Семя скошенных трав

— Не убивай меня, — прошептал Ши совершенно белыми губами. — Пожалуйста, русский, не надо… я десять тысяч дам…

— Тихо, — улыбнулся Кранц. — Потом поторгуемся.

Он довёл Ши до нишки, в которой стояли кофейный столик и два кресла, и в одно из этих кресел усадил, так и не отпуская его руки. Я думаю, захват был совершенно чудовищный, потому что Ши даже не пытался дёргаться, он шёл и сел, как загипнотизированный.

А Ливэй знаком подозвал меня:

— Ксин, постой тут, ты мне нужна. Господин Чанг показал бы красивую женщину.

Я оглянулась на Кранца — и Кранц кивнул чуть заметно. Я подошла. А Ливэй активизировал информацию со своей флешки.

Рядом с нами появилась поразительно точная, исключительного шедийского качества, голограмма, изображающая весёлого Чанга. Увидев это, настоящий Чанг закатил глаза; я думала — он сейчас упадёт в обморок.

Ливэй, глядя на него, поправил голограмму. Поменял цвет рубашки, взлохматил световому Чангу чёлку — и так же вопросительно взглянул на Кранца, как и я минуту назад.

— Добро, — сказал Кранц. — Второй этап.

Лицо у Ливэя сделалось вдохновенным. Он что-то сделал с центральной директорией; потом уже я поняла: включил общую трансляцию для всего персонала станции.

— Проверка профессиональной подготовки службы безопасности! — весело сказал световой Чанг голосом Чанга настоящего — и фамильярно, как он это делал, положил руку Ливэю на плечо. — Даю персоналу четыре минуты для эвакуации в защищённый сектор. Отдел, который справится быстрее всех, получит премию в размере двух месячных окладов; проигравшим придётся заплатить штраф. Время пошло, — и тут же вспыхнуло красное аварийное освещение и взвыла сирена.

Механический голос, отлично слышный даже в кабинете Ши, мерно сообщил:

— Угроза атаки из космоса! Всему персоналу немедленно укрыться в защищённом секторе!

Поддельный Чанг удовлетворённо улыбнулся и отрубил трансляцию. Голограмма мигнула и пропала.

Кранц ослабил хватку — и настоящий Ши прошептал, глядя мимо него, на Ливэя:

— Служба безопасности останется на местах. У тебя ничего не выйдет, выродок.

Ливэй улыбнулся. Я поразилась, каким он выглядел юным и счастливым, искренне счастливым.

— Ты думаешь, я не знаю корпоративные правила, уважаемый начальник? Впрочем, мы ведь можем и проверить!

Он фокусным, артистическим жестом вытащил откуда-то из пачки световых файлов и развернул подробную карту — видимо, всей базы. Карта, начерченная зеленоватыми мерцающими линиями, была тёмной, только в одном небольшом помещении горело яркое созвездие множества голубых точек.

— Видишь, Чанг? — радостно сказал Ливэй. — Вот они все.

— Это их идентификаторы? — спросил Чанг с ненавистью и тоской. — Так они есть не у всех.

— Нет, глубокоуважаемый учитель, яйцо ты тараканье, — Ливэй сиял. — Это биометрия, которую считывают датчики слежения. Смотри, — и показал на две сиротливые точки в сравнительно небольшом квадрате. — Это мы с тобой. А русского и Ксин нет, на них у нас в архиве нет данных.

— Ты дьявол, — выдохнул Ши.

— Четыре минуты прошли, — улыбаясь, сказал Ливэй и тронул движок на световой шкале.

И мы все почувствовали, как дрогнул пол.

— Ты — дьявол! — заорал Ши, дёрнулся вперёд, но Кранц легко толкнул его обратно в кресло. — Что ты творишь, опомнись!

— Я не хочу, чтобы кто-то из твоих псов нам помешал, — сказал Ливэй. — Просто надёжно их закрыл, на всякий случай… Скажи, грязь, ты хотел убить меня сегодня или только ноги об меня вытереть?

Чанг смотрел на него с дикой ненавистью.

— Ноги вытереть, — улыбнулся Ливэй. — Хотел сперва проверить новые разработки, по биоформам. Убедиться, что я передаю готовый и работающий проект. Потом убить, да?

— Да знал бы я… — начал Ши и задохнулся.

— Ливэй, — сказал Кранц, — всё хорошо, но не увлекайся. Третий этап.

Ливэй взглянул на него с теплейшей улыбкой, с какой-то даже братской нежностью:

— Конечно, Вениамин. Я же помню.

