Страница 8 из 92
— Как представлю, что мне придется туда ковылять… Конечно, прыгать я могу быстро, но все же прыгать — это не бежать. По-твоему, мы поступаем мудро?
— Ты сможешь освободиться в мгновение ока, — прошипел Мышелов раздраженно. — Неужели ты начисто лишен артистической жилки?
— Ладно тебе, — буркнул Фафхрд, допив вино и отшвырнув в сторону пустой кувшин. — Так бы сразу и говорил.
— У тебя излишне здоровый цвет лица, — заметил Мышелов, критически оглядывая северянина. Он вымазал Фафхрду лицо и руки серой краской, потом подмалевал черным морщин. — А одежда слишком чистая.
Выковыряв из щели между камнями мостовой грязь, он измарал ею плащ Фафхрда и попробовал оторвать кусок полы, но материал оказался неподатливым. Пожав плечами, Мышелов взял под мышку свой полегчавший мешок.
— Твоя тоже, — сказал Фафхрд и, подогнув правую ногу, набрал целую пригоршню грязи. Выпрямившись единым рывком, он испачкал грязью плащ и серую шелковую куртку Мышелова.
Коротышка выругался.
— Драматическое правдоподобие, — объяснил Фафхрд. — Пошли, пока не протрезвели.
Ухватившись за плечо Мышелова, он споро поскакал в сторону улицы Коробейников, упираясь забинтованным мечом в. булыжники и совершая большие прыжки вперед.
— Тише ты, болван! — негромко окрикнул его Мышелов, вынужденный, чтобы не отстать, семенить за ним со скоростью лошади; клюка его беспомощно тарахтела по камням. — Калека должен выглядеть убогим. Вот что вызывает у людей сочувствие к нему.
Фафхрд кивнул и слегка умерил прыть. Впереди снова мелькнула зловещая дверь. Мышелов жадно приник к кувшину — и поперхнулся. Фафхрд выхватил у него сосуд, осушил до дна и небрежно швырнул через плечо. Кувшин загромыхал по мостовой.
Они пересекли улицу Коробейников, не останавливаясь, поднялись по двум выщербленным ступеням и вошли внутрь Обители Воров, наружная стена которой, как оказалось, имела поистине чудовищную толщину. Их взглядам открылся длинный и прямой коридор с высоким потолком, который заканчивался лестницей; по обеим сторонам его виднелись двери, из-под которых пробивался свет. Освещали этот коридор — сейчас пустынный на всем протяжении — укрепленные на стенах факелы.
Едва друзья переступили порог Обители, как каждый из них ощутил у своей шеи холод стали. Откуда-то сверху раздалась произнесенная одновременно двумя голосами команда:
— Стоять!
Несмотря на затуманенные вином мозги, приятелям хватило ума повиноваться. С изрядной опаской они посмотрели вверх.
Из большой и глубокой ниши над входом глядели на них изможденные, покрытые шрамами и, иначе не скажешь, омерзительные лица. Руки с шишковатыми пальцами сжимали по-прежнему приставленные к шеям приятелей мечи. Черные волосы охранников перехвачены были яркими повязками.
— Ходили, что ли, за дневной добычей? — справился один из стражников. — Вам повезет, коли ее сочтут достойной опоздания. Ночной Мастер Нищих в увольнительной на улице Блудниц, так что доложитесь Кровасу. Ну и воняет от вас, однако! Вымойтесь сперва, не то Кровас сварит вас живьем в кипятке. Пошли прочь!
Мышелов с Фафхрдом двинулись по коридору, старательно изображая из себя калек. Кто-то из охранников крикнул им вслед:
— Расслабьтесь, ребята! Здесь вам притворяться не нужно.
— Повторенье — мать ученья, — откликнулся дрожащим голосом Мышелов. Ногти Фафхрда предостерегающе впились ему в плечо. Походка друзей сделалась, насколько позволяла подвязанная нога Фафхрда, более естественной.
Ну и ну, подумалось Фафхрду, похоже, сам Кос — Повелитель Судеб прокладывает ’ему путь к Кровасу. Кто знает, без крови, быть может, нынче и не обойдется.
В этот миг до них с Мышеловом донеслись голоса, в большинстве своем резкие и грубые, и какие-то другие звуки.
Они миновали несколько дверей, у каждой из которых им хотелось задержаться, однако, памятуя о стражниках, лишь едва замедляли шаг.
