Семя скошенных трав

Между тем Рубен, который ходил посмотреть на склад станции, вернулся с вполне хорошими новостями.

— На запасы провизии никто не польстился, — сказал Рубен. — Океан Второй — чудная планета, девять месяцев зима, остальное — лето, в мерзлоте наверняка что-то осталось вполне пригодным в пищу, там всё во льду. Можно проверить.

Генка и большая Аня притащили по несколько контейнеров с концентратами.

— Вопрос, годно ли для детей, — сказала большая Аня. — Надо проверять. Но если да, то это будет куда лучше, чем искусственная пища, а больше ничего мы им прямо сейчас предложить не сможем.

— Это запаковано для длительного хранения, — сказал Антэ. — Но чтобы быть вполне уверенными, спросим Данкэ, он скажет наверняка.

— Склад — самое целое помещение, — сказал Рубен. — Людей еда шедми не заинтересовала. Ангары, конечно, пустые, и стеллажи… там оборудование лежало или что… но именно пищу не тронули. Правда, синтезаторов нет. Они были?

— Конечно, — Бэрей даже удивился вопросу. — Это была отлично оборудованная станция.

— Наших интересовали все технологии, — сказал Рубен. — Там гнутого гвоздя не осталось.

На лицах шедми не отразилось ровно ничего. Они знали, что так будет, не удивились, а если и огорчились, то не подали виду.

— Наверное, здесь больше нечего делать, по крайней мере пока, да? — спросил Юл. — Надо посмотреть детский корпус. Сперва приготовим жильё для ребят, а потом будем думать, как быть с этими печальными руинами.

— Верно, — согласился Бэрей. — Разве что надо будет пригласить сюда Данкэ. Может, он сумеет открыть сейф в медблоке — нам необходимо проверить консервы.

Андрей тут же принялся всех организовывать, Белла побежала за доктором Данкэ, остальные ушли в детский корпус, туда собирался и я, но Бэрей придержал меня за локоть.

— Мне не хотелось говорить при людях, которых я мало знаю, — сказал он вполголоса. — При женщине Вере. Но ты должен быть в курсе.

— Я думал, ты не веришь и мне, — признался я.

— Ты — человек Вадима, — сказал Бэрей. — Мы рассчитываем на вас. Нам нужно обследовать нижний этаж и выход в океан.

Я чуть растерялся.

— Прости, дружище, — сказал я, — тут мы вам не помощники. Нижний этаж затоплен, ты же видишь, а вода чертовски холодная. Градусов пять, наверное, а то и ещё холоднее. Да даже если бы тёплая была — у нас ничего нет ведь, ни аквалангов, ни другого оборудования для подводных работ. Космические скафандры не подходят…

Бэрей неожиданно улыбнулся:

— Вот именно.

— Погоди… погоди-погоди. Что ты имеешь в виду?

— Что у людей и раньше его не было. Хорошего оборудования для подводных работ, — сказал Бэрей, продолжая улыбаться. — Я уверен, они не совались на нижние этажи.

— В ваш проход в океан? Скорее всего, нет. Что им там делать? Опасно и не особенно принципиально. То, что они искали, было наверху, а не внизу, ты же видишь — их лаборатория интересовала, а не особенности вашей национальной архитектуры.

— Так я и думал, — сказал Бэрей удовлетворённо. — У ваших учёных, которые работали на Океане Втором, наверное, было кое-какое оборудование. Насколько я понимаю, вам тут нужны не просто акваланги, а гидрокостюмы. Но я сомневаюсь, чтобы ими пользовались военные.

— Угу, — сказал я. — Тут ведь был наш космодесант или «котики в космосе», как я понимаю. Вряд ли среди них затесались специалисты по дайвингу — да и что им в этом океане ловить?

Бэрей толкнул меня плечом — обозначил практически братскую симпатию.

— Вам не надо лезть в холодную воду, Алесь. Мы сами слазаем и поглядим. Но мы просто обязаны осмотреть нижние помещения — именно потому, что военные явно туда не спускались. Нам не понадобится сложное оборудование. Только дай мне фонарик.

— Конечно, смотрите, — сказал я, отстегнул от пояса чехол с фонариком и протянул ему. — Если найдёте что-нибудь ценное, я здорово порадуюсь.