Он смахнул карту, с той же фокусной ловкостью прошёлся по рабочей панели, как по фортепианным клавишам, и вызвал наружные видеокамеры. Открыл картинку с одной — и я увидела, как та самая субмарина медленно и плавно входит в тот же ангар, где стоял катер.

— Они приехали, — сказал Ливэй весело. — Пойдём встречать?

— Открой дверь, Чанг, — сказал Кранц.

По лицу Ши прошла судорога.

— Мы вместе подохнем здесь, — прошипел он сквозь зубы. — Пароль пришёл на мой личный идентификатор, уродцы.

Ливэй громко, по-мальчишески, расхохотался:

— Дурак! Какой же ты дурак! Дурак с деньгами и связями — учили-учили, но так и остался дураком! И меня таким же дураком считал, вот же умора!

Он так искренне смеялся, что даже мы с Кранцем невольно улыбнулись.

— Смотри! — Ливэй вытащил запароленный файл и щёлкнул по нему пальцем. — Это ведь твоя личная директория, да? Сейчас тёмная сила Гу заставит её открыться! Раз! Два!

Чанг скрипнул зубами.

— Ой, твои счета! — воскликнул Ливэй. Он ужасно веселился.

— Ливэй, — с полуулыбкой сказал Кранц, — открой дверь, а потом любуйся на тайны босса.

Ливэй сделал якобы магический пасс — стальной заслон медленно пополз вверх.

— Перекинь план на мой планшет, — сказал Кранц. — И на планшеты Юла и Лэнги — вот сюда. Ты сделал всё просто прекрасно, теперь начинается наша работа. Вставай, Чанг, отсюда надо уходить.

— Я не пойду, — прошептал Ши, вцепляясь в подлокотники кресла.

— Ладно, — кротко сказал Кранц. — Тогда я убью тебя здесь.

Ши вскочил — и мы все вышли из его рабочего кабинета. У меня здорово отлегло от сердца: я думала, что всё уже практически кончилось.

Увидев шедми, Ши шарахнулся в сторону.

— Это он? — спросил пилот. — Он распоряжался здесь?

— Да, Ринхэй, — сказал Кранц. — Присмотри за ним.

Кажется, в тот момент Ши пожалел, что Кранц не убил его в кабинете — но ничего уже нельзя было изменить. Мы шли в тот сектор, где эти гады содержали детей.

Вот там и начался настоящий кошмар.

— Если не можешь, не ходи, — сказал Юлька. — Мы уже здесь. Хочешь, я возьму камеру?

— Ты запись запорешь, — сказала я, и он больше не предлагал.

Кажется, он понял, что тут у меня личное. Смотреть — и вычищать из себя остатки иллюзий. Смотреть — и осознавать.

Белые сухие шкурки на базе штатников — это было ещё полбеды сравнительно. Потому что это был циничный жест, запугивание, унижение — преступление, совершённое одними разумными существами против других. Это был кусок войны, жестокость войны — мерзкая, но понятная. А тут был просто… фармакологический концерн… обычное промышленное предприятие. Где детей шедми разделывали, как любое химическое сырьё.

Аккуратно и методично.

Не было ничего страшного в этом сияющем стерильными стальными и стеклянными плоскостями цехе. Автоматическая линия, снабжённая теми сверхточными манипуляторами, какие обычно используются в нейрохирургии, за сейфовым бронестеклом, двигающаяся не быстрее, чем минутная стрелка старинных часов, после многих сложных процедур разливала по крохотным ампулам капельки белёсой, чуть голубоватой жидкости, запаивала эти ампулки и ставила их в небольшие пластиковые боксики. Ливэй погладил бронестекло рукой:

— Эмбриональный препарат, — сказал он с лёгкой даже дрожью в голосе. — Чище этого — нет. Та самая Небесная Хризантема, Вениамин. Формула бессмертия и вечной юности. Божественного бытия. Не знаю, есть ли на Земле что-то дороже.

Ши кинул на ампулы затравленный, жадный и безнадёжный взгляд, как Скупой Рыцарь — на ключи, когда уже валяется на сцене, умирая.

Ещё две линии, с таким же роскошным оборудованием, двигались побыстрее — и ампулы в боксиках стояли чуть больше.

— Эти — попроще, — сказал Ливэй. — Потому что сырьё де… — и запнулся, содрогнувшись. Заметил, что на него смотрит Ринхэй.

— Договори, — приказал шедми бесстрастно.

Ливэй облизнул губы и кивком показал на ряд секционных столов, оборудованных по самому последнему слову: