Пыль

Однако оба этих мальчишки неплохо сошлись с Леной Тумановой и сейчас она, отложив тетрадь и ручку, о чем-то с ними говорила.

За Вовкой сидела темноволосая Юля Янова с удивительными глазами: они становились у нее то карими, то совсем зелеными. Серое платье с белыми рукавами казалось точно сшитым под нее. Длинные смоляные кудри украшал большой белый бант. Юля отличалась прекрасным умением шутить, но юмор любила черный, из-за чего неоднократно высмеивала других ребят. Однако она тоже быстро подружилась с классом и могла составить в этом конкуренцию: ребята уважали Юлию за ум и лёгкий характер.

Передо мной играли в крестики-нолики Влад Миронов и Женя Стрельцов. Глядя на них обоих, я усмехнулась. Кареглазый Женька любил выделываться, хотя сам не уделял учебе особого внимания. Когда Витя однажды попросил помочь ему с примером, Женька вскинул брови, говоря «Ты не знал?». Женя смотрел на мир немного свысока, но это не отменяло наличия у него хорошего чувства юмора.

Его лучшим другом был Влад Миронов. Они довольно часто, вместе шли домой, вместе носились по школе, не обращая внимания на учителей, сидели, в конце концов. Одной рукой Влад решал примеры, а другой рисовал крестики или нолики. Сам Влад был тихим и задумчивым, любил почитать и частенько брал книги с собой в школу. Спроси его по любому предмету — ответит моментально. И верно.

Рыженькая Вика Гришкова, его, как я слышала из разговора Влада, сестра (наверное, двоюродная раз фамилии разные_, оказалась полной противоположностью — энергичная, дерзкая. На контрольной она даже и не думала о решении примеров, нагло посылая самолетик Лере. Огненные кудри, курносый носик и глубокие карие глаза придавали ее облику нечто задорное. Это, казалось бы, уверенный в себе и амбициозный, естественный человек, что подтверждала ее жизнь.

Сидящая рядом Соня Петренко, пухлая, но в то же время высокая, старательно заплетала в косу растрепанные волосы. Тихоня из тихонь, она мало с кем подружилась. Мне было жаль эту скромную девочку и я часто помогала ей с домашним заданием.

Алексей Суховский, тот самый Суховский, с которым я так хотела познакомиться после рассказа отца, всегда сидел у окна рядом с темноволосым Сережей Незнамовым, которого из-за фамилии мы все называли «Незнам». Алекс, обладающий худощавым телосложением, высоким ростом и карими глазами, оказался умным, любознательным и веселым мальчишкой.  Его самоуверенность часто удивляла меня, в то же время и восхищала. Лёша говорил, что мог дойти один хоть до Зимнего дворца. Однако он всегда был вежлив и любил читать. Не было книги, сюжет которой не знал бы Алекс.

Он, конечно, был Алексеем, но его, как наполовину иностранца, мы часто звали «Алексом» — кто с теплом, а кто с легкой насмешкой. Многие в классе так и звали его «Француз» из-за мамы, на что он только отшучивался. Его друг Незнам, с которым они всегда были вместе, был натурой тихой и незаметной, но понимающей и доброй. Зато Незнам умел лучше всех лазить по канату и лихо сползать вниз.

Алекс был отличником и часто давал списать другим. Вот и сейчас Влад не мог дать Жене тетрадь, так как рядом проходила учительница, проверяя, кто что сделал за урок.

— Француз, дай содрать умножение на семерки, — шепчет Женька.

Алекс подносит палец к губам, что означает «тсс», и показывает на Лидию Алексеевну. Погоди, мол, когда отвернется.

— Французы народ храбрый — они Бастилию брали! — напирает Женька.

— Французы что хочешь возьмут, — тихо говорит довольный Алекс, и тут же быстро показывает лист тетради, как бы невзначай положив ее по диагонали на парте.

Русские тоже могут что угодно взять! Выпросил ведь Женя задание.

За мной всегда сидели русая кареглазая Марина Князева и высокий рыжий мальчик Антон Зиновьев. Позднее мы говорили, что у него лицо равнодушного критика, а он вправду был вечно равнодушным ко всему отличником.

Может, мы с Мариной поладили бы, но этому мешали ее вечные истерики по малейшему поводу и насмешки над девочками вроде Сони — тихими и аккуратными. «Жалко таких недотеп, — говорила Марина. — Вот кем они станут в жизни, кем?»

