Полузвери

— Она ей стала?

— Не успела. Я сделал ее своей содержанкой… Девушка попала на полицейскую облаву в первый же свой день выхода. После дознания из спецотдела выпустили и назначили штраф, а Ян подметил и перехватил адрес. Инга крепкая, спорт приучил к жесткости, морально себя продать она была готова, к стенке приперли обстоятельства, так что…

— Она знает, кто ты?

— Нет. Она знает, что я больной на голову человек, который не может контролировать агрессию. Наше соглашение оказалось выгодным — жертвы нет, мазохизма нет, меня терпела как необходимую медицинскую процедуру, сцепив зубы, но не злясь и не обижаясь. Я оплачиваю ее расходы: квартиру, питание, одежду, обучение — еще два месяца, и Инга будет крепко стоять на ногах сама. Я не часто к ней ходил, только когда совсем потребность накапливалась. Жалко было. Не злоупотреблял.

Судя по тому как он замолчал, Нольд считал разговор оконченным. А я нет. Меня терзало еще одно любопытство:

— Почему ты с ней не сблизился? Если тебя узнать лучше, можно полюбить, и уже не терпеть а… ну, нормально выстроить отношения.

Нольд зло прищурился:

— То есть дело в том, чтобы я ей как человек понравился? А то, нравится она или нет мне — не важно? Мужчинам полузверям не просто найти даже такую как Инга, но это не значит, что я не хочу быть с той, кого сам люблю. А не с той, которая подходит от безысходности.

Я легла удобнее и приткнулась теснее.

Мир и люди — это сложнее… — так говорил отец. И я сама себя укорила за последний вопрос Нольду — его правда. С одной стороны, казалось очевидное — не им выбирать, с их-то проблемой. А с другой — может как раз у полузверей еще сложнее, чем у обычных людей, и под «звериной» примитивной в основе шкуры их чувствительность как человека выше. Душевней и уязвимей.

И я замолкла. По всем признакам уже через минуту уловила, как ему понравилась тишина. Нольд шевельнулся, сменив положение и приобняв крепче — я только зубы стиснула… Он никогда ни с кем рядом не спал, не лежал в обнимку, и явно не чувствовал — как сделать так, чтобы удобно было обоим… я выдержала несколько минут, потом начала ерзать и спокойного положения все равно не нашла. Везде давило силой.

— У меня рука затекла. Ляг на спину, Нольд, я не тяжелая, и не почувствуешь.

Он развернулся, а я устроилась единственно возможно — живот к животу, головой ему на плечо и расплылась от блаженства, как ящерица на горячем камне. Регенерат грел и залечивал в помятых местах, так что даже казалось — и солнце сверху подпекает своими лучами.

Едва расслабилась и даже задремывать начала, как Нольд кашлянул, будто в горле запершило. Потом еще раз, и весь странно напрягся. А я услышала ухом из его тела зуммер… очень слабый звук и дрожание, запрятанные глубоко, но различимые. Не поняв, что с ним, приподняла голову.

— Не спрашивай…

Нольд растерянно попытался еще раз прокашляться, сбивая реакцию, но не вышло. Я поразилась тем, чего не ожидала увидеть — смущение, у Нольда! У непробиваемого Нольда! Он — не по-человечески мурчал… и, похоже, для него самого это было открытие.

С языка все равно чуть не слетело: «Так ты кто — волк, медведь или все-таки тигр?».

— Помолчи.

И уложил мою голову обратно, для верности мягко надавив пальцами на губы.

Полузвери, конечно, не привязывали себя ни к какому из видов. Они — аномальные люди, и все, как некроманты. Из-за чувства стайности и выработанных на нем законов, обозначали себя волками. Никаких когтей, шерсти, вылезания клыков в полнолуние не происходило, и обострения звериности не были привязаны к лунному календарю. Но свой цикл был, и это тоже играло на сравнение, пусть мифологическая связь одного с другим была только вымыслом. В природе никакие волки от луны не зависели.

У полузверей сила и ловкость с рождения были сильнее, чем у обычного человека. Чуткий нюх и скорость реакции на раздражители, непереносимость алкоголя, более быстрое заживление ран, ранее взросление, крепкое здоровье и — как результат, — долгая жизнь.

Нольд рассказывал мне об этом, дополняя картину, пока вез в клинику. Подстраховка с практикой там придумалась на время лечения, но так как все равно на ногах, и Троица был нужен, я не собиралась торчать в неуютной квартире день, а заняться делом. Например, выяснить, с какого перепугу регенерат стал таким мощным?

— Я высажу за квартал, дальше доберешься сама. Троица предупрежден, пропуск на вахте есть.

— Хорошо.

— Будут новости, если не срочные, сообщением не набирай. Вечером все равно обсудим на сборе — Парис в столице. Самое время тебе познакомиться.

— Договорились.

Когда машина остановилась, сразу не вышла, а поцеловала Нольда, как принято у пары перед расставанием на долгий день.

— При остальных ко мне не лезь с объятиями, хорошо? Держись прохладнее.

— Хочешь скрыть?

То жена, а то… Меня эта просьба царапнула, но Нольд объяснил:

— Нет. Не хочу новых открытий в какой-нибудь неподконтрольной реакции, только не при друзьях. Хвостом не завиляю, у меня его нет, но лучше сам себя проверю для начала.

— Буду как лед!

И снова поцеловала.

Опять долгое ожидание всех необходимых проволочек с пропуском, опять отсиживание в учебном кабинете с какими-то тестами, и я начала бояться, что Троицы мне не видать — мало ли по каким причинам он не может выкроить несколько минут для разговора.

Но к полудню удача — элегантный, свежий, с улыбчивыми глазами, Троица заглянул в комнату. Я как раз осталась одна, стажеры-соседи ушли на обед. Провел коридорами в свой кабинет и только там, не удержался, и тепло обнял:

— Позвольте, Ева, проявить к вам свои сугубо отеческие чувства. Мы все очень переживали. Как самочувствие?

— Самочувствие — одна из причин, почему я здесь. — Шепнула тихо: — Мне бы еще дня два валяться, а я уже вчера бегала. И травмы были не легкие. С регенератом что-то случилось… возьмете кровь на анализ?

— Да, обязательно. А еще причины?

— Хотела бы поговорить с Иваром. Если возможно.

— Что-нибудь придумаю…

— И хотела увидеть вас, господин Троица. Вы обещали однажды совет мудрого старца.

— Время ограничено, так что начнем с анализа.

Он закрыл дверь на ключ, из специального стенного шкафа достал маленький чемоданчик и уже из него — набор. Шприц, жгут, стерильные пластиковые колбы и скальпель.

— И образец тканей возьмете?

— В идеале. Только нужно придумать, откуда, чтобы вы могли скрыть рану.

Я закатала штанину брюк.

— Будет больно.

— Не смешите меня…

— Да… — он вздохнул. — Когда мне приходилось со Златой проводить процедуры, иногда болезненные, иногда долгие, она все время говорила: ты смешишь меня своим страдальческим выражением лица. В итоге у тебя трясется рука, у меня трясется рука. Помни, что мы помогаем людям в будущем не испытывать гораздо большей боли.

— Умная девушка.

— Порой казалось, что она старается меня оберегать сильнее, чем я ее.

— В семьях так и бывает. Я тоже старалась заботиться об отце, а тот всегда удивлялся: я еще не так стар, чтобы меня опекал ребенок. Ему было шестьдесят на момент смерти, а сейчас было бы уже семьдесят семь — для некромантов вообще не возраст.

Троица сочувственно кивнул и коснулся кожи скальпелем. Приготовил марлевый тампон, чтобы приостановить кровь. Срезал. Пока я придержала марлю, он спрятал лоскуток с монетку размером в колбочку и налил туда из спринцовки специальную жидкость. Герметизировал, и после налепил большой пластырь на ногу. Забрал кровь из вены и пальца.

— Плюнуть куда-нибудь?

— Не стоит. — Троица опять улыбнулся. — Всего уже хватит. Анализ я проведу у себя, не здесь. Как быть с Иваром подумаю после обеда, а пока нам никто не мешает, я слушаю. Что за совет вам нужен?

— Принц влюбился в простолюдинку и собирается представить ее королевской семье как жену. Что нужно сделать девушке, чтобы смягчить остроту неравенства, и желательно до того момент, как ее будут представлять. Богатств у нее нет, необходимого происхождения тоже, а позорить принца так не хочется, ему же все шишки в итоге прилетят. Еще, не приведи Морс, из семьи изгонят.