Лисья тень

– Но я ведь только наполовину кицунэ, – напомнила я. – И всю свою жизнь прожила с монахами. Я и не знаю, как быть лисой.

– Не знаешь, как быть лисой? – Тануки-баба откинула голову и рассмеялась так, что из пасти брызнула слюна. – Бедненькая кицунэ, – ехидно протянула она. – Слишком долго ты прожила с этими людишками – так долго, что заразилась их «человечностью»! – Она с негодованием взглянула на меня. – Пойми, ты лиса. Тебе вовсе не нужно учиться быть кицунэ. Ты уже кицунэ.

– Но…

– И не надо мне сказки рассказывать про эту твою «людскую сторону». – Тануки-баба оскалилась, обнажив острые желтые зубы. – Даже капли крови ёкая достаточно для того, чтобы полностью подавить в себе людскую природу, если ты того хочешь. Нужно всего-навсего решиться жить только как кицунэ, а не как человек.

Решиться жить только как кицунэ? Как это? Есть ли для этого особый ритуал? Мне вспомнились слова Дэнги о том, что природа ёкая во мне затмевает людскую природу. Может быть, именно этого боялись монахи? Того, что я превращусь в ногицунэ, злобную дикую лису, обожающую страх и хаос и охотящуюся на людей при любой возможности?

Я с трудом сглотнула.

– Но что, если мне не хочется жить только как кицунэ? – спросила я, и Тануки-баба нахмурилась. – Что если мне нравится быть получеловеком и полулисой?

– Значит, ты просто дурочка, – резко ответила она – И все твои старания впустую. Быть человеком очень трудно, лисенок. Даже у людей это плохо получается. Людской мир полон ненависти, предательств, печали и смерти. Он невыносим для большинства ёкаев и ками. Все, что так ценят люди – любовь, честь, сочувствие, понимание, – нам, ёкаям, совершенно без надобности, ведь оно приводит к страданиям и отчаянию. Куда проще оставить все человеческое и стать кицунэ. Мир духов и ёкаев куда проще мира людей.

– Я не понимаю, Тануки-баба.

– Само собой. – Тануки-баба помотала косматой головой, но ничего объяснять не стала. – Ты еще лисенок и совсем не знаешь мира. Но узнаешь. Непременно узнаешь, если продолжишь попытки удержать в равновесии две свои природы. Со временем ты разберешься, каков на самом деле этот людской мир, и поймешь, что лисой быть куда проще, чем человеком. – Она опустила голову и повела кончиком носа. – Что ж, чашки опустели, рыба вся съедена. Значит, пора спать.

Я встала и поклонилась старой тануки: не стоит спорить с привычками пожилых ёкаев.

– Я пойду домой, – проговорила я, отступая назад. – Монахи, наверное, уже ждут меня со своими нотациями. Спасибо за чай и за разговор, Тануки-баба.

Уже у двери старая тануки окликнула меня. Я обернулась: приземистое пушистое создание сидело посреди огромных куч мусора, и желтые глаза светились в полумраке.

– Лисенок, – проговорила она. – Ты ходишь по краю пропасти. – В ее голосе послышались предостерегающие нотки, но я не понимала, от чего она хочет меня уберечь. – Находиться на границе между царством духов и царством смертных очень непросто. Но помни, ты всегда можешь отказаться от своего человеческого «я», если станет невмоготу. Для кицунэ – даже если она полукровка – это куда проще, чем стать обычным человеком.

Я по-прежнему не вполне понимала, к чему она клонит, поэтому молча кивнула и вышла, скользнув в сумеречную лесную тишину.

И тут же поняла, что что-то не так.

Пока я сидела у Тануки-бабы, в лесу стемнело и стало пугающе тихо. Затихли птичьи песни и возня мелких животных в траве, а на смену им пришло жуткое безмолвие. Лесные ками исчезли, будто их и не было, и лес стал каким-то безжизненным. Между деревьями сочился новый запах, от которого волоски у меня на затылке встали дыбом. Ядовитый, резкий запах дыма.

Я понеслась через лес мимо оврага, через ручей и заросли бамбука и наконец вернулась к пруду. За серебристо зеленой стеной листвы я увидела ночное небо с бледным полумесяцем и алые всполохи на западе.

Сердце екнуло. Густой черный дым, напоминавший жуткого дракона, поднимался над верхушками деревьев. Он змеился и плыл все выше, застилая собой звезды. Он клубился ровно над тем местом, где стоял…

– Наш храм!

5. Демоны в бамбуковых зарослях

Я был уже близко.