Сейчас, прищурившись, Князева смотрела на доску, где аккуратным почерком выводила примеры высокая зеленоглазая блондинка Ира Аметистова.

Прямые волосы цвета расплавленного золота были заплетены в аккуратную косичку. Всегда ухоженное лицо, стройная фигура, новенькое синее платье помогали понять, что Ира отменно следила за своим внешним видом. Изумрудные глаза, казалось, говорили: «Я твой друг». Им очень шло мечтательное выражение. Зелёный цвет мог смениться голубым, из-за чего Аметистова казалась настоящей волшебницей.

Ира, лучшая ученица параллели, никогда не отказывалась помочь, всегда могла утешить, никогда не позволяла себе грубых или глупых слов. Она мне очень нравилась, и мы сразу подружились. Общаться с Ирой было легко и приятно.

Всё-таки с одноклассниками мне крупно повезло, как и с учительницей. Высокая, стройная, с короткими черными волосами и серыми глазами, Лидия Алексеевна была мягкой и терпеливой, хотя внешне казалась строгой.

Удивительно, но спустя столько лет, эта картинка стоит у меня перед глазами. Иногда мне кажется, что стоит только протянуть руку, и все последующее развеется, как мираж. Мы снова будем сидеть в 3”Б” и весело болтать на математике, не зная, что будет дальше. Взрослая жизнь будет казаться нам такой необъятной и бесконечной

Алексей

Стоял холодный октябрьский день. Дождевые капли струились по оконному стеклу. Впрочем, настроение у меня, как и у моих одноклассников, прекрасное: ведь совсем скоро седьмое ноября! Я посмотрел на обложное небо и, обмакнув перо, сделал пару пометок.

Сегодня на математике мы пишем контрольную, и надо постараться. Я чуть не прыснул, глядя, как Мишка Иванов опять пытается сдирать у Лерки Кравченко. Не то, чтобы Лерке было жалко дать ему ответы, но то, как он это делал, было правда очень забавно. «Незнам», как обычно, старательно подсматривал в учебник. Наша учительница, Лидия Алексеевна, была строгой только внешне, а на самом деле весь класс умудрялся каким-то образом тихо списывать любую контрольную. Это было ужасно весело и интересно!

В ту осень я с удовольствием читал «Дети капитана Гранта» и почти бредил этой книгой. Еще больше я любил рассказывать Незнаму ее содержание. Вот и сейчас, завершая работу, я не утерпел, повернулся к нему и сказал:

— Представляешь… В тропиках такие ливни идут почти полгода…

— Врешь… — удивился Незнам. Мне показалось, что Настя Майорова с изумлением смотрит на нас с таким видом, что, мол, какие сейчас тропики. Настя была дочерью того самого Всеволода Эмильевича, с которым мы ехали в поезде: тихая и очень задумчивая, но дружелюбная, девочка.

— Ничего я не вру. Так и есть. В Австралии, например, реки наполняются водой за эти полгода и ускоряют течение…

— Опять врешь! — фырчит Незнам. Лидия Алексеевна поворачивается к нам, и мы замолкаем. Естественно, на минуту, пока ее внимание на переключится на Юльку Янову, которая, похоже, тоже отчаянно нуждается в помощи.

— Да я тебе прямо сегодня докажу! Пошли после уроков и посмотрим на дождевые канавы?

— Ну, пошли… — с недоверием покачал головой Незнам.

Я жил в получасе ходьбы от школы. Обычно я прибегал домой через сорок минут. Ну максимум час: почему бы нам не погулять в конце-концов? Я, прищурившись, смотрю на черную доску и лежащие рядом с ней два куска мела. Сегодня дежурными по классу назначили Солнцева и Аметистову. Естественно, доска вытерта абы как с громадными белыми разводами. Обоим лень пойти в туалет и помыть ее — так и мусолили мел по доске.

— А еще, — шепчу я Незнаму, — в Австралии есть целые леса из эвкалиптов! И звери почти все с сумками на животах бегают.

— Кенгуру? — шепчет Серега, тихо пряча учебник. Я еле сдерживаю смех, глядя, как забавно Юлька списала-таки у Аметистовой.

— Что кенгуру! Там сумчатые волки живут!