Философия красоты

Вот такие, как Аронов и ездят. Новый год на Мальдивах, ужин в Париже, завтрак в Лондоне, уик-энд на даче губернатора Калифорнии… У Эгинеева тоже дача имелась. Два часа на электричке, пять километров по лесу, десять фанерных домиков, воды нет, газа нет, света нет. Зато есть свежий воздух и бесконечные грядки с помидорами… Отчего-то Верочка предпочитала высаживать именно помидоры, а Кэнчээри их тихо ненавидел за те редкие свободные дни, которые пропадали на дачных грядках среди хилых зеленых кустиков.

– Только ты, ты один способен поступить так по-свински! Бросить меня один на один со всей подготовкой! – Верочка всхлипнула, но как-то неубедительно, она была слишком рассержена, чтобы правдоподобно изобразить слезы. В любом случае, ее не мешает отвлечь. Чем? Да хотя бы тем же Ароновым. Ну не выходит он из головы! Хоть убей, не выходит! А Верочка сплетни обожает, особенно про звезд, может, чего-нибудь интересного расскажет? А если и не расскажет, то хоть пилить перестанет.

– Что ты знаешь о Аронове?

– Каком Аронове? – переспросила Верочка, аккуратно, кончиком салфетки, вытирая глаза.

– Николасе Аронове. «л’Этуаль», – на всякий случай добавил Эгинеев, если вдруг фамилия Аронова окажется незнакома Верочке.

– Тот самый Аронов? Тебя интересует тот самый Николас Аронов?

– Да, меня интересует тот самый Николас Аронов, – пожалуй, восторженная, приправленная придыханиями и восторженными возгласами речь Верочки раздражала куда больше всхлипываний. Было в ее восхищении что-то ненатуральное, как в бисквитном рулете, который остается свежим на протяжении шести месяцев. Вроде и возможно, вроде и вкусно, но во рту остается прочный привкус химии.

– А почему? Он у тебя по делу проходит, да? Он и вправду приказал убить Роми? А теперь его посадят? – Верочка выстреливала вопрос за вопросом, а Эгинеев терпеливо ждал, когда же вопросы сменятся информацией. Главное – не перебивать.

– Значит, так, – Верочка, позабыв про гнев и слезы, поудобнее устроилась на диване, – в общем, «л’Этуаль» – это наш дом моды, точнее, не наш, а российский, ну принадлежит двум друзьям – Аронову и Лехину. Правда этого Лехина никто никогда не видел, он вообще предпочитает в тени держаться. Вроде бы бывший врач, но ушел из-за какого-то скандала, а тут как раз Аронов свою первую коллекцию выпустил, ну и друга детства в бизнес взял, а оно все завертелось.

– Что завертелось?

– Все! Понимаешь, они первыми успели. Сначала приватизировали какое-то швейное ателье, переоборудовали и стали гнать женские наряды «под Францию», а параллельно Аронов во всяких там конкурсах участвовал, моделей находил и зарубеж продавал.

– Как продавал?

– Обыкновенно. Находил девушку, подписывал с ней контракт на определенное время, потом выводил на подиум, обучал и перепродавал контракт в несколько раз дороже. Когда они начинали, агентств модельных еще не было, это уже потом Аронова потеснили. Правда, элит-класс он все равно себе оставил, таких девушек, как у него, ни в одном агентстве нету. Вот, погоди, – Верочка схватила один из журналов, стопкой лежавших на столике, быстро пролистала, что-то бормоча себе под нос, а потом протянула раскрытый журнал Эгинееву.

– Этой Айша.

С разворота смотрела ослепительная девушка, яркая, как огонь, и такая же неповторимо-индивидуальная. Раньше Эгинеев не замечал за моделями такой подавляющей индивидуальности. Круглое лицо, черные волосы, заплетенные в тонкие косички, смуглая кожа, полные губы и хитрые восточные глаза. Она непостижимым образом подчиняла себе всю картинку, заставляя глядеть на фото именно ее глазами, глазами северной колдуньи, шаманки и воительницы.

– Оглушающее впечатление, правда?

– Правда, – не слишком охотно согласился Кэнчээри.

– Такой все пойдет, – Верочка вздохнула, отдавая дань собственным комплексом. Она считала себя недостаточно стройной, чтобы носить обтягивающую одежду, недостаточно высокой, чтобы покупать мини-юбки, недостаточно красивой, чтобы выходить из дому без косметики. Было время, когда Эгинеев пытался бороться с комплексами и журналами, но бездарно проиграл битву. Куда ему против установившегося, обработанного, оцененного и взвешенного мнения всех этих врачей-модельеров-дизайнеров и прочих творцов красоты.

