Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 50

— Откуда я знаю? Доктор назначил, мы и колем…

— А где мой ребенок?

— В ПИТе для новорожденных, где же ему ещё быть, семимесячному?

— Мне надо туда, — решительно заявила девушка, пытаясь встать с кровати.

— А ну-ка, лежать! — шикнула медсестра, — Ты ещё слабая совсем, голова закружится. Упадешь, не дай бог — опять швы после кесарева разойдутся. И так два раза новые накладывали. Сейчас врача позову. Если разрешит встать — сходишь.

Доктор, строгая женщина лет пятидесяти с поджатыми губами, вошла в палату и остановилась возле койки Марьяны прямая, как палка. Почему-то возникла стойкая ассоциация с холодными немками — сотрудницами гестапо из советских фильмов про войну.

— Ну что, пришли в себя, голубушка? Это хорошо. А то неврологи относительно вас вообще никаких прогнозов не давали…

— Почему?

— У вас была довольно длительная гипоксия вследствие большой кровопотери. И даже клиническая смерть на операционном столе. Еле откачали. Сейчас лечим последствия кислородного голодания. Вас ежедневно осматривает профильный специалист с кафедры неврологии. Скажите спасибо отцу. Андрей Михайлович пригласил лучших докторов из военно-медицинской академии. Ребенок тоже пострадал. Жить будет, но возможны серьезные неврологические нарушения, включая такие диагнозы, как ДЦП и эпилепсия. К тому, же лёгкие ещё не работают как положено. Он сейчас подключен к дыхательному оборудованию.

— Можно мне на него посмотреть?

— А нужно ли? Вы сейчас сами не в лучшем состоянии… Ни к чему пока ещё одно потрясение.

— Поверьте, в своей практике я уже видела пациентов на ИВЛ. А это — мой сын. И я хочу нему.

— Хммм, — замялась доктор, — Юридически уже не ваш…

Марьяна опешила. — Как это?

— А вы не помните? Нуууу. В общем, вы с мужем от него официально отказались…

Девушка потеряла дар речи. В шоке сидела и хлопала глазами, не в силах переварить информацию.

— Как это — отказались? Что вы такое говорите? Не может быть! Я никакого отказа не подписывала!

— Не знаю на счёт вас, а вот ваш муж совершенно точно в твердом уме и светлой памяти собственноручно такую бумагу написал. Сразу же, как поговорил с неврологами. Вообще-то его можно понять… Никто не гарантировал, что даже вы когда-нибудь встанете на ноги и сможете самостоятельно заботиться о себе. Не говоря уже о ребенке-инвалиде.

— Дикость какая-то, — закипая от злости заявила Марьяна, — Я сейчас вполне нормально себя чувствую. А неврологам, прежде чем так категорично говорить, не мешало бы новорожденного хорошенько обследовать… И почему моего мнения никто не спросил? Разве я была в коме?

— Вы находились в состоянии, похожим на то что бывает после инсульта. Несли полнейший бред, проявляли агрессию, не узнавали близких, называли мужа чужим именем…





— И вы меня автоматически записали в недееспособные… Также, не дожидаясь медицинского заключения… А вам не приходило в голову, что спутанность сознания развилась вследствие длительного употребления наркотических анальгетиков? Кстати, почему их так долго кололи?

Врач терпеливо вздохнула, закатила глаза и слегка поморщилась. Видимо, ей было неприятно отвечать на неудобные вопросы.

— Экстренное кесарево. Большой вертикальный разрез. Врачам было не до красоты и аккуратности. Скажите спасибо, что вообще матку удалось сохранить. Острый болевой синдром. По десятибалльной шкале выше 6. К тому же, страхи и психомоторное возбуждение. Вы два раза вставали без спроса, падали, швы расходились. Так что, назначение наркотиков и седативных препаратов вполне обоснованно. А отказ от ребенка был подписан вместе с согласиями на медицинские манипуляции.

— В таком случае, я хочу забрать отказ, — твёрдо заявила Марьяна, — Своего сына я никому не отдам. И в этом вопросе мнение мужа меня вообще не интересует.

— К сожалению, это невозможно, — покачала головой докторица, — Ребенка уже усыновили. К счастью, ваши же родители. Не знаю как им так быстро удалось получить разрешение. А вот и Андрей Михайлович. Короче, разбирайтесь сами…

— Зачем ты это сделал? — тут же накинулась на отца Марьяна, — Ведь знаешь прекрасно как я хотела этого ребенка…

— Тихо, тихо, дочка… — генерал положил руки ей на плечи, не давая подняться. На его глазах заблестели слёзы и девушка, невольно замолчала. В выражении лица читалось явное облегчение и радость.

