Семилистный клевер

Мужчина открыл было рот, но возразить не успел: Энви одним махом перепрыгнул на узкую площадку, надавил на дверь лапой и по-змеиному плавно скользнул за спину смертного.

— Не стой истуканом, если не хочешь стать обедом, — прошипел ему на ухо Энви, покосившись на подоспевшего Глаттони.

Смертный вытер лоб рукавом и медленно шагнул в тёмный зев вагона.

Потянуло холодом, словно они залезли в огромный морозильник. Запах свежего мяса и крови нахлынул удушающей волной, такой плотной, что здесь едва ли можно было вдохнуть. Энви прищурился. В полумраке вагона-контейнера свисали на крюках разделанные туши.

Смертный потянулся к карману.

Мышцы напряглись, сводя защитные пластины, когда в руке человека раздался щелчок — и туши залило синюшным светом фонарика.

— Еда-а, — благоговейным тоном протянул Глаттони.

Энви пихнул его не глядя.

— Не для тебя, болван! Ищи ишварита лучше!

Энви принюхался, невольно облизываясь. Его так и тянуло впиться зубами в ближайшую тушу, стащить её с крюка и уволочь в укромное место.

Вместо этого он впился себе в лапу. Краткий миг боли приглушил инстинкты зверя, и мысли снова прояснились.

Гомункул медленно пошёл вдоль туш. Ишварит был ранен, истощён и вряд ли ушёл далеко. Но как выяснить, где он прячется, когда нюх забило остро-металлическим запахом мяса, с которого вдобавок накапало кровью на пол?

Энви останавливался у каждого ряда, разворачивал уши и вслушивался. Глаттони пытался помогать первые минут пять, но потом опять отвлёкся на более доступное мясо, стянул с крюка первую попавшуюся тушу и отправил в рот целиком.

Их невольный проводник заслепил обжоре в глаза фонариком. Глаттони с воем подался назад.

Когти каракала с визгом проехались по полу.

— Замрите, оба! — рявкнул Энви. Хвост свистнул в воздухе и задел край туши. Пригнувшись к полу, Энви повёл носом над подмёрзшими каплями крови.

Уже знакомый терпкий запах вился у пола и струился дальше, к дальней стенке вагона-контейнера.

Энви вскинул голову. Глаттони и смертный после его окрика застыли, как ледышки.

— Вольно, — с кривой ухмылкой прошипел Энви и указал лапой на двери в следующий вагон. — Наш без пяти минут труп там.

Каракал боднул смертного в спину так, что тот едва не растянулся на покрытом коркой льда полу.

— Вперёд, я сказал!

Мужчина бросил на него взгляд исподлобья, но смолчал. Только свет фонаря отсвечивал в его глазах хищными отблесками.

Луч фонаря скользнул по влажно блестящим тушам к двери. Смертный подошёл к ней, держа в другой руке пистолет, налёг на железную панель. Она раздвинулась, грохоча так, что Энви с воем закрыл уши пластинами и лапами, но звуковое сверло ввинчивалось в мозг ещё секунд двадцать.

Когда громыханье стихло, Энви с трудом мог расслышать собственное дыхание. Покосившись на Глаттони, он зарычал от досады: брат с безразличным видом ковырял в ухе, которое и вполовину не было столь чувствительным, как слух каракала.

Смертный проскользнул в проём. Оттуда тоже несло мясом, но к нему примешивался аромат дерева от ящиков, что занимали весь контейнер. Зазор оставался лишь у потолка.

Бесшумно пройдя за смертным, Энви впился взглядом в зазор сантиметров в семьдесят под самым потолком. Взрослый человек смог бы там поместиться, если только сломать верхние ящики. Энви поднялся на задние лапы, тихо зашипел, стукнувшись лбом об потолок, и заглянул на верхний ряд. Ишварит без труда мог сделать себе убежище алхимией, но его запах вился над древесиной и уходил в другой вагон.

— Он дальше, — процедил Энви, опускаясь обратно. Хвост глухо бился о деревянную стену с подмёрзшими тушками птиц. — По ящикам пролез, сволочь!

Энви метнулся к двери, пробежал между крючьев с тушами. Выскочив из поезда, он затормозил когтями. Резкий разворот — и гомункул уже запрыгнул в дверь третьего вагона.

За спиной послышался гулкий топот, и в помещение ворвался Глаттони. Смертный держался за ним на расстоянии в несколько шагов и внутрь заходить не торопился.

