Хозяин

— Никогда не предполагал, что тебе так долго удастся дурачить своих соплеменников, — говорил эльф, поигрывая ножнами своего маленького меча. — Испуг делает проницательным каждого, а людей напугать проще всего. Почему же, боясь всего, даже твоего уродства, ваши не разглядели в тебе чужака?

— Напугать можно чем-то действительно страшным, — возражал Лука, с трепетом поглядывая в сторону человека в темном плаще — явно человека, а не лесовика, молчаливо сидевшего немного в стороне и не поднимавшего головы, прикрытой широкополой шляпой. Рядом скрывалась в сером мраке огромная фигура оборотня-луперка. Это был явно волк, судя по мощным челюстям, волк в начальной стадии перерождения. У людей-леопардов лица в этих стадиях становились другими, более плоскими. — Я не представляю ни для кого угрозы, — добавил он, чтобы быть до конца понятым.

Говорить после стольких лет молчания было непривычно, язык ворочался с трудом. Его отвлекала и пугала необычность происходящего. Как по камням через ручей, мысль Луки прыгала с эльфа на молчавших человека и оборотня, тут же — на темную стену леса, а потом натянутые луки кентавров, клыки оборотней и ядовитые клювы химер заставляли голову пустеть в ожидании самого худшего. Больше всего тревожила мысль: как он так внезапно решился сорвать с себя маску глухонемого? И почему перед лесными и незнакомцем, впервые им встреченным? Может быть, потому, что лесные никогда не смогут попасть в город, чтобы рассказать о нем, а человек был пилигримом и, значит, не интересовался тайнами простых людей?

— Если не угрозу, так объект вожделения, — внезапно нарушил молчание оборотень. С лязгом вытащив меч из ножен, он протянул в сторону Луки тускло блеснувшее лезвие. — Смотри, я когда-то возжелал этот меч, и теперь он мне исправно служит. А еще я могу возжелать кролика, и мне не трудно его поймать. Ты долго прятался; обмануть тех, кто хочет быть обманутым, проще простого, но есть слепцы, а есть зрячие. Твое время пришло, или пришел тот, кто возжелал тебя… как я когда-то меч или недавно кролика.

Высоко в небе скользнула тень возвращающегося домой летуна. Луна скрылась за холмом, звезды окончательно растворились в посеревшем небе.

— Вы смеетесь надо мной, — медленно проговорил Лука. Он старался не смотреть на то, как ловко прятал оборотень меч в ножны.

— Вот уж нет, — начал было эльф, но его перебил оборотень.

— Не стоит тянуть, но у нас мало времени.

Он протянул руку в сторону человека, до сих пор не обронившего ни слова.

— Мы не представили брата Эдварда, пилигрима и знаменитого охотника за чужими судьбами.

Незнакомец вежливо снял шляпу, и Лука увидел его лицо. Бросились в глаза длинный крючковатый нос и прядь волос, закрывавшая правый глаз. Другой холодно и остро сверкал в свете Луны.

— Рад нашему знакомству. Я уверен, наши пути еще не раз пересекутся. Мои друзья — луперк Лок и эльф Сэм — много рассказывали о вас. Может быть, они и ошибаются в частностях, но в общем-то они правы: от вас многого можно ожидать.

— На что я годен?.. — с удивлением сказал Лука. — Это шутка…

— …Это чья-то шутка, — с усмешкой прошептал Лука, поднимая глаза на городскую стену, где между изломов бойниц, свесившись, наблюдали за ним головы Федора и Марка. Первое, — самое досадное, — кто-то в городе разгадал его, разглядел в нем молчаливого наблюдателя, затем каким-то образом договорился с лесными и разыграл. Другое: лесные сами решили развлечься, прочитав его мысли. Лесные это могут, это не трудно. Теперь он, Лука, трясется от предчувствия возможных последствий, а эльф и волк трясутся от смеха. Третье: пилигрим, плетя свои тайные сети, решил использовать самого бессловесного — его, Луку. Четвертое: горожане не только разгадали его давний обман, но епископ даже готовит заседание Суда Святой Инквизиции… А лесные, узнав об этом, развлекаются, наблюдая распри среди людей… Ничего не понятно. И что делать?

Он тяжело поднялся по лестнице. Марк помог преодолеть последние ступеньки, а Федор подтянул вверх лестницу. Закрепив рычаг, Федор выпрямился. Поворачиваясь, он бросил взгляд вниз и закричал. Лука едва не повернулся, чтобы посмотреть на причину испуга стражника, но многолетняя привычка и напряженные нервы сейчас помогли превозмочь испуг. Если бы не Марк, ударивший его по плечу и дав тем самым повод повернуться, он так бы и ушел.

Оба воина смотрели на мрачную орду лесных бойцов, молча приближающихся к городским стенам. Остановившись вне досягаемости полета стрелы, темная масса стала растекаться в стороны, оба вражеских крыла охватывали город с двух сторон, а в небе, воскрешая ночь, надвигались клокочущие сизо-черные тучи гарпий и химер. Заглушая поднявшийся вой врагов, завыли сирены с других постов, пронзительные вопли отозвались внутри стен, вскоре послышался топот ног, отдельные крики, звон оружия и доспехов — город просыпался раньше времени.

Глава 6

Все кончилось, так толком и не начавшись. Едва члены Братства заполнили собой городские стены — пошумев, поволновавшись, но скоро установив порядок, когда каждый нашел свое место, — как тут же лесной сброд стал проявлять активность: летающая часть дикого воинства пала на город, встретила рой стрел, тут же потеряла несколько подстреленных тварей и немедленно отпрянула к лесу. Следом тут же ретировалась сухопутная часть, причем в том же порядке, в каком и начала демонстрацию своих сил, — крылья втянулись в плотный ком, тут же покатившийся к лесу. Словом, ясно: это была не война, а какой-то непонятный маневр.

Лука, нашедший место обзора на ступеньках башенки, видел упрямившихся косматых и коренастых мутантов, вооруженных топорами и рогатинами, которых подгоняли быстрые кентавры. Эти хотели драться и не желали отступать. Ближе к лесу от основной группы отделились и быстро покатились к деревьям козлоногие фавны, успевшие притомиться от неопределенности странной войны. Проклюнувшийся диск солнца бросил розовый луч на последние ряды коричневой армии, быстро растворившейся в зеленой стене леса.

Луку, пробиравшегося сквозь толпу, раздраженно толкали. Он нашел брошенный в стороне хворост, а также мешок с медом и разряженными батареями. Снова взвалив поклажу на плечи, он побрел к зданию Суда и резиденции епископа. На душе было тревожно. Встреча с лесными и пилигримом взволновала его сильнее, чем он хотел себе признаться. А главное, он не испытывал того страха, который должен был присутствовать в нем. Временами им неожиданно овладевала надежда. Словно бы сама жизнь — налаженная, успокоившаяся и вполне безопасная — сделала явную попытку доказать, что судьба может быть иной: возбуждающей, тревожной, с возможностями перемен, теплого ветра, иных радостей. Лука вдруг осознал, что с детских лет, с той поры, когда раз и навсегда принял решение отгородиться немотой от других, чтобы как-то сохраниться, хоть и в стороне, на обочине общей жизни, — с тех самых пор он изменился, сам этого не заметив. И то, что тогда, в детстве, возбудило бы ужас, сейчас порождало новые чувства, порождало надежду.