Опасные чувства

– Это ваши трудности, – так же спокойно продолжила Тори, – что там отказался делать Крис.

– Нет, девочка, – тихо и зло ответил режиссер. – Теперь это и твои трудности, что хочет делать Крис Браун. Он сказал, что будет сниматься только с тобой – а этот проект стоит таких денег, что заказчик наймет детективов, бандитов, ниндзя, черт подери, но ни тебя достанут из-под земли и привезут на студию! Детка, он отвалил за твой отдых столько денег, в конце концов, что на твоем месте я был бы элементарно благодарен за это! Черт!..

– Я не собираюсь потакать его капризам, – голос Тори окреп, она почти кричала в трубку, яростно и с ненавистью, – за жалкие подачки, ясно вам?! Никто не просил его делать это! Это его прихоть!

– Прекрати торговаться, – зашипел злой режиссер, – прекрати! Какие подачки?! Чертов извращенец, этот чертов Крис Браун выбил тебе контракт. Не обольщайся, ты не звезда первой величины, но и бесплатно ты работать не будешь.

– Что?.. – не поверила свои ушам Тори. – Контракт?!..

– Контракт! – передразнил режиссер. Раздражение и злость лезли из него, как лава из извергающегося вулкана. – Черт бы драл всех его протеже!.. Кто бы знал, как я устал от Оливий, Тори, прочих девочек, на которых он засматривается!..

Тори молча слушала, как он изрыгает проклятья, и лихорадочно соображала.

Мерзавец, расчетливый мерзавец Крис! Холодная, хитрая сволочь, слышащая только желания своей плоти! Тори отказала ему, четко обозначив причину, непреодолимое, казалось бы, препятствие: она никто. И Крис, пожав плечами, устранил его. Вот так запросто – раз, и нет. Подманил пальцем ее поближе, поблескивая внимательными темными глазами. И Тори знала, зачем он ее подманивает. От понимания того, что именно нужно Крису от нее пересохло во рту, уши наполнились звоном, так, что на несколько секунд ругательства режиссера были не слышны.

Контракт, вместо Оливии…

«То есть, наглец, ты мне еще и деньги предлагаешь, чтоб я спала с тобой!? Чтоб терпела твои укусы и залечивала синяки?!» – возмущенная, подумала Тори. Внутри нее все кипело от злости, и она хотела послать к чертям режиссера с его претензиями, контрактом и руганью.

Но тот вдруг сова заговорил приторно-сладким голосом, и Тори поняла, что сейчас Крис стоит рядом с ним и молча слушает то, что она ответит. Затаившись, выжидает. У нее мурашки пробежали по спине, так остро и ярко она почувствовала упрямство Криса и его бульдожью хватку. Он расставил сеть, силок, в котором она должна была запутаться, и пришел лично убедиться, что его вожделенная жертва поймана. Нет – он пошлет людей, и ее приволокут к нему, под самым благовидным предлогом.

И в этой неумолимой жажде, в этом молчаливом исступленном желании поймать ее, завлечь и подчинить себе было столько тяжелой силы, что Тори, чуя ее на расстоянии, угадывая ее, внезапно спасовала.

– Так ты приедешь?! – кричал режиссер, выходя из себя.

– Да, – шепнула Тори, вся дрожа от непонятной ей самой странной, гипнотизирующей власти Криса над нею.

***

Контракт был составлен наилучшим образом, без подвохов и подводных камней, и Тори, читая его, поняла, что над ним поработали юристы Криса, и это была не работа одного дня. Нет; очень легко представился ей Крис, набирающий номер юриста и велящий составить эти бумаги сразу после ее побега со студии. Крис дал ей убежать, да; но лишь затем, чтобы у нее было время успокоиться, а у него – сделать все, что он хочет. В частности, составить контракт, которым она была бы привязана к студии прочнее, чем веревкой. Это означало лишь то, что он не отпускал Тори ни на миг – ни из свои мыслей, ни из своих желаний, ни из своей жизни.

– Подписывай, подписывай! – нетерпеливо торопил Тори режиссер. – И за работу! Хватит уже прохлаждаться!

Тори замерла, нерешительно прикасаясь к бумагам.

