Страница 5 из 17
III
Первое ощущение — боль в груди. Не острая, разрывающая сердечную мышцу, как предупреждал Давыдов, испытавший эту боль в последний момент перед «переносом». Нет, здесь была другая — ползучая, отдающаяся по всему телу, пульсирующая тёмно-багровыми вспышками под веками в такт биению сердца. А ещё — ледяной холод, крадущийся вверх от кончиков пальцев, будто их зачем-то окунули в ведро с колодезной, только что набранной водой. Вот холод доползает до локтей, потом до плеч, проникает в грудную клетку, и…
Всё прекратилось разом: и холод, и пульсирующие в крепко зажмуренных глазах вспышки. И даже боль куда-то ушла — так, осталось что-то сосущее, тянущее в подреберье. «Кикимора под порогом завелась» — говорила старуха, в чьей халупе они скрывались несколько дней подряд, когда готовили выступление против петлюровцев. Дело было в Жмеринке, в девятнадцатом году, и его, помнится, поразила эта совершенно русская, деревенская баба, ветрами Гражданской войны занесённая с двумя малолетними внуками в еврейскую слободу, и вполне там прижившаяся.
…в самом деле — откуда кикиморы в Жмеринке?..
Потом ушла и кикимора, и больше никто не пытался присосаться к его подреберью. Яша для пробы пошевелил кончиками пальцев — они вообще есть или нет? Пальцы нашлись, и, кажется, были целы, давешний ледяной холод их пощадил. И только тут он сообразил, что сидит, закрыв глаза, и почему-то никак не решается их открыть.
…Ну, хватит трусить! Ясно ведь, что он просто трусит, боится увидеть перед собой мордоворотов в фуражках с малиновыми околышами. Лучше уж пусть будет кикимора…
Ни кикиморы, ни сотрудников ГПУ в комнате не оказалось. Не было и Гоппиуса в его вечно замызганном халате, зато сама лаборатория явственно ужалась: потолок опустился, стены сдвинулись, бетонный недавно пол теперь был покрыт пёстреньким линолеумом. А вот приборов прибавилось, и они сильно изменились: вместо железных ящиков с круглыми латунными шкалами и чёрными эбонитовыми рукоятками плоские панели, усеянные россыпями крошечных разноцветных светящихся точек. Лампочки? Но разве бывают лампочки размером чуть больше спичечной головки?
Шкалы на панелях тоже имелись — но не круглые, снабжённые металлическими стрелками, а прямоугольные, равномерно флуоресцирующие бледным голубым, зелёным или жёлтым светом. На них сменяли друг друга чёрные цифры, составленные из угловатых палочек. Их перемигивание сопровождалось тонкими ни на что не похожими писками и бульканьем — Яша затруднился бы сказать, кто или что может издавать такие звуки?
А прямо перед ним, на непривычного вида столике с колёсиками пристроился странный агрегат. Более всего он походил на альбом или книгу — плоскую, большого формата, распахнутую посредине так, что корешок стоял торчком, демонстрируя разворот страниц. Только вот страниц никаких не было: на внутренней стороне «корешка», обращённой к Яше, имела место плоская стеклянная пластина — экран, по которому разбегались яркие разноцветные загогулины и колонки цифр. Нижняя же сторона предстояла из себя клавиатуру, отдалённо похожую на те, которыми снабжены пишмашинки системы «Ундервуд». Только клавиши были здесь не круглые, на гнутых стальных рычажках, а плоские, прямоугольные, утопленные прямо в несуществующую страницу. Из боковой панели «книги», усеянной крошечными замысловатой формы углублениями, выходит жгут проводов и змеится по полу за спинку кресла.
..Кресла?..
Ну да, разумеется, он сидит на кресле — только в отличие от того, что стояло в лаборатории Гоппиуса, у этого не прямая, а слегка наклонная спинка и мягкое сиденье с подлокотниками. Яша поднял руку к голове — шапочка на своём месте, как и окутывающие её провода. На запястьях широкие чёрные браслеты из незнакомого материала, напоминающего кожу. Поверхность браслетов усеяна металлическими блестящими выступами, и от них за кресло тоже идут провода.
Яша повернул ладонь тыльной стороной вверх. Ага, вот и застёжка, обычная дужка с язычком. Он по очереди избавился от обоих браслетов, осторожно взялся за утыканную проводами полусферу и снял её с головы.
Ничего не произошло.
Он попытался встать, но ноги подкосились, и он плюхнулся обратно на сиденье, едва не уронив «шапку». Так, ничего страшного, видимо, последствия переноса…
«Переноса»? Значит, у него таки получилось? Судя по незнакомым приборам и, главное, по отсутствию ГПУшников — да.
…как же хочется пить! Язык, шершавый, сухой, едва помещается во рту. Яша попробовал облизнуть губы, но слюны не было.
Спасение от жажды пришло в виде бутылки, торчащей из круглого углубления рядом с книжкой-прибором. Браслеты с проводами больше не сковывали движений, и Яша с лёгкостью дотянулся до сосуда.
Бутылка оказалась на удивление лёгкой; её стенки под нажимом пальцев продавливались, словно сделанные их целлулоида. Да это, наверное, и был целлулоид — прозрачный жёсткий и вместе с тем упругий материал, толщиной меньше миллиметра. Воды в бутылке было примерно до половины; Яша с третьей попытки открутил ярко-голубую, сделанную из чего-то вроде жёсткой резины крышку и присосался к горлышку. Холодная вода буквально оживила его, придала сил, ушёл тонкий зудящий звон, навязчиво терзавший барабанные перепонки. Яша помотал головой, плеснул немного воды на ладонь, смочил лоб и щёки. Стало совсем хорошо. Он в два глотка выхлебал остатки воды, засунул обратно в гнездо. Поискал глазами, куда бы положить «шапку» и, не найдя, аккуратно, чтобы, не дай бог, не уронить хрупкую вещь, пристроил на край столика с прибором-книжкой. Три раза глубоко вдохнул, выдохнул — и встал, опираясь ладонями на подлокотники.
Подвал к Яшиной радости оказался не заперт, и даже крышка, прикрывающая широкий проём в полу одной из комнат, была откинута вверх и держалась на защёлке. Кое-как вскарабкавшись на ватных ногах наверх, он принялся бродить по дому. Обстановка была незнакомая. Например — зачем в спальне висит огромная, в половину стены, чёрная стеклянная пластина толщиной в пару сантиметров? Тоже экран? Похоже, что так, однако никаких кнопок и рычажков Яша на нём не нашёл — только хитрой формы углубления, усаженные металлическими штырьками. К некоторым из них были подключены провода, уходящие прямо в стену. Дача, типичная дача — за высокими окнами сад с яблонями, цветочные клумбы разной степени запущенности, вдоль низкого заборчика высажены кусты смородины и малины. На площадке перед домом, вымощенной шестиугольными серыми плитами стоит большой угловатый, похожий на фургон, автомобиль чёрного цвета — подобных Яше видеть не приходилось.