Марой и хранители

– Мне редко кто пишет, – покосившись в сторону Ойлы, госпожа Делоне торопливо добавила, – разве что твоя матушка, да каталоги из Люмоса присылают. Так что не стесняйся и пользуйся ящиком, мой мальчик, напиши своей Дульсинее, чтобы она не беспокоилась за тебя.

Во время посиделок с Арманом в купальне, воспользовавшись его настроем на откровенность, спросил про госпожу Делоне, давно ли у неё появилась тревожность. Арман ответил, что года три назад, но среди всех значимых событий того периода не вспомнил ни одного, которое смогло бы подсказать отправную точку психоза.

И всё же сегодня крутилось в голове и другое подозрение, которое, возможно, не имело отношения к проблеме госпожи Делоне: почему в замке прислуга почти вся мужского пола?

Где симпатичные служаночки, с которыми для убедительности образа собирался поболтать, прижать какую-нибудь хохотушку к стене, чтобы прекратили называть малышом? Жаль, что Мариэль никогда не было дела до слуг, ни у себя дома, ни в гостях. Плохо, это было очень плохо – строить выводы на бездоказательных догадках. Поэтому Рене пока не мог связать особенность служебного штата и состояние Элоизы.

Тот свет, которым делился с женщиной, будто засасывало в воронку, как это было с раной на позвоночнике. Края затягивало, воронка пресыщалась на некоторое время и заполнялась, чтобы через сутки пожрать свет своей чёрной дырой. Эта загадка волновала и разжигала интерес. Если бы можно было остаться наедине с госпожой Делоне, проникнуть каким-то образом в её воспоминания… Но Рене никогда подобного не делал, последний эксперимент с тёмной магией закончился так себе, поэтому стоило десять раз отмерить решение перед окончательным шагом.

Ойла показала комнату, отведённую для Рене. Располагалась она по соседству с комнатой Армана, ближе, чем комната Вернера. Юноша улыбнулся: госпожа Делоне распорядилась предусмотрительно. Служанка перенесла одежду Мароя в его комнату, сумку он ей не доверил. Пожелала благостного вечера, намереваясь навести в комнате сира Марсия порядок, но Рене задержал её. Задал те же вопросы: когда Элоиза стала чувствовать себя плохо. Ойла, кося своим левым глазом к носу, пожала плечами, мол, странностей у госпожи Делоне всегда хватало. С первых дней служения Ойлы, то есть без малого одиннадцать лет.

Это уже было что-то. Стоило попытаться найти того, кто находился в замке дольше, чем Ойла… Рене чуть не хлопнул себя по лбу – Вернер! Конечно, он подходил! Да разве что вытянешь у старика, который явно невзлюбил Рене …

Оставшись один, отправил Жанетте послание: «Благостного дня, сестричка! И снова я. Давно не было от тебя известий. Жду ответа, твой братец Рене. Ажуте: волосы, что ты мне состригла, растут медленно, чему я очень рад».

В ожидании ответа достал клинок, устроился на кровати полусидя, чтобы неспешно рассмотреть филигранный рисунок филиграни на белой рукояти.

Ноль знаний об оружии. Ноль умения. И ноль представления, с чего начинать. Даже как правильно держать клинок – и то вопросы возникали…

Рене взялся так и эдак, представляя себе удары. Смешно… Единственный на сегодня доступный способ доказать, что ты мужчина, – это «прижать хохотушку к стене».

Такая злость на самого себя накатила, что поменял положение – встал на колени и прицелился в шкаф, где висели мужские костюмы. Светлые. На которых белый ремень и ножны смотрелись бы идеально. Но Рене не сможет это сделать в ближайшее время, примерно полгода, потому что стыдно. Стыдно иметь и не уметь пользоваться!

Размахнулся и запустил клинок, заранее зная, что тот плюхнется бесполезной железкой о дерево.

Пошёл поднимать с пола. Отойдя к окну, прицелился и бросил снова. Остриё ударилось о дверцу – и погремело вниз… Не обращая внимания на отклик в пояснице из-за резких рывков, пробовал снова и снова. Единожды лезвие воткнулось, горизонтально продержалось миг – и по знакомой позорной траектории…

– О, вот ты где! Мы тебя потеряли, – Арман заглянул в комнату в тот момент, когда Рене очередной раз подбирал с пола кинжал. – Что делаешь?