Энви забегал взглядом по вагону. Здесь тоже хранились туши, но побольше калибром. За рядами мяса, в самом углу, лежало что-то бесформенное.

Взвизгнув в предвкушении победы, каракал ловко пробрался между тушами и остановился в метре от вороха одежды, под которым расплывалось тёмное пятно. Очертания у трупа были вполне человеческие, но лицо было так изрыто пятнами пуль и залито кровью, что и не понять, кто перед ним лежал.

Энви подкрался вплотную, принюхался к лохмотьям. Пахло ишваритом, разорванная пулями лента тоже принадлежала ему, и всё же, искорёженные черты лица его смущали. Слишком походило на подставу от пустынного волка.

Гомункул втянул носом воздух у ребристого пола. Здесь след ишварита перебивало табаком и дешёвым одеколоном.

Враг прятался в поезде, Энви это чуял, хоть и потерял след. Не дать бы ему теперь сойти.

— Ну, вот и ваш ишварит, — с облегчением произнёс смертный.

Энви бесшумно развернулся к нему.

— Нет, идиот, он жив, — гомункул выпрямился во весь рост, вздымаясь над мужчиной шипящей волной закипающего азарта. — И я не дам ему уйти. Глаттони, залезай, мы остаёмся!

Смертный направил луч фонарика в глаза Энви. Взвизгнув, он попятился от режущего света, но луч уже соскользнул на труп в углу.

Энви замахнулся на него лапой.

— Без меня поезд не поедет, — с деланным равнодушием произнёс смертный.

Лапа застыла в воздухе и медленно опустилась на холодный пол. Энви склонился к нему, тронул носом одежду на плече. Клыки впились в предплечье смертного, и фонарик со стуком покатился по полу.

Смертный пошатнулся со сдавленным стоном.

Энви вскинул морду, слизывая с клыков горячую кровь, и вперился взглядом в мужчину.

— Так заводи его, — Энви понизил голос до хриплого шёпота. — И не зарывайся. Моё терпение очень ограничено.

Мужчина обхватил раненую руку, кусая губы с таким рвением, словно намеревался их съесть. Энви снова наклонился, провёл шершавым языком по ране.

Мужчина шарахнулся от него и с влажным чавканьем впечатался в тушу. Миг спустя он рванул от неё к двери, но гомункул сграбастал его лапой за плечо и притянул к себе.

— И думать не смей, что сбежишь, — не повышая тона, прорычал Энви. — Мы пойдём вместе.

========== Глава 34 ==========

Эдвард лёг на стол, подставляясь под солнечные лучи, и вздохнул. Ему было решительно нечего здесь делать. Пусть Ал жмётся к Ризе, вспоминая мамино тепло, а он уже не маленький, может и без этого обойтись.

Он потянулся, звякнул кружкой с коричневой жижей на дне. Такая гадость горькая, что так и тянуло конфетами заесть.

Эдвард бросил взгляд на конфетницу. На нижнем блюдце лежала целая гора синих конфет — Рой взял столько, что они все даже не поместились.

Эдвард яростно потёр щёки, вспоминая, с каким довольным видом Огненный тратился на сладости, игнорируя возмущённые вопли из-под локтя.

Схватив пару верхних конфет с солнечно-рыжими котятами на обёртках, Эдвард не выдержал и глянул на Альфонса. Брат сидел на освободившемся стуле, стесняясь то ли себя, то ли самого Эдварда, и с заинтересованным видом разглядывал крышку шкатулки, водя пальцем по резным феям.

— Слушай, а вы это, давно знакомы? — протягивая одну конфету Ризе, поинтересовался Эдвард.

— С полковником? Считай, с детства.

Эдвард с таким усердием рванул фантик, что конфета вылетела из него, как пуля, и прокатилась по столу до календаря.

— Ого, так это как я и Уинри! — конфета упорно не желала браться, а когда получилось, ухнула прямиком в жижу от кофе. — Да ну ёкарный бабай!

Выудив сладость из кружки, Эдвард придирчиво оглядел её со всех сторон. Заварной кофе облепил её на уголке, похожий на кучку голодных муравьев.

Конфета отправилась в рот целиком. На зубах захрустела горьковато-сладкая вафля.

— А какой он был, когда мелкий был? — Эдвард подался вперёд.

Она улыбнулась, опустив светлые ресницы.