Страница 7 из 9
Глава 3
Пленных, захваченных обеими сторонами во время спецоперации, обменяли уже на второй день после нашей встречи с Вильгельмом Пятым — спецслужбы и дипломаты обеих стран сработали оперативно и качественно. А ещё через день немцы вернули всех ребят. Тут же на основании показаний самих курсантов тренировочных центров и информации, полученной от фон Лангермана, были составлены полные списки всех подростков, задействованных в проекте «Вархайт».
После того как все ребята, попавшие в эти списки, за исключением немцев, оказались на территории России, я наконец-то окончательно выдохнул и смог сказать, что операция «Возмездие» завершена. И что немаловажно, завершена успешно. А бабушка сразу же отпустила барона.
С ребятами усиленно работали, им восстанавливали память, выясняли, откуда они родом и, исходя из этого, по каждому принимали отдельное решение: кого-то отправляли домой, тем, кому было некуда ехать, предлагали остаться в России и поступить в различные магические академии, в основном военные. И всем стирали воспоминания о пребывании в Польше. Это не обсуждалось — ребятам объясняли, что это было главным условием их освобождения.
По легенде, которой все должны были теперь придерживаться, ребят похитили члены одной террористической группировки и готовили из них бойцов для своих отрядов. Эту версию сообщали и самим бывшим курсантам, после стирания воспоминаний о Польше, и их родным, если те находились. И никому не говорили количество освобождённых — по легенде их было не более двадцати — тридцати. Так как ребята между собой не пересекались, никто не мог высчитать общее количество спасённых.
Спасение ребят само по себе было приятным событием, но теперь я ещё и мог рассказать Милютину и Романову о том, что звонивший в английское консульство знал про Яроша. На самом деле я не подозревал в предательстве ни генерала КФБ, ни кесаря, но вот почему-то вбил себе в голову, что до освобождения ребят про Яроша лучше никому не рассказывать. Но теперь ребята были на свободе, а меня пригласили к трём часам на приём к Александру Петровичу. Всё как-то само собой подошло к тому, что тайну можно было смело раскрывать.
С утра я поехал в академию. Прошёлся по преподавателям: три зачёта и один экзамен получил автоматом, с остальными договорился, в какие примерно даты могу подойти, чтобы сдать. По дружелюбному отношению преподавателей было видно, что Анна Алексеевна поговорила со всеми. В Кутузовке и без этого преподаватели были замечательные и добрые, но теперь они стали ко мне ещё добрее. В какой-то момент мне даже показалось, что это нечестно — так сдавать сессию. Но потом я вспомнил слова Милютиной, что я своей работой на государство отрабатываю диплом, а экзамены по большому счёту — формальность.
После общения с преподавателями отправился на арену. Накануне Клим сказал, что у него будет бой, и я решил поддержать парня. Пришёл, посмотрел расписание. До поединка Клима было ещё три боя. Ни то ни сё: ждать — долго, уходить — можно не успеть вернуться. Пришлось остаться.
Я забрался на трибуну, устроился на скамейке и принялся наблюдать за неинтересными поединками незнакомых мне людей. Наконец-то дождался, когда на арену вышел Клим. Уже приготовился за него болеть, но боковым зрением заметил, как ко мне кто-то подходит и садится рядом. Это оказалась Аня. Княжна Васильева широко улыбнулась, поздоровалась и громко спросила:
— Вы не против, если я рядом с Вами посмотрю бой?
— Добрый день! — ответил я. — Конечно, не против. Присаживайтесь!
Аня уселась на скамейку, взглядом, полным азарта посмотрела на арену и негромко произнесла:
— Рома, мне нужна твоя помощь.
— Княжна, Вам лучше обратиться за помощью к Вашему жениху, — ответил я. — Денисовы — влиятельный род, они…
— Я обращаюсь к тому, кто вытащил меня с Восточного, — перебила меня Аня. — Не делай такое лицо, не привлекай народ. Да, я всё помню. И про Польшу, и про нас с тобой. Мне нужна помощь, Рома. Я в опасности. В большой опасности.
Видимо, я действительно в этот момент выглядел нелепо, но этому было объяснение — я очень удивился. Точнее, не удивился, а пребывал в шоке — я просто не мог принять тот факт, что Аня всё помнит о нас с ней и о Восточном.
— Что случилось? — спросил я, совладав с эмоциями.
— Я не могу здесь и сейчас тебе всё рассказать. Надо встретиться в другом месте.
— Ещё раз? — спросил я, невольно усмехнувшись.
— Только вот этого не надо! — сказала Аня обидевшись. — Я тогда была ни при чём. Пожалуйста, помоги мне. Кроме тебя, мне не к кому обратиться. Да и не сможет никто другой помочь.
— А здесь точно никак нельзя поговорить?
— Мы уже и так слишком долго общаемся, а там разговор не короткий.
— Хорошо, — согласился я. — Где и когда? Есть идеи?
— Да. На углу Рогатицы и Большой Московской есть ресторанчик «У охотника». Я там была один раз с родителями. Он небольшой, но очень уютный, разбит на кабинки. Мне будет туда удобно добраться, и там сможем поговорить, не опасаясь чужих глаз.
— Хорошо. Во сколько?
— Я могу с шести до восьми.
— Ну тогда давай в шесть, чего тянуть?
— Договорились. Я позвоню туда, забронирую кабинку на это время на имя… — Аня призадумалась, выбирая имя. — На имя Ольги.
— Если не получится забронировать или решишь перенести, позвони мне или хотя бы напиши, — попросил я.
— Тогда дай мне номер своего телефона, — сказала Аня.
Я продиктовал номер, мы распрощались, и княжна Васильева ушла, а я остался, чтобы уже окончательно переварить тот факт, что Милютин Ане память не затёр. На автомате я посмотрел на арену — там приводили в чувство лежащего без сознания Клима. Он проиграл, а я даже не заметил как. Впрочем, мне теперь было не до Клима.
*****
Мила очень любила пальмы. Одним из самых ярких воспоминаний её детства был поход с родителями и сестрой в тропическую оранжерею ботанического сада Санкт-Петербурга. Мила тогда была слишком мала, чтобы запомнить детали, в её памяти отложилось лишь то, что в тропической оранжерее было очень красиво. А самые яркие эмоции девочке подарила пальма — высокая, с мохнатым стволом и короной из больших зелёных листьев на макушке.
Эта пальма произвела на Милу такое сильное впечатление, что после похода в ботанический сад девочка целую неделю каждый день рисовала диковинное растение. И ещё она попросила папу водить её в ботанический сад хотя бы раз в три месяца. Папа пообещал. Но выполнить это обещание у него не получилось. Вскоре после этого родители погибли, и детство у Милы закончилось. Любовь к пальмам тоже постепенно сошла на нет — было не до них.