Если она это подпишет… черт подери, ей придется снова надеть модельные вещи, задрать повыше юбку и усесться Крису на колени, а он только этого и хочет! У девушки сердце в груди замерло от одной только мысли, что его ладони снова коснутся ее тела. Ее рука с авторучкой нерешительно замерла на строке, где надлежало ставить роспись, и девушка уже было вывела на бумаге первую буквы своего имени, как друг за дверям раздался шум, грохот, словно кто-то споткнулся и упал, навалившись на двери.

– Пустите! – в верещащей за стеной женщине Тори узнала Оливию, да та и сама вскоре ввалилась в кабинет, кое-как справившись с дверной ручкой, которая никак не желала поворачиваться в ее неловких руках.

Оливия выглядела еще более удручающе, чем в первый раз. Волосы ее были начёсаны, наверное, неделю, лицо от постоянных возлияний отекло и походило на восковую маску. Одежда измята и испачкана, будто Оливия некоторое время спала прямо на полу. Некогда роскошная меховая шубка как-то неряшливо сползала с обнаженных плеч, словно растянувшаяся, засаленная вязаная кофта, мех потускнел и выглядел редким, побитым молью. При каждом ее движении по комнате распространялась тяжелая удушливая волна перегара и пота, да такая мощная, что Тори едва не вытошнило.

– Сучка! – выпалила Оливия, покачиваясь на нетвердых ногах. Ее отекшее лицо страдальчески скривилось, из глаз градом хлынули слезы. – Это все из-за тебя!.. Он из-за тебя меня отверг!

Оливия махнула рукой, и зажатая в ее кулаке бутылка с виски зазвенела остатками алкоголя, и режиссер заступил, закрыл собой Тори.

– Пошла вон! – рявкнул он, заметно волнуясь, переживая, что Тори, которую с таким трудом удалось уговорить, сейчас сорвется и убежит прочь. – Кто тебе виноват?! Посмотри на себя!

– Я не пила! – задушенным, трагическим пьяным голосом прошептала Оливия, стукнув себя кулаком в грудь и глядя в глаза мужчине с поистине вселенской скорбью во взгляде. – Боб, ты же знаешь – я три дня не пила! Я была как стеклышко, я была готова работать, а он меня отверг! Он не захотел меня, Боб! Потому что у него появилась эта подстилка, – Оливия махнула слабой рукой в сторону онемевшей от ужаса Тори и расхохоталась, но в голосе ее зазвенели слезы. – Свежая, с упругой задницей, вертихвостка! Он уже трахал тебя, а? Ты знаешь, как он это делает, крошка? Ты знаешь, как он метит своих женщин? Как животных! Как принадлежащих ему животных, как породистых сук! Своим личным клеймом!

– Заткнись! – прорычал режиссер, налетая на Оливию. Он обхватил ее за плечи и принялся выталкивать прочь, но она оказалась очень ловкой и сильной, даже с учетом ее состояния.

– Не рассчитывай на то, что он умеет любить! – орала Оливия, изо всех сил упираясь руками в косяки, не позволяя себя вытолкнуть. – Он умеет только хотеть и брать! Понятно?! И тебя он возьмет и сломает! Ты не выдержишь, ты не сможешь противостоять ему! Он использует тебя и выкинет, когда ты ему надоешь, ясно?! Он привык брать то, что ему нужно, а потом выкидывать, выкидывать!

– Пошла вон, пьянь!

Тори, потрясенная, молчала; теперь картинка складывалась, и кое-что из поступков Криса становилось понятным и логичным.

Оливия буквально орала о том, что когда-то они с Крисом были близки; любовниками, не только партнерами по общему делу. Это было ясно по тому, с какой одержимостью теперь эта спившаяся, опустившаяся женщина пытается снова привлечь его внимание. Она тосковала по нему; она скучала по его любви, по его ласкам, от которых теперь предостерегала Тори, она хотела его тело и ревновала – до лающих, сухих, как ее мертвая душа, рыданий ревновала Криса к его новой симпатии.

Видимо, и ей Крис причинял боль; и ее хлестал по обнаженным бокам и кусал в плечо – увидев, как Тори коснулась внезапно заболевшего места, Оливия пронзительно вскрикнула и забилась в истерике, упираясь всеми конечностями. Этого жеста было достаточно, чтоб она поняла – Крис пометил Тори как свою женщину, пометил ее своей страстью и болью. Самое страшное предчувствие Оливии сбылось – Крис нашел себе новую возлюбленную, все его внимание было устремлено к ней, и у Оливии не было больше ни единого шанса.