Страница 23 из 50
Денис повернул ключ зажигания и нажал педаль газа. Марьяна сейчас у родителей, в Ростове.
Ну и что, что он приедет глубокой ночью. Ну и что, что на въезде в коттеджный поселок стоит охрана. У него хватит дерзости сбить этот несчастный шлагбаум. Если понадобится, положить секьюрити. Перелезть высокий забор, забраться в окно… Сокрушить все на свете преграды.
И она выслушает. А если по какой-то причине он вдруг резко стал ей не нужен, пусть скажет об этом сама, глядя в глаза.
19. Андрей Михайлович. Потому, что любит…
Время близилось к полуночи, а Андрей Михайлович всё сидел в любимом кресле и мрачно наблюдал, как Марьяна с потухшим взглядом бродит по дому, не находя себе места. Дочь бесцельно спускалась в сад, где молча, как привидение, перемещалась по плиточным дорожкам. Побродив немного, поднималась обратно в комнату. Ни с кем не разговаривала, ничего не объясняла. Затихала ненадолго, а потом всё повторялось сначала.
Вся, как поникший цветок, медленно погибающий без живительной влаги. Высосанная, высохшая, неживая. От нее даже на расстоянии веяло болью и безысходностью. А ещё она чего-то ждала. С надеждой вслушивалась, вглядывалась. Снова уходила, тайком вытирая слёзы, а через несколько минут возвращалась. При родителях девушка старалась держать лицо, но получалось откровенно плохо.
Наконец, отцовское сердце не выдержало и генерал тихо постучал в дверь Марьяниной спальни.
— Да, — послышался оттуда глухой голос.
— Я войду? — генерал перешагнул порог и присел на краешек кровати, — Может всё-таки расскажешь что у вас произошло, дочь? Я очень хочу тебе помочь, но не знаю как…
— Ничего, пап… — тяжело вздохнула Марьяна и смахнула вновь покатившуюся по щеке слезу, — Такое случается иногда… Просто я ошиблась. Приняла желаемое за действительное. Дура была. Сама виновата…
— Что он сделