Страница 35 из 105
Вода выглядела очень мирной в вечернем свете, отражая потемневшее небо. Несколько расширившихся кругов на поверхности указали Найлу, что в нем водится рыба. На отмели ниже берега, на котором он стоял, он увидел плавное движение большой форели. В голову пришла мысль, что, если он используя свою волю также эффективно как капитан, поймает рыбу себе на ужин. Подумав, — "Почему нет?" — он уставился на форель и сконцентрировал энергию мыслеотражателя. Он почувствовал, что его разум вступил в контакт с рыбой, и почувствовал ее сопротивление, так же, как если бы он схватил ее рукой.
Мгновение спустя, рыба дернулось и стала неподвижной. Пораженный неожиданным результатом, Найл обернулся через плечо. Капитан стоял позади него, смотря вниз с удовлетворением на оглушенную рыбу. Он подошел к озеру и присев в ритуальном поклоне спросил Найла:
— Вам нравится рыба?
— Очень. Но люди предпочитают, ее еще и готовить.
Паук, очевидно, не представлял что значит "готовить", и следующие полчаса, смотрел с любопытством, как Найл собрал сломанные сучья и сухие листья. Он был еще более заинтригован попытками Найла зажечь огонь, используя кремний. Найл часто смотрел, как повар зажигал огонь на кухне, но теперь должен был признать, что это не так легко как выглядит. Наконец, склонившись над сухими листьями, чтобы исключить слабый ветерок, и ударяя кремнем один о другой, Найл заставить листья тлеть, а потом заполыхать огнём.
Капитан спросил:
— Но разве Вы не можете сделать этого своей волей?
— Нет. А ты можешь?
Паук ответил:
— Я думаю смогу.
Он очевидно никогда ничего подобного не делал. И теперь с видимым усилием сосредоточился на куче листьев пытаясь сильно сконцентрироваться. Впервые Найл видел, что паук так напрягается. Примерно через минуту тонкая струйка дыма поднялась вверх. Найл был впечатлен. Ему никогда не приходило в голову, что усилием воли можно зажечь огонь. Хотя теперь Найл ясно припоминал ощущение теплоты, когда он с усилием сосредотачивался, как сейчас на форели. Это чувство напомнило ему о теплоте, которая возникала если подуть в рукав.
Костер Найла весело потрескивал, но от попавшего в глаза дыма выступали слезы. Было много сухой древесины на земле, и пламя скоро стало опасно горячим. С точки зрения капитаны все это — ненужное баловство. Он не понимал, почему Найл собирается испортить совершенно хорошую рыбу, распотрошив огонь и бросив её туда, на раскаленные угли. Рыба между тем стала издавать аппетитные шипящие звуки. В то время как она готовилась, Найл сделал себе длинный прут, отрезав ветку от дерева, и отломал от нее меньшие ветки, пока не осталась одна на более широком конце, толщиной в большой палец. Зацепив этим крючком рыбу он вытащил её из углей, не давая совсем обуглится.
У дерева, из ветки которого он вырезал прут, были густые красные листья, которые составляли шесть дюймов шириной. Из дюжины листьев Найл сделал самодельную скатерть, на которую перетащил горячую рыбу. Он разрезал почерневшую кожу ниже жабр, обнажив розовую, хорошо приготовленную мякоть. Он обжег пальцы, отрезая большой кусок, но он был еще слишком горяч, чтобы его есть. Десять минут спустя, посыпав солью, Найл его съел с почерствевшим хлебом. Это было восхитительно. Когда он поел, то мысленно поблагодарил мать за то, что не забыла положить соль, без которой мякоть будет слишком жирной. Он запил еду ключевой водой.
Капитан поудобней устроился с другой стороны огня, поджав ноги, под себя. Подул холодный ветер — Найл предположил, что в горах пошел снег — и тепло костра было весьма кстати. Рыба была настолько большой, что Найл оставил больше половины. В любом случае, жар от углей был не в состоянии пропечь ее середину, которая была все еще сырой. Найл заметил, как капитан наблюдает за всем этим с интересом. Он предложил ему попробовать приготовленную на углях рыбу, и был удивлен, когда паук с готовностью согласился. Паук держал форель между двумя когтями, и ел ее как кукурузу в початке, пока не остались только кости. Тогда он свернулся в клубок и расслабился, его когти, были сложены на его надутом брюшке. Очевидно Найл ошибался, и не все пауки испытывают неудобство питаясь перед людьми. Объяснение этому, вероятно, состояло просто в том, что капитан вырос в провинции, где манеры были другими.