– И они все такие. Никто не знает, где Аронов их берет, просто однажды он продает контракт своей ведущей модели какой-нибудь посторонней фирме, а взамен приводит новую.

– И модели согласны? – Та журнальная девица не выглядела покорной, эту вряд ли можно перепродать без ее на то согласия.

– А кто их спрашивает? Ты, Кэнни, наивный, как ребенок. Контракт есть, значит, будь добра, работай, пока срок не выйдет. А если откажется, то такую неустойку заплатит – мама не горюй!

– Значит, Аронов зарабатывает на перепродаже моделей?

– Да нет же, это так, дополнительный доход. Он зарабатывает на своих коллекциях. Он вообще любого одеть может и так, что человек сразу другим станет, лучше. У него такие клиенты, что и сказать страшно! Да вся эстрада, почитай, и еще дерутся между собой, кто первый покупает. На некоторые наряды он вообще аукционы устраивает! Прикинь!

Эгинеев прикинул и согласился, что аукцион для платья – это уже чересчур. Верочка, ободренная вниманием, продолжила:

– В общем, одеваться у Аронова – это стильно, круто и отпадно. Да у него одна сумочка больше стоит, чем ты за год зарабатываешь!

Кэнчээри, припомнив особняк с колоннами, согласился. Да, чтобы заработать на такой домик нужно не одну сотню сумочек продать. Один вопрос его не отпускал: но ведь кто-то же их покупает! Покупает по бешеной цене, лишь бы урвать немного наглой, вызывающей красоты, которой готова поделится узкоглазая красавица-шаманка. Урвать немного счастья и стиля, созданного другим человеком. Специалистом.

– Но у Аронова кроме «л’Этуали» имеется несколько магазинов, так сказать, для среднего слоя населения. Там продают готовую одежду, по мотивам коллекций «л’Этуали», но это все равно уже не то, это для тех, кто за лейблом гонится.

– За чем?

– Господи, какой же ты отсталый! За лейблом, ну… за этикеткой, за бирочкой, на которой имя Аронова стоит. Там, конечно, подешевле, но на настоящей крутой тусовке такой наряд не прокатит, народ теперь с полувзгляда сечет, где и почем прикид брали. – Верочка вздохнула. – Правда, поговаривают, что «л’Этуаль» в кризисе. Вроде как Аронов выдохся, сошел с дистанции, держится на молодых, которых приглашает в «л’Этуаль» работать, а сам чужие идеи прикарманивает. А недавно вообще скандал случился: на конкурсе каком-то, да туфта, а не конкурс, банк один проводил в рамках рекламной акции, а чтобы внимание привлечь, Аронова пригласили. Ну фамилия-то известная. А первый приз достался не Аронову, а какому-то совершенно постороннему парню.

– Может, заслужил.

– Ой, Эгинеев, не надо ля-ля. Заслужил. Тоже скажешь, ты вон давно майора заслужил, а где звезда? Думаешь, там по-другому? Да на подобных конкурсах все места заранее распределены, на халяву не проскочишь. Просто кто-то денег кучу отвалил, чтобы Аронова опустили, его и опустили, конкретно так, на всю Москву. Про этого парня, который первый приз зацапал, уже никто и не помнит, а про то, что Николас Аронов оказался хуже какого-то деревенского самородка, еще не один год говорить будут.

– Преувеличиваешь.

– Ну преувеличиваю. Не год, но месяц точно поговорят. – Верочка раскраснелась, то ли от волнения, то ли от избытка энергии, которой требовался выход.

– У Аронова, небось, сразу продажи в минус пошли.

– Почему?

– Потому. Ну сколько раз тебе нужно объяснять? Или ты меня вообще не слушаешь? Впрочем, чего ожидать, ты никогда меня не слушал. Аронов на плаву, пока он первый. К нему идут, потому что он – самый лучший, самый признанный, самый крутой. Первый сорт. Элита. А перестанет быть элитой – и адью, максимум, что останется – это открыть фабрику по пошиву одежды для подростков, типа «Naf-Naf» или еще кого, чтобы доступно и известно. Но для Аронова – это уже не второй легион, это скамейка запасных, или вообще дом инвалидов. Слушай, а правда он Ромочку убил?