Хотя я отправился в путь верхом, у меня ушло несколько дней на то, чтобы добраться до территории Клана Земли и гор Ниваки, где, как мне сообщили, располагался храм Тихих Ветров. Земледельцы, живущие в долине у лесистых гор, провожали меня удивленными взглядами, пока я ехал мимо распаханных полей и крытых тростником хибарок по извилистой тропе. Двое маленьких детей с явным любопытством побежали за моей лошадью, но когда они уже почти нагнали меня, обеспокоенные взрослые поймали их. Странствующие самураи явно были диковинкой в этих краях, а уж тем более воины Клана Тени, поэтому крестьяне предпочитали держаться от меня подальше. Одет я был в точности как самурай Каге – на мне были штаны хакама и черная рубашка хаори с белым полумесяцем на спине. Снаряжение шиноби я на всякий случай убрал в седельную сумку, хотя воинам тени запрещено было разоблачаться перед чужаками. Я собирался перелезть через стену храма, бесшумно, словно юрэй[14], если меня не пустят, но пока что притворялся самураем, странствующим в поисках мудрости по святилищам Ивагото.

Худой крестьянин в рваной одежде и с тряпкой, повязанной на голове, опустил глаза в придорожную грязь и низко поклонился мне, когда я приблизился. Я остановил лошадь и посмотрел на него, точнее, на его лысину.

– Храм Тихих Ветров тут рядом? – тихо спросил я.

– H-hai, мой господин! Езжайте прямо по этой дороге, храм будет на самой вершине горы, – торопливо ответил крестьянин, не сводя глаз со своих сандалий. Только плечи его заметно напряглись.

– Спасибо.

Я натянул поводья и поскакал дальше, оставив позади деревушку и углубившись в лес. Дорога делалась все у́же, извилистее и опаснее. Судя по всему, монахи из храма гостей не любили и принимали весьма редко. Наверное, им просто нравилось медитировать и заниматься науками в одиночестве, подальше от этого суетного мира, – а может, они что-то прятали и защищали.

Близился вечер. Тени удлинились, а тропа почти пропала из виду, прячась под травой и кустами, словно лес оскорбляло вторжение чужаков. Но меня научили замечать все скрытое и невидимое, и мрак не был мне преградой. Я продолжил путь и проехал мимо зарослей бамбука и высоких деревьев, на которых висела священная веревка, знаменующая, что здесь живут ками.

Хакаимоно встрепенулся в моем сознании. Я остановил лошадь и прислушался, силясь уловить что-нибудь помимо вздохов запыхавшегося животного подо мной. Лес вокруг был тих и спокоен, тени заволокли почти все, кроме нескольких пестрых пятен закатного солнца.

С предельной осторожностью я слегка ослабил контроль над мечом и ощутил вокруг себя страх и учащенное сердцебиение множества живых существ. Чего они хотели, напасть на нас? Из кустов впереди послышалось негромкое шуршание, и моя лошадь вся напряглась и застыла как вкопанная.

В следующий миг из-за деревьев, треща ветками, выскочило перепуганное стадо оленей и понеслось на меня. Мой пульс мгновенно подскочил, а лошадь с громким ржанием встала на дыбы. Она хотела пуститься вскачь, но я удержался в седле, сжав коленями ее бока и натянув поводья, смог ее остановить. Она дрожала и то и дело фыркала, прижав уши к голове, пока олени проносились мимо нас в лесную чащу. Хакаимоно вспыхнул, и я с усилием усмирил еще и демона внутри себя.

Когда лошадь успокоилась, я тихо вздохнул и вдруг почувствовал в воздухе едва уловимый запах дыма. Присмотревшись, я заметил черный вихрь, поднимающийся над кронами деревьев, и пустил лошадь галопом. Мы неслись по тропе, и в моем сознании жарко пульсировал Хакаимоно, чувствуя приближение кровопролития – и смерти.

Воздух стал мглистым и отчетливо запах горящим деревом. Внутри у меня все сжалось. Подняв глаза, я увидел в небе бледно-красное свечение. Маленькие лесные создания – кролики, белки и другие зверьки – спешили нам навстречу, торопясь убежать как можно дальше, и моя лошадь, вновь испугавшись, заартачилась. Я с силой ударил ее пятками под ребра, и мы продолжили путь. Я понимал, что ее напугал вовсе не огонь. В лесу ощущалось чье-то присутствие. Но кто бы ни прятался здесь, я никак не мог допустить, чтобы мне помешали исполнить мою миссию. Я должен был достать свиток.

14

В японской мифологии – призрак умершего человека.