– Ничего, – пряча клинок за спину, Рене отступил к кровати, закрывая собой ножны и портупею.

– Я заметил твоё «ничего». Прячь сокровище и пойдём, все ждут только тебя в столовой.

– Я не голоден.

Арман втянул носом воздух:

– Хочешь, заберу то, что прячешь, малыш? Быстро переодевайся и на ужин! С тобой кое-кто хочет познакомиться ближе.

Исчез, плотно закрывая за собой дверь. Рене подумал: настырности этому “кое-кому” не занимать, послушание обойдётся себе дешевле. Перед уходом наложил две печати на шкаф с сумкой и, не переодеваясь, отправился в столовую. Ни перед кем выпендриваться Рене не собирался, даже внешний облик аристократа ещё заслужить надо было. На душе скребли кошки.

Увидев в столовой полный набор тех, кого сейчас меньше всего хотелось видеть, мысленно простонал: Антуан и Анри уже заняли места за столом. Братец – между Арманом и госпожой Делоне, явно находящейся в благостном расположении духа. Ленуар – в позиции, похожей на тот день, когда Мариэль сидела рядом. Дежавю какое-то…

Сир Марсий наиграно посетовал на то, что раненый, спавший двое суток, придя в себя, не оповестил никого, поэтому все продолжали верить, будто Рене находится в постели. И если бы не появившаяся к ужину сирра Элоиза, которая спросила, где её второй мальчик, все прочие, беспокоящиеся о Рене, находились бы в неведении.

Опоздавший пробормотал слова извинения и занял своё место. Его дурное настроение и отсутствие аппетита сразу прокомментировал инквизитор.

– Я перекусил час назад, благодарю, – Рене поймал взгляд Тео, прислуживавшего за столом, и подмигнул ему, – тем, что оставили в комнате.

– Всё ли вам понравилось? – двусмысленно прозвучал вопрос от сира Марсия.

– Да, благодарю.

– А рыба?

– Рыба особенно.

Антуан поперхнулся вином, и Арман, улыбаясь, постучал соседу по спине. Переглядки Ленуара и сира Марсия невозможно было не заметить, но шутить сегодня желания не было. Рене отказался от супа, попросил отвара. Поданная Тео жидкость показалась недостаточно горячей, и пришлось подогреть самолично. Глава семьи тут же поинтересовался состоянием огненного дара гостя, ибо вердикт доктора Майна вызвал озабоченность.

Если бы Рене знал, что, пока он спал, сначала Марсий в одиночку, а затем вместе с Ленуаром рассматривали его безмятежную белую ауру с голубыми разводами и редкими розовыми сполохами, – если бы знал, то не удивился. Но об этом расследовании не подозревал и Арман, удивлённо поднявший брови после вопроса отца.

Рене уточнил, к чему такое беспокойство, ибо его дар на месте и наполнен, как обычно. Рука Анри, рефлекторно полезшая в карман за очками и вернувшаяся на полпути назад, к тарелке, вызвала у Рене улыбку.

Арман тем временем нашёптывал Антуану на ухо, и загоревшиеся глазки братца ничего спокойного не предвещали. К Изель можно было не ходить – Арман поделился новостью о способности Рене делать из ледяной купальни волшебную парилку.

– Сир Анри любезно согласился составить вам, Рене, превизорское свидетельство для поступления в Академию и даже занести в реестр задним числом, ведь получили вы свой дар до второго октагона, не так ли? – Марсий небрежно расправлялся с закуской.

Снова дежавю… Рене покорно кивнул: «Хорошо».

– Мне лишь потребуется ваше полное имя, Рене, и подпись ваших родителей, – равнодушно подтвердил согласие Анри, но его бесцветный тон мог обмануть кого угодно, только не Мариэль.

Анри, без сомнения, уже отправил запрос в архив Нортона в поисках загадочной семьи Мароев, и это лишнее любопытство однозначно было несвоевременным.

– Хорошо, – повторил Рене, прихлёбывая мятный травяной отвар.

– Хорошо? – прозвучало эхо от главы семьи, тогда как сирра Элоиза встревожено замерла, переводя взгляд со спокойного Рене на мужа и зеленоглазого инквизитора, прекратившего жевать. – Тогда сегодня же составим свидетельство, и сир Анри самолично съездит с вами в Нортон за росписью родителей.