Сальные руки причиняли Найлу неудобство. Он пошел и вымыл их в озере. Возвращаясь назад к огню, Найл собрал сухой валежник — его было просто найти, поскольку он всюду валялся под ногами. Потом Найл достал спальный мешок, отмечая, что он все еще слабо пах слизняком, и что беловатая пыль посыпалась из него, когда он встряхнул его, чтобы расстелить его на траве. Найл лег на него, и пристроил свой рюкзак под голову как подушку.
Расслабившись в отсветах потрескивающих веток, которые он подбросил в пылающие угли, Найл с интересом, отметил, что между ним и пауком установился особый контакт, который достигается только между людьми, которые знают друг друга долгое время. А они только встретились несколько часов назад. Это дало ему внезапное понимание того, каково это быть пауком, находясь в непрерывном контакте с разумами других пауков.
Конечно, это было не абсолютно непрерывное взаимодействие, иначе каждый отдельный паук просто погибнет, получая миллионы телепатических сигналов от товарищей. Но факт оставался фактом — каждый паук всегда знал о своего рода неопределенной, размытой массе, которая была коллективным разумом всех пауков в мире. И сила паука во многом происходит от огромной мощи этого коллективного разума.
Напротив, каждый человек существовал всегда один, в своего рода тюремной камере. Взаимодействие с собратьями было сравнительно слабым. Это то, почему люди настолько слабы и почему люди так быстро начинают скучать. Чтобы поддерживать себя в тонусе люди должны находить настоящий момент интересным и захватывающим. И потому люди испытывают недостаток в более глубоком смысле их собственного существования.
То, что произошло с Найлом, превращало его в другой вид человека, тип, который мог фактически совместно использовать умы других существ, как пауков так и людей-хамелеонов. Каждый день он все больше ощущал изменения, которые постепенно происходили в нем.
Когда Найл уже начал засыпать, его разбудила птица, которая пролетела низко над огнем. Все, что он увидел, поскольку она быстро исчезла в темноте, было два белых пятна, как будто она тащила двух меньших птиц. Когда она возвратилась снова, он увидел, что вытянутые белые пятна были на концах очень длинных перьев, которые выросли по краям крыльев. Симеон когда-то показывал ему похожую птицу, когда они шли в темноте в городе жуков-бомбардиров. Он назвал её козодоем.
Когда птица возвратилось в третий раз, летя так тихо как сова, капитан сбил ее на землю волевым ударом. Захотев ближе рассмотреть перья на крыльях, Найл сказал: "Извини меня."
Когда он наклонился к дергающейся птице, которая была размером с ласточку, он заметил что-то, что заставило его всмотреться. Вокруг одной из ног, выше ступни, был крошечный черный кружок, сделанный из некоего глянцевого материала. Птица не была дикой, имея метку ее владельца. На мгновение Найл подумал, что она, возможно, прилетела из города жуков-бомбардиров, где некоторые из людей содержали птиц, как домашних любимцев — у ребят Доггинза даже были голуби на чердаке. Тогда он подумал, что вряд ли кто будет держать ночную птицу как домашнее животное, и кроме того город был на расстоянии более ста миль.
Птица прекратила двигаться, и была очевидно мертва. Найл спросил паука:
— Почему ты убил ее?
— Я знал, что с ней было что-то не так.
Найл указал на черный кружок.
— Я думаю, что это — шпион.
Они посмотрели друг на друга, и так как каждый мог прочитать мысли другого, дальнейших комментарий не требовалось.
Найл наконец сказал:
— Он ждет нас.
— Да, — сообщил капитан, — За исключением этой мертвой птицы.
Найл подумал:
— Она была ценным наблюдателем. Но у Мага, вероятно, много шпионов.