Андрей Михайлович обнял и прижал её к себе, практически перестав дышать. Один непокорный всхлип всё-таки вырвался из горла. Таким обычно сурового и сдержанного в проявлениях эмоций отца Марьяна не видела никогда. Разрыдаться вместе с ним мешала здоровая злость. Когда напряжение немного спало, мужчина отстранился и, повернувшись спиной к дочери, подошёл к окну.

— Не нужно меня ненавидеть, ребёнок. Я просто не смогу сделать ничего, что могло бы навредить тебе или моему внуку, — тихо произнес генерал, — Все это для вашего же блага…

— Ты отобрал у меня сына…

— Не отобрал. Наоборот, сохранил.

— Сделав своим? Ты вообще, нормальный?

— Более чем. И мыслю я далеко вперёд. В отличии от тебя.

— Если ты думаешь, что я это так оставлю, то очень сильно ошибаешься, — со сталью в голосе сказала Марьяна, — Сегодня же напишу заявление в полицию. Что это за врачи такие, которые, пользуясь невменяемым состоянием пациентов, подсовывают вместе со стандартными согласиями на подпись отказ от ребенка? Сколько ты им заплатил? И Данил… Почему он считает себя вправе распоряжаться жизнью моего сына?

Генерал только тяжело вздохнул и пожал плечами. Он устало присел на край кровати и продолжил спокойным, уверенным тоном.

— Да. Ты, конечно, всё это можешь… Добиться возбуждения уголовного дела. Со скандалом вернуть себе Артёма, надолго упечь в тюрьму врачей, сотрудников органов опеки, а заодно и меня с матерью… Вот только кто тогда поможет тебе, если сбудутся худшие прогнозы врачей? Об этом не думала? Я боялся, что ты навсегда останешься в том состоянии, что пребывала последние несколько дней. Или вообще не выживешь… Тогда судьбой твоего сына целиком и полностью распоряжался бы Данил. Который знает, что не отец этому ребенку и вовсе не горит желанием его растить и воспитывать. Тем более высок риск тяжёлых неврологических нарушений… Ему и здоровый-то не был нужен. А Григорий с Софией до сих пор даже не догадываются о твоей беременности… Другой вопрос. Как мог поступить Даник, если бы настоящий отец Артёма, однажды появился и предъявил свои права? Боролся бы? Думаю, нет. Тем более исход и так ясен. Один тест ДНК и Орлов выиграет любой суд… Представь в красках ситуацию, когда ты недееспособна, Данилу всё равно, а я ничего не могу поделать и больше никогда не увижу внука… Поэтому пришлось принять превентивные меры. Заставить Даника написать отказ и подсунуть тебе такую же бумагу… Надо сказать, он даже не сопротивлялся. Не мужик, а тряпка… Но и сообщить Денису о ребенке было бы огромной ошибкой. Ему тоже сын не нужен. Нужны только деньги. Таким образом ты сама вкладываешь в его руки оружие против себя. Даёшь повод для шантажа. Представь, если в один прекрасный день, года через два или три он явится чтобы забрать у тебя Артёма? Ты к этому готова? А так — на бумаге ты не имеешь к этому ребенку никакого отношения. Он — твой родной брат.

— То есть, мой сын никогда не назовет меня мамой? — осмыслив сказанное, тихо спросила Марьяна.

— Поверь, это совсем небольшая плата за спокойствие. Артём всё равно твой. Ты это знаешь, я это знаю. И мать, и Данил. А остальным — незачем. Я не собираюсь рассказывать даже Грише с Соней. Так надёжнее. Беременной в Ростове тебя никто не видел. Наблюдалась и рожала ты здесь, в Питере, тем более, сильно раньше срока. Томочка пару месяцев поживет с тобой, а потом вы обе вернётесь с ребенком, которого, якобы, родила твоя мать. Думала — климакс и не подозревала о беременности… Ты сможешь проводить с ним столько времени, сколько захочешь, обещаю. Твое мнение будет решающим в вопросах воспитания… Какая разница, кто будет вписан в графе "родители"? Зато ты будешь знать, что никто и никогда сына у тебя не отнимет…