Обман развития

– Только не говори, что ты приехал сюда ради этого.

– А вдруг прямо сейчас твой ответ изменит будущее? Ты ведь единственный его видел и знаешь, пусть было и давно, но твое слово остается самым ценным знанием.

– Ты ранее спросил сам у себя: «Почему я?» Хороший вопрос.

– Еще одна интрига. Ранее ты использовал каждый шанс, а теперь взял самоотвод, и даже сейчас, когда я кинул тебе лучший способ все исправить, ты решаешься остаться в стороне. Интересно, все это очень и очень интересно. За двадцать два года мы так и не определились, судьба ли или все-таки выбор ведет нас по столь неровному пути.

Несколько задумчиво, но все же наслаждаясь этим долгим и многослойным разговором, сделавший определенные выводы, Итан поднялся со стула и чуть ли не вальяжно направился к месту погребения Майи – прямо у начала леса справа от них. Его двигало желание дать себе чуточку слабины, проявить то далекое ощущение невинного оптимизма, некий лаконичный комфорт, когда-то впервые зарожденный в крепкой дружбе между ним и Майей. Еще до встречи с Бенджамином она была прекрасным другом и коллегой, умело жонглируя сильным характером для продвижения по карьере и чистой добротой для сохранения идеалов. В одном Итан и Бенджамин едины до конца: мир не заслуживал ее, а она не заслуживала такой мир.

Весь день, с момента неожиданной встречи на месте преступления в Мегаполисе и до приезда Итана, Бенджамин мучился с необъятной метаморфозой чувств и мыслей. Пожалуй, будь он сейчас моложе, изобретение вывода не заставило бы себя ждать и часа – но, увы, жизненный путь оставил слишком много рытвин, послужив естественным обузданием когда-то яростной инициативности. Причем, будь дело только в подростке, все упиралось бы во время, границы которого Бенджамин расчертил бы плавно и не спеша. Но появление Итана в этот же день, да еще и со столькими темами – все это не может быть не связано. Во всяком случае, такое заключение напрашивается само собой, а отвязаться от него – еще одна тяжелая задача.

– Знаешь, что меня смущает? – сказал Бенджамин, когда Итан вернулся к огню и решил перекусить. – Мы всегда под властью обстоятельств, даже когда считали себя движущей силой, а на самом деле… я хочу сказать… хочу спросить: каким ты видишь конец? Честно, без твоего эгоцентризма и напускного нарциссизма.

Итан насладился едой, выпил стакан залпом и уронил на друга очень глубокий и многозначительный взгляд, заставивший Бенджамина удивиться искренности.

– Чтобы кто-то победил, кто-то должен проиграть.

– В этом все дело? В победе? Она хоть кому-то, кроме тебя, нужна вообще?

Смиренное молчание стало самым приятным в этой встрече: они просто кушали и предавались одиноким размышлениям. Бенджамин был рад сокрытию встречи с подростком: такое нельзя упоминать без плана, который, как ни странно, окончательно сформировался именно сейчас. Необычным образом важные точки в его жизни сходились именно на противостоянии, стимулирующем ценность завтрашнего дня даже в самый падкий момент. Главное теперь – сохранить все в тайне, не спешить и не совершить ошибок, опыт чего преследует его в кошмарах до сих пор.

МЕГАПОЛИС

1

Проспав несколько часов под лестницей первого этажа недостроенного многоквартирного дома, подросток способен опознать лишь холод да сырость, с которыми делит свое изгнание уже почти двое суток. Оказаться тут помогло чувство самосохранения, властвовавшее над ним сразу же с момента зрительного контакта с неизвестным мужчиной в том помещении, где он проснулся по неизвестной ему причине. Ударившие в стенку перед ним лучи солнца каким-то странным образом создали красивую картинку на неровной бетонной плите. Созерцание такой мелочи помогло успокоиться, вследствие чего обуздать слух, ранее казавшийся жестким мучителем. Минута, другая – и фокусировка на отдельных звуках превращается в приключенческую игру. Крайне интересным становится источник тех или иных звуковых волн, таких непохожих, порой пугающих, но ложащихся в почву интриги, подталкивающей на рискованную вылазку из норы в мир людей. Уже в паре минут ходьбы, на большом экране у ближайшего перекрестка на стыке кварталов, было лицо женщины, сменяющееся время от времени изображением огромного ракетоносителя. А благодаря паре десятков человек, активно следящих за происходящим на улице и из окон домов, он придал событию еще больше значимости, собрав со всех понемногу свой эмоциональный фон.

