Страница 7 из 10
Я заметила, как он сжал кулаки, выдавая тем самым свое отчаяние, которое никогда бы не признал вслух.
– Я не прошу понять мой поступок – ему нет оправдания. Прошу лишь понять, почему я тебе не признался.
Я подняла на него взгляд. Последнее, что мне было нужно – это выслушивать его оправдания. Но не слушать я почему-то не могла.
– Ника, я как тебя никого не любил, – выдавил он с видимым трудом. – Ты ведь знаешь… И страх потерять тебя буквально отключил мне мозги. Я знал, что ты подобного не простишь.
Он вдруг подался вперед. Аккуратно забрал из моих рук стаканчик с кофе, поставив его рядом. Накрыл ладонями мои и с молчаливой мольбой сжал.
– Не могу, не хочу верить, что все вот так закончится. Из-за какой-то одной ошибки! Не могу тебя отпустить…
Он сжал мои руки сильнее, почти причиняя боль. Впрочем, не столь сильную, как его слова.
– Мы же столько прошли вместе, – продолжал он говорить. – Неужели это ничего для тебя не стоило?..
Я резким движением выдернула свои руки и встала.
– Стоило, – откликнулась с горечью. – Это стоило мне всего – любимой работы, друзей, здоровья. А в ответ я не заслужила даже твоего доверия.
Стянув с себя плащ, я кинула его Артему. Но он отбросил его прочь, поднявшись следом за мной.
– Я тебя не отпущу, – повторил твердо.
Поразительно, но его настойчивость, когда-то меня покорившая, теперь пугала. Вероятно, потому, что стала отныне нежеланной.
– Урок номер раз, Орлов, – проговорила я устало. – Не все в этой жизни решаешь только ты.
И пока он переваривал это заявление, я быстрым шагом пошла прочь.
Глава 7
Машина обнаружилась на парковке с западной стороны парка. Я занырнула в салон, только теперь ощутив себя в безопасности, словно простой кусок железа мог отгородить меня ото всего плохого, оставшегося снаружи.
Артем на этот раз за мной не пошел. И это, наверно, было к лучшему.
То, что он отступил, то, что не стал давить, сейчас странным образом говорило в его пользу. Словно чувствовал – именно теперь его настойчивость может сделать только хуже.
Но и без его физического присутствия здесь я все равно ощущала себя так, будто Артем незримо был рядом. Несмотря на то, что это была моя машина, некоторые мелкие детали неумолимо напоминали о муже – зарядка его айфона, едва уловимый аромат вишни с пассажирского сиденья, забытые им в бардачке солнечные очки…
На глаза снова навернулись слезы. И, словно вторя моему настроению, по крыше машины жалобно застучал давно назревавший дождь.
Я зло стерла зачатки слез с глаз. Не время раскисать. Время доказывать, что еще способна на что-то самостоятельно.
Только сейчас я поняла, что не задала мужу самых банальных вопросов – как долго это все продолжалось? Спал ли он с ней с тех пор? Как представлял теперь наши дальнейшие отношения в свете открывшейся многолетней лжи?..
Но спрашивать обо всем этом означало бы, что я допускаю мысль о том, чтобы его простить.
А я не знала, смогу ли. Я сейчас вообще ничего не знала, полностью сбитая с ног, потерянная и как никогда одинокая.
Счастливые моменты, привычные детали жизни переплетались с осознанием лжи и измены, разъедались невыносимой болью, как кислотой. Любовь и страх потери боролись внутри меня с недоверием, ощущением себя преданной. И все хорошее, что связывало нас столько лет, теперь было запачкано и отравлено простым фактом: меня обманывали. И если он лгал в чем-то одном, как я могу быть уверена, что от меня не было скрыто что-то еще?..
Я прикрыла глаза, борясь с удушливой болью. Мне не найти сейчас ответов на свои вопросы. Со всем, что случилось, нужно просто сжиться, переварить, переболеть. Сейчас я ничего не могу решать.
Но кое-то решить все же следовало незамедлительно. Например, где мне теперь жить?
Я вспомнила, что кое-какие собственные средства, заработанные еще тогда, когда я давала концерты, должны были остаться у меня на счету. Я никогда не откладывала деньги на черный день, предпочитая жить здесь и сейчас, но кое-что должна была все же сохранить.
