Страница 1 из 3
========== Часть 1 ==========
Остаётся одно:
по земле проходить бестревожно.
Невозможно отстать.
Обгонять —
Только это возможно.
Иосиф Бродский. От окраины к центру
Взрослые встают на педали, потому что больше не могут — даже эргономичное седло или специальный чехол рано или поздно так натирают зад, что поездка на велосипеде превращается в сущую муку. Но не мальчишки. Те в своей наивной тяге поскорее вырасти и откусить от всякого запретного плода, поднимаясь на педалях и вытягивая в струну гибкое пружинистое тело, ощущают себя стройными, сильными, почти могущественными. Взгляните на этого пацана на массивном, не по размеру, велике с высокой рамой. Он обозревает окрестности, как король свои владения, напрягает шею, выпячивая подбородок, и заглядывает за горизонт. Там, за границей промзоны, где трубы комбината возносят к облакам перпендикуляры чёрного дыма, он видит целый мир с искрящимися на солнце реками, асфальтовыми дорогами, ведущими в бесконечность, до самого Крыма, бетонками и грунтовками, теряющимися в таинственных дебрях. Он, мальчик, поднявшийся на педали, — законный правитель этого чарующего края, готовый вступить в права наследования. Он летит над миром и чувствует, будто крылья разворачиваются за его спиной. И мир признаёт своего владетеля. Вспугнутые голуби взлетают по обе стороны колёс, алкаш дядя Вася на вечном карауле у «Пятёрочки» почтительно присвистывает и сплёвывает в мазутную лужу изжёванный окурок, пожилая толстуха с сумками, набитыми товарами «Последняя цена» и «Красная цена», резво отскакивает к бордюру, и велосипед въезжает в бездонную лужу, поднимая салютом фонтаны брызг, что взлетают до небес и оседают на щеках слезами счастья.
Этой весной Костик наслаждался свободой. Ещё в прошлом году ему разрешалось кататься на велосипеде только в парке Мусы Джалиля в сопровождении старшей сестры. Ирина пешком сопровождала его до парка, там покупала себе кофе, раскрывала ноутбук и погружалась в «работу», предоставляя Костика самому себе, благо что здесь на велосипедной дорожке было относительно безопасно — надо только следить за беременными, которым время от времени взбредало в голову прогуливаться по территории велосипедистов, уткнувшись в телефон. Кто их знает, за что эти женщины, пугающие Костика своими неестественными габаритами и отблесками безумия в глазах, принимали аляповато намалёванный на растрескавшемся асфальте силуэт велосипеда. Иногда на дорожку просачивались собачники, и Костик уже смекнул, что опасаться следует маленьких тварей, которые, заливаясь пронзительным лаем и высоко подпрыгивая на уродливых кривых ножках, норовили вцепиться в щиколотку. Если демоническое создание подходило слишком близко, Костик, преодолевая искушение одним пинком закинуть его в кусты сирени, просто задирал ноги в стороны и вверх, позволяя велосипеду вывезти его на безопасное расстояние.
Велосипед у Кости был тяжёлый, с высокой синей рамой, жёстким седлом и двадцатью одной скоростью. Костя называл его Ньюросс — не от слова Россия, конечно. Он тогда только прочитал неадаптированную версию «Дон Кихота» и, хотя половину не понял, всё равно находился под впечатлением. На синей раме сверху Костик выцарапал цифру четыре — он считал, что это его счастливое число. Костику нравилось, что рама высокая, пусть мама и Ирина твердили, что это опасно и неудобно и что в наше время ничего нет предосудительного в низкой раме, которую раньше называли женской. Костику удалось настоять на своём, и он ничуть не пожалел об этом. Задирая ногу, чтобы усесться на седло Ньюросас, он будто бы расправлял крылья, после этого лететь, даже в гору, было легко и радостно. Кроме того, к раме можно было привязывать разные полезные предметы. На раму можно посадить друга. Впрочем, друга у Кости ни в прошлом году, когда купили велосипед, ни этой весной не было.
Зато в этом апреле он распрощался с Мусой Джалилем и с тягостной опекой старшей сестры и получил разрешение кататься в Коломенском парке. Этот парк он освоил быстро, и мама с Ириной, подробно расспросив его несколько раз, убедились, что Костя гуляет именно там, и оставили его в покое. Взрослым было не до него. Мамин отдел переводили на дистанционку, и мама, всегда настаивавшая на том, что, переступая порог дома, мы должны оставлять работу за дверью, пребывала в, мягко говоря, раздражении. Ирина, соорудив себе гору бутербродов с маслом и колбасой, посыпанной сверху сахарным песком, и налив в поллитровую кружку с надписью «Кровь моих врагов» крепкого кофе, удалялась в свой угол и на несколько часов выпадала из реальности, просматривая фотографии, сделанные дронами. Она заявляла, что внезапно наступившая ранняя тёплая весна вызвала массовое появление подснежников, и Костя знал, что подснежники — это потерянные трупы людей, всю зиму пролежавшие под белым одеялом, и что Ирина ищет их, потому что на её куртке нашито «ПСО» и она дала обет найти всех пропавших без вести. «Ты знаешь, Костян, что самое тупое, что человек может сделать, собравшись в лес, — это надеть камуфляж?» — спрашивала Ирина, тыкая пальцем в Костин нос, по случаю ранней весны обильно покрывшийся ярко-рыжими и розовыми веснушками. Костя соглашался, ему и в голову не приходило спорить с старшей сестрой. Она всегда была права и знала если не всё на свете, то — где можно найти истинную информацию обо всём на свете. «То-то же, — довольно хмыкала Ирина. — А то вот так нарядятся, что никто не заметит, заблудятся в лесу, ищи их потом сто лет. И знаешь что? Обыкновенно этих любителей камуфляжа находят, только когда все листья с деревьев опадут. Уже холодненькими и объеденными лисами». Тем апрелем они разыскивали пропавшего мальчика, но камуфляж был ни при чём. Мальчик вышел из дома на занятия джиу-джицу, одет он был в тёмно-синий спортивный костюм и красную куртку UNIQLO. После его исчезновения прошло уже три дня. Ирина говорила, что теперь они ищут тело по фотографиям, постоянно доставляемым дронами. Костя в своей детской наивности полагал, что с ним такого никогда не случится. Даже несмотря на то что он с некоторых пор перестал кататься по Коломенскому парку. Никто не знал, как далеко он ездит.
***
Не то чтобы кто-нибудь обидел или напугал его, просто в один прекрасный момент Костик понял, что перерос этот способ прогулки на велосипеде — нарезать круги, пусть даже и очень большие. Его манил путь, прямой, как стрела, ведущий в бесконечность и отрицающий и замкнутость, и возможность повторения. В идеале надо было бы сесть на велосипед и ехать прямо куда глаза глядят, не сворачивая в сторону и не возвращаясь. Но для такого отчаянного поступка у Костика пока не хватало духу.
Костик миновал крытую площадку для городков, через маленькую боковую проходную выехал на Каширское шоссе и устремился в сторону, противоположную дому. Каширка, Варшавское шоссе, Большая Тульская, Павловская, Подольская улица… Он очнулся только в конце Пятницкой, когда, ведомый болезнью всех заядлых велосипедистов — стремлением вперёд, перемахнул небольшой каменный мост через канал, выгнувшийся кошачьей спинкой над мутной водой, на которой мерно покачивались утки вперемешку с пластиковыми бутылками, обрывками бумаги и какой-то пеной, словнонекий бездельник долго стоял у перил и плевал в воду. Светофор светил зелёным, и было похоже на то, что перед ним спускали мост, приглашая пересечь сухой ров, утыканный смертельными остриями, и войти в цитадель. Костик въехал на Москворецкий мост и ахнул: перед ним будто из-под земли вырастала во всём своём ренессансном великолепии праздничная громада Василия Блаженного. Небо было пронзительно-ясным, солнце, ещё не закатное, но уже клонящееся к западу, играло на золоте и зажигало особым, нежным, пастельным цветом разноцветные грани, купола и колонны. Костик во всей полноте осознал, что содержали в себе слова о «непотребной девке» из стихотворения Дмитрия Кедрина «Зодчие». И если раньше Костик интересовался исключительно тем, кто такая эта непотребная девка и чем она занимается, то теперь он твердил заворожённо, пробуя слова на вкус и наслаждаясь им: