Полузвери

— Решение очевидно. Даже убив одного из своих детей, Александра Нольд безоговорочно заслуживает наказание смертью! — Я открыла глаза и увидела Версилию, — это она говорила за всех. — Казнь! Выдрать ей горло завтра же! И похоронить чудовище вне семейной земли! Ее телу место в яме! Неупокоенной и проклятой всеми родами и всеми поколениями! Самой Великой Пра-Матерью!

Зашумело. Отдельными возгласами что-то о некромантах, отдельными — что полузверь может стать отцом… и я не могла понять, какая ярость и противление мешалось с этими фактами, а что относилось только к желанию наказать преступницу. Только я и Нольд парой, и Лёна со своим Кармином стояли молчаливые и спокойные, а Хельга громче всех с ревом оглашала приговор. Невероятное ощущение — видеть статных, богатых женщин, при лоске ухоженного вида, и кожей ощущать себя в пещере, полной диких зверей.

— Свидетели свободны. Осталось последнее — мы должны решить, кто будет присутствовать на исполнении. Палач — Артур Один, судья, я — старшая матриарх, Хельга Один, и две…

Нольд вывел меня в коридор, и за нами же вышли Лёна с южанином.

— Подождите пока, а ты — пошли на разговор. С глазу на глаз.

Кармин без тени робости посмотрел на Нольда, задрав голову, и кивнул. Оба отошли далеко — размах этажной квартиры позволял. Я шепнула:

— Так ты замуж выходишь?

— Через две недели, как ему восемнадцать будет.

— Счастлива?

Лёна издала утробное и мурчащее «р-р-р» и улыбнулась так нежно, что померкли все тяжелые черты лица.

— Витольд, наш собрат, помог с освобождением — одна подпись, и он здесь… а Ян уже нашел семью Кармина. К счастью, все живы, хоть им и очень трудно пришлось жить в эти два года. Связался, отправил им деньги, много, порадовал новостями о сыне и брате. Теперь все будет у нас хорошо. У всех нас… и я не сомневалась, что проклятие рано или поздно спадет. Чудо, что ты беременна! От полузверя! Как бы тебя не избрали сразу нашей старшей над кланами, когда Хельги не станет, — ты сверхженщина.

— Я некромантка.

— Доказавшая, что способна дать жизнь. Веками бесплодное семя приросло лишь в твоей утробе. Мужчины стаи, как узнают, все рехнутся.

Меня чуть-чуть покоробило от «семя», «утроба», но Лёна этими эпитетами награждала. А из-за «рехнуться» — вспомнила про Яна. Версилия здесь, его бабушка. А мать? Кто-то из этих женщин наверняка она, и ей, в отличие от Алекс не было никакого наказания за отказ от седьмого сына. Не убийство, конечно, но все же… бесчеловечность в этом поступке тоже была.

— Злата про Яна вспоминает?

— Вряд ли. Носится по всей квартире, не зная, куда энергию девать, и только о великом будущем для некромантов болтает. Уже на завтра ждет атомного взрыва в сознании человечества. И никакого тщеславия, богиней себя не мнит, говорит — все будут такие, истинные.

— Про Вилли знаешь?

Лёна кивнула.

— Я не справилась с поцелуем… надо было Морса спросить, почему, но в тот день забыла. Вилли бы погиб. Отголоском, но мне стыдно и страшно, что все могло кончится ужасно из-за меня.

— Не надо о прошлом. Думай тоже о будущем.

И девушка тронула широкой ладонью мой пока плоский живот.

Обратно вел машину Ян, а я навалилась на Нольда и заснула. Голова шумела, эмоции были где-то на дне, но настолько намешанные и задавленные, что из-за них и устала. Перегорела без проявлений и выключилась в объятиях, как на самой мягкой кровати.

Глава тридцатая

Следующие два дня тянулись долго. Все мужчины были заняты делом, а я с Варитой и Элен скучала то наверху, то в студии. Развлеклись лишь раз, устроив примерку нарядов, но хватило отвлечься часа на три. Была тревога — из-за всего, что сейчас творилось за стенами убежища без нас. И никто не держал в курсе событий, телефоны молчали, Вилли, когда приходил обедать и ужинать, ничего не рассказывал, храня непривычное молчание в противовес прежней разговорчивости. Его энергия не испарилась, обезболивающее после практически смерти, действовало без отката в уныние или страх. А может так и быть, что эта натура самого парня сказалась.

Два вечера подряд очень поздно, приезжал Ян. Мрачный, загруженный, и потому даже язык не поворачивался спросить — что там с казнью Алекс, что с сектой? Увидела, как Элен подала ему на стойку чашку чая, мимолетно и ненавязчиво коснувшись плеча, и растаяла от нежности. О том, что Ян влюбился, ей не выдала — не мое дело. Придет срок, и девушка сама услышит его признание и в тех словах, какие он сам найдет. Я радовалась! Ян ее встретил — преданную, прекрасную, ласковую! И ей можно рассказать о том, кто такие полузвери, — Элен не отвернется ни от чего, разделит судьбу! Не сомневалась, потому что видела — сколько было внутреннего сияния и предвкушения только начавшегося счастья. Будет семья, и дети, уверена, — будут!

Утром, рано, я проснулась от объятий и поцелуя за ухом. Нольд стиснул меня сразу всю, смяв с покрывалом, и даже с простыню.

— Скажи, что останешься!

Выдохнула от радости, вцепилась в него взаимно и влипла всем телом.

— Сейчас останусь.

Нольд жадно рыкнул, чуть-чуть прикусив за шею, тут же и поцеловав, и стал распутывать из кокона.

Все же человеческая близость — иная. Некромантки поддавались возбуждению быстро, за касание, и еще быстрее соскальзывали в свой омут острого ощущения жизни, растворяясь в луче, — а теперь все было и сложнее, и по-своему прекраснее. Теперь я боялась, что прежнее вернется, лишив чувственного и физического. Я не хотела терять сознание, не хотела упустить ни мига ощущения Нольда и всей его силы. Ласковым Нольд стал после. Глухо мурчал из глубины груди, едва слышно, а руками уже не сжимал, а гладил, щекотно касаясь кожи на спине и плечах.

— Сбегаешь?

— Да. Через полчаса уже надо выехать, чтобы все успеть.

— Расскажешь детали?

— Только когда вернемся — вечером или ночью. Все пройдет хорошо, я уверен.

— Ты на самом деле хочешь убить Аз Кольда? А твоя мать… она?..

— Нет. Казнь через три дня, но она уже под стражей у Артура и нам ничем помешать не сможет.

— Мне от всего страшно, Нольд.

Он поднялся с постели, как снова наклонился и поцеловал:

— Моя некромантка. Здесь ты в безопасности.

— Дурак… я не за себя боюсь, а за вас!

— Вот поэтому никаких деталей. Доверься и жди, ты должна теперь думать только о себе и о нашей маленькой девочке. А о все остальном позабочусь я. Завтра будет новый мир, Ева, и завтра мы будем говорить о том — где станем жить и как обустраивать дом. Я никому не дам погибнуть, ни некромантам, ни моей стае, а самые главные сокровища надежно спрятаны.

Я готова была поверить в каждое слово! Всей душой! Но проклятое нервное беспокойство все же дергало глубинную струнку — мужская самоуверенность была слишком… самоуверенной. Его мир будто бы слишком прост, слишком прямолинеен — бой на бой! А я — женщина, и я некромантка. Может быть только поэтому мне мерещились повсюду ловушки, потому что я всю жизнь так жила.

Я не стала ничего говорить. Любое слово Нольду ничем не поможет, ему только снова придется меня успокаивать и утешать. Глупые страхи беззащитного существа, не больше.

— Еще только пять утра. Спи. Не провожай.

Приняв душ, побрившись и переодевшись, Нольд напоследок еще раз меня обнял и пресек попытку выбраться из постели — тоже до душа и одежды. Ушел, а заснуть после уже не смогла. Долго лежала, прислушиваясь к тишине комнаты и большого пустого здания, — где-то за стенами спали Варита и Элен, а Ян, я знала, уехал еще в час ночи, забрав Фортена и Вилли с собой.

— Ты куда в такой экипировке?

— Никуда. Меня успокаивает сама готовность.

На завтрак в семь, поднялась наверх одетая во все удобное и с поясной сумкой. Телефон и сигаретницу не выпускала из рук, надеясь, что никто не позвонит с плохими новостями или, не приведи Морс, прилетит сигнал «sos». Но была вся взведена — готовая сорваться и бежать. Смешно, если со стороны — что могу я, и что могут девушки?