Бэрей сложил ладони в знак согласия и пошёл к своим товарищам — договариваться об осмотре нижнего этажа. Я не стал путаться у них под руками: у нас, людей, было полно дел и на суше. Только не утерпел, взглянул, как Лэнга и Антэ, скинув форменные комбезы Армады, легко, как в тёплый бассейн, вошли в эту тёмную тихую воду на месте лестницы вниз. Их было видно ещё с минуту — их движения сопровождало пятнышко бледного света; вскоре всё исчезло во мраке.

Мне было не отвязаться от мысли, что это холодно и опасно. Любой человек, нырнув туда вот так, без оборудования, умер бы от остановки сердца максимум через пару минут. Невольно примеряешь на себя — и пробивает озноб. А ведь я отлично знаю, что для шедми это нормальная температура, и дыхание они штатно задерживают минут на двадцать-тридцать. Но всё равно…

— Не беспокойся, Алесь, — сказал мне Бэрей, и я ощутил себя курицей, ужасно встревоженной судьбой утят на пруду. — С ребятами всё будет в порядке. Я присмотрю. Иди, а то, чем больше ты смотришь на воду, тем больше волнуешься.

Я хлопнул его по спине:

— Смотри, я на тебя надеюсь! — и ушёл помогать людям.

На детский корпус военным было наплевать.

Они, конечно, его проверили, но взять тут ожидаемо оказалось нечего. Некоторые гамаки для бельков даже ещё висели между стоек. Толстые мягкие шнуры, из которых они были сплетены, промёрзли насквозь. Спальные мешки старших, скрученные в рулоны, когда-то лежали вдоль стены, но военные разбросали их по всей спальне, видимо, проверяя, не спрятали ли шедми в них оружие или что-нибудь ценное. Здесь, в детской спальне, было гораздо трагичнее, чем в лаборатории: на полу ещё валялись игрушки, в угол закатился мячик, на распотрошённом спальном мешке лежала большая кукла-белёк с отпечатком десантного ботинка на пушистом животе. Я никак не мог отвлечься от мысли, что тут когда-то жили дети и что, скорее всего, эти дети сейчас поголовно мертвы. Разбирал спальники и боялся увидеть пятна крови.

Не увидел. Здесь никого не убили. Мы ещё не знали, где люди расправились с маленькими обитателями этой станции — но это случилось не в спальне.

Мы принесли с модуля аккумулятор и подключили к нему обогреватели. В окна был вставлен прозрачный пластик, а снаружи их закрывали буранные ставни, всё оказалось цело. Вскоре температура в помещении поднялась до десяти градусов — наикомфортнейшая температура для шедми, рекомендованная для детей. Приводили тут всё в порядок, чистили спальники пароочистителями, вымыли пол и окна, подобрали игрушки… работали практически молча.

Как-то не шли слова с языка.

И вдруг мы услышали шум и голоса: кто-то пробирался внутрь детского корпуса. Я вышел из спальни посмотреть — и увидел ребят-шедми. Они все были одеты очень легко. У меня сорвалась мысль, что дети, наверное, мёрзнут, но тут же вспомнилось, что для шедми нынче стоит тёплый весенний денёк. Пришли три пацанёнка с лысыми головами и пара девочек — как я понял, самые храбрые.

Они казались подростками, довольно высокие, плотные ребята — но я знал, что подростков в земном понимании среди них практически нет, в действительности им, по нашим меркам, лет по девять-десять. Перелиняв, дети-шедми растут стремительно, быстрее наших детей.

Высоченный парень, — почти по плечо взрослому мужчине, — с уже появившимися маленькими бивнями, в безрукавке с пушистой меховой оторочкой, с несколькими амулетами на шее и тиснёным ремешком на запястье, решительно подошёл ко мне. Такой юный воин под защитой высших сил.

— Это ты — Алесь, да? — спросил он серьёзно и хмуро. — Тари велела нам идти сюда и помогать. И чтоб мы спросили тебя.

Ага, я приметный. Видимо, очень забавный для них: взрослый дяденька, у которого так и не выросла грива. А умница Тари, подозреваю, прислала их не столько помогать, сколько знакомиться. И это мудро, надо отдать ей должное.

— Я Алесь, — сказал я. — А ты кто?

— А я — Хэдртэ с Атолла, — сказал он официальным тоном.

Помимо прочего, народ с Атолла славится совершенно непроизносимыми для большинства хумансов именами, остатком древнего языка Детей Коралла.