Благодаря тому, как поток спешащих по своим делам людей огибал зрителей, словно вода остров, у него получалось незаметно для всех приблизиться к основному скоплению, совсем невзначай, аккуратно и не привлекая внимания, будто бы он был тут с самого начала действа. Забывая прятать лицо под капюшоном, он приковал взор к огромному виртуальном экрану, где ранее женщина сообщила об отлете некоего Итана Майерса к орбитальной базе Кесслер под руководством Евгении Кос, а оттуда на экспериментальном аппарате он улетит к космической базе Точка. Но само имя не имело значения, пусть окружающие и роняли фразы под разным углом отношения. Кто-то высказывал недовольство, мол, вместо космоса надо бы ему заняться делами земными. Или же проскакивало неподтвержденное пророчество о начале катастрофы для всех: ведь, раз он покинул планету, то теперь руки развязаны, ну и все это как-то связано с ужасом Колкола. Хотя самым странным звучало простое неверие как в сам полет до Точки, так и в наличие Итана, решившего не показываться до момента прибытия. Неужели кто-то мог бы о таком лгать? Все это казалось ему несправедливыми наговорами. Но были и вполне приятные, отчетливо пересекающиеся с детским восхищением высказывания: настоящий герой, идущий на жертвы ради развития общего блага, ставя прогресс выше мелочных желаний продажных властей, при этом смог наладить работу ЦРТ в угоду помощи простым людям. К счастью, все это было лишь краткими всплесками, далекими от разжигания конфликта на улице.

Внезапно на экране появились четыре человека, у каждого свое «окно»: две женщины – Амара и Виктория и двое мужчин – Бертран и Грегор. Благодаря людям он сразу узнал: это – великая Четверка космонавтов. Они уже в космосе, на той базе, куда Итан отправится после Кесслера. Приятные лица по очереди делились с журналисткой информацией о подготовке организма Итана и причинах отсутствия его на экране, о стремлении создать новый двигатель на чистой энергии под названием «Звено», чем он займется в безопасном для человечества месте. Удивление перемешивалось с восторгом, даря девственно фантастическое возбуждение перед неизведанным, чарующим своей таинственностью. Как и полагается, время – это первое, что поддается искажению. Отсчет полета был им встречен удивлением скоротечности, сразу же подключилась паника из-за невозможности вживую увидеть запуск человека в космос. Хаотично оглядываясь, ища шанс лицезреть самолично, он подметил синхронность подобной реакции у других людей. Чуть пройдя вперед и свернув налево, на другую длинную улицу, вдалеке, там, где опускалось солнце, ракетоноситель начал плавный подъем. Сотни людей наблюдали этот красивейший момент благодаря архитектуре Мегаполиса, позволявшей лицезреть пересечение космической силы и тяги человека освоить эту силу. Последние лучи солнца накрыли его вместе со всеми через остаточный след двигателей сразу же, как Итан Майерс – герой в юных глазах – расставался с планетой.

Разделившие с ним это событие люди растворились в толпе под самые разные причитания, что, несомненно, могло привести к ненужному вниманию в адрес худого мальчишки, прятавшего лицо под капюшоном, сгорбившегося и совсем уж жалкого на вид. К сожалению, подобный мрачный фон этого места послужил развитию крайне неожиданного для него сценария, участие в котором виделось ему немыслимым, но что-то маленькое, но очень сильное внутри него не позволило игнорировать совершенно неожиданные события с одной несчастной женщиной. Она пыталась пробраться на ту же стройку, куда он сам держал путь. Думается, и проблем быть от этого не должно, но тут он со стороны услышал крик двух мужчин, переговаривающихся о местонахождении этой самой женщины, чью панику видно невооруженным глазом. Не желая встревать в пугающий своей непредсказуемостью конфликт, он очень хотел пройти мимо ровно до момента, как увидел грудного ребенка на ее руках.