А за дверьми творилось нечто весьма интересное. В одной комнате мальчишек учили срезать сумки и вытаскивать из карманов кошельки. Ученики подбирались к наставнику со спины, и если он слышал шарканье босых ног по полу или чувствовал прикосновение чужой руки или если по комнате разносился звон просыпавшихся свинцовых бляшек, которые заменяли монеты, виновника подвергали порке.
В следующей комнате молодежь практиковалась в пользовании отмычками. Часть группы прислушивалась к наставлениям седобородого старика, грязные руки которого ловко и уверенно разбирали на части хитроумного вида замок.
В третьей комнате помещалась столовая. Она была заставлена длинными столами, и оттуда исходили ароматные запахи, способные соблазнить даже тех, кто весь вечер ублажал себя спиртным. Да, Гильдия заботилась о своих членах.
Пол четвертой комнаты был устлан матами. Здесь учили увертываться, уклоняться от ударов, подныривать, кувыркаться, падать — словом, отделываться от преследователей. Голос, в котором слышались нотки армейского сержанта, вразумлял кого-то:
— Нет-нет, не годится. Таким приемом ты не увернешься и от своей колченогой бабки! Я что, приказывал преклонить колена перед образами? Еще раз…
Добравшись до лестницы в конце коридора, Мышелов с Фафхрдом начали утомительный подъем. Утомительным он был потому, что прыгать по ступенькам на одной ноге — занятие не из легких.
Второй этаж в точности повторял собой первый, правда, роскошь его обстановки была столь же вызывающей, сколь и полное отсутствие оной внизу. С потолка, чередуясь, свисали лампы и филигранной работы кувшинчики с благовониями. Стены скрывали расшитые драпировки, пол устилал ковер с густым ворсом. Коридор этот, как и внизу, тоже был совершенно пустынным. Вдобавок в нем царила мертвая тишина. Переглянувшись, друзья решительно двинулись дальше.
За распахнутой настежь первой дверью обнаружилась нежилая комната, в которой полным-полно было всякой разной одежды — богатой и простой, чистой и замызганной. Еще там было множество подставок для париков, на полках красовались бороды и прочие атрибуты воровского искусства. По всей видимости, эта комната служила костюмерной.
Мышелов прошмыгнул внутрь и схватил с ближайшего стола большой зеленый флакон. Откупорив его, он принюхался. В комнате сильно запахло гарденией, к сладковато-гнилостному аромату которой примешивалось едкое амбре винного спирта. Мышелов спрыснул этими зловонными духами свой и Фафхрда плащи.
— Чтобы от нас поменьше несло навозом, — объяснил он, затыкая флакон пробкой. — Мне вовсе не улыбается быть сваренным заживо. Нет уж, увольте!
В дальнем конце коридора показались две фигуры и направились к ним. Мышелов спрятал флакон под плащ, прижав его локтем к боку, и они с Фафхрдом смело зашагали навстречу неизвестному.
Следующие три двери оказались запертыми. Подходя к пятой, приятели смогли как следует рассмотреть шедших навстречу. Одеты они были как благородные, но лица выдавали в них воров. Не скрывая отвращения, они брезгливо и с подозрением разглядывали Мышелова и Фафхрда.
И тут откуда-то послышался голос. Монотонной скороговоркой, которой обычно священники отправляют ежедневные службы или колдуны читают свои заклинания, он произносил слова на каком-то загадочном языке.
Двое богато одетых воров замедлили шаг у седьмой по счету двери и заглянули внутрь. Внезапно они замерли в напряженных позах, глаза их изумленно расширились. И вдруг побледнев воры сорвались с места и почти бегом промчались мимо Фафхрда с Мышеловом, словно те были всего лишь предметами меблировки. Монотонный голос звучал, не умолкая.
Пятая дверь была заперта, зато шестая — открыта. Мышелов просунул в нее голову, задев носом о косяк. Внезапно на лице его появилось ошеломленное выражение, и он сдвинул свою черную повязку на лоб, чтобы лучше видеть. Фафхрд следом за другом перешагнул порог.
Большая комната была пустой — в ней не было ни людей, ни животных. Однако обстановка ее поражала воображение. Одна из стен почти целиком представляла собой гигантскую карту города Ланхмар, на которую, похоже, были нанесены все улицы и дома вплоть до последнего проулка и самой неприметной развалюхи. Кое-где были заметны подтертые места, а кое-где попадались таинственные разноцветные значки.