тут сквозь одно из оставшихся открытыми окон снаружи донесся тоненький детский голосок:

– Папа! Ты мне не можешь помочь?

XVI. Альзабо

Взявшись помогать Касдо в возне со ставнями, я повернулся спиной к Агии, а стало быть, и к ее ножу. Эта оплошность едва не стоила мне жизни, так как Агия не преминула броситься на меня, едва я поднял ставень. Да, согласно известной поговорке, женщина и портной острие держат книзу, однако Агия, будто заправский убийца, ударила острием вверх, чтоб наверняка вспороть кишки и достать до сердца. В последний миг развернувшись, я принял удар на ставень, и клинок, вогнанный между досками, блеснул сталью у самого моего носа.

Необычайная сила удара Агию и подвела. Рванув ставень вбок, я отшвырнул его в угол вместе с ее ножом. И Агия, и Касдо стрелой метнулись к нему. Агию я, ухватив за плечо, оттащил назад, а Касдо с размаху вставила ставень в окно – вместе с ножом, рукоятью наружу, навстречу надвигающейся грозе.

– Дура, – спокойно, будто смирившись с поражением, буркнула Агия. – Где твоя голова? Сама же вручаешь оружие тому, кого боишься.

– Ножи ему без надобности, – пояснила Касдо.

В доме стало темно: мрак разгоняли лишь рыжеватые отсветы пламени в очаге. Я огляделся вокруг в поисках свечи или фонаря, но ничего подходящего не нашел. Как выяснилось позже, скудный запас источников света хозяева отнесли на чердак. Снаружи сверкнула молния, окаймившая вспышками кромки ставней и вычертившая прерывистую ярко-белую линию у порога, под дверью. Лишь спустя некоторое время я понял, что линии следовало оказаться не прерывистой, а сплошной.

– Снаружи есть кто-то, – сказал я. – Стоит на крыльце.

Касдо кивнула.

– Вовремя я окна успела закрыть. Так рано он еще не появлялся. Наверное, гроза его разбудила.

– Но, может быть, это твой муж?

Прежде чем она успела ответить, снаружи снова раздался голос – все тот же, детский, тоньше даже, чем у мальчишки:

– Мама, открой! Впусти меня!

Пугающую неестественность в этих простых словах почувствовал даже я, знать не знавший, кем они произнесены. Да, может, голос и вправду был детским, но никак не голосом обыкновенного, человеческого ребенка.