Я открыла приложение своего банка и с облегчением убедилась, что небольшой запас средств у меня еще есть. На это вполне можно было снять скромное жилье и протянуть месяц-другой. Но если оставаться реалистом, то стоило признать – неизвестно, когда я снова смогу вернуться в профессию. Возможно, мне это не удастся вовсе. И тогда придется искать какие-то иные пути и другие способы заработать себе на жизнь. И один бог знал, на какой срок это все растянется. Следовательно, я вряд ли могла позволить себе траты на отдельное жилье.
Тяжело вздохнув, я была вынуждена признать – у меня нет другого выхода, кроме как попроситься обратно к матери.
– Только ничего не говори сейчас! – взмолилась я буквально с порога, предупреждающе выставив перед собой ладони, когда мама открыла мне дверь.
Я боялась, что она сходу приступит к нотациям, но этого не последовало. Пропустив меня в квартиру, мама лишь оглядела меня с ног до головы и поинтересовалась:
– Что с твоими волосами?
Я кинула взгляд на себя в зеркало – волосы были не самым ужасным из того, что предстало моим глазам. Да, прическа безнадежно растрепана, а макияж – размазан, но помимо этого имелся еще помятый и местами грязный костюм, прямо в котором накануне и уснула.
Я поморщилась при виде того, на что была похожа. И почему-то вспомнила глаза Артема – он смотрел на меня также, как всегда. Не замечая моего ужасного внешнего вида, он смотрел, казалось, прямо в душу. Его взгляд заставлял забыть о неопрятности и жалкости собственного облика.
Внутри снова шевельнулись сомнения, зароненные словами подруги. А будет ли кто-то еще смотреть на меня так, как Артем?..
Я отмахнулась от этой мысли. Я слишком уязвима сейчас, слишком ранена.
– Пора бы покраситься, цвет освежить, – продолжала, тем временем, мама.
Я стояла перед ней, разбитая и расхристанная, а ее волновало только то, что мои волосы поблекли. Впрочем, я была ей за это даже благодарна. Все лучше, чем говорить о том, почему я вообще приехала.
– Да… потом, – ответила ей рассеянно.
– Ты надолго?.. – поинтересовалась она в ответ и я, готовясь к неизбежным вопросам, сказала:
– Пока не знаю.
Но комментариев не последовало. Вместо этого мама произнесла:
– Я тебе ванну наберу, помоешься.
И я с благодарностью кивнула. Мне было уже тридцать три года, но здесь, в старой квартире, где провела большую часть жизни, я снова чувствовала себя ребенком. И это было сейчас именно то, в чем я действительно нуждалась. Именно то, чего неосознанно искала.
Сбросив с себя грязную одежду, я нашла в шкафу старую футболку и шорты и с облегчением их на себя натянула. Словно сбросив костюм, бывший свидетелем моего кошмара, сбросила с себя и часть тяжелой ноши, давящей на душу.
Мой взгляд пробежался по знакомой обстановке и замер, наткнувшись на старое пианино. Влекомая тягой, над которой не властны были обстоятельства и долгие дни простоя, я подошла к инструменту и с любовью коснулась полированной черной крышки. На этом пианино я когда-то училась играть.
Приподняв крышку, я устроилась за инструментом и нерешительно занесла пальцы над клавишами. Руки дрожали, желая и одновременно боясь прикоснуться.
Сколько же лет я не играла! С тех самых пор, как…
Четыре года назад
Муж хмуро смотрел на то, как я упаковываю в чемодан свои вещи. Его неодобрение читалось во всей его позе, молчаливым упреком витало в воздухе.
Вздохнув, я положила в чемодан еще одну блузку и выпрямилась, посмотрев на Артема.
Мы были женаты вот уже полтора года. Полтора года, похожих на сказку, которую омрачало только одно – Артему не нравились мои отъезды на гастроли.
Он сам прекрасно зарабатывал. Дела его фирмы, занимавшейся строительством, шли хорошо. И, по мнению мужа, не было никакой нужды в том, чтобы я работала.
Но я просто не могла иначе. Я любила его, но мне было важно оставаться отдельной личностью. Было важно что-то из себя представлять, а не просто быть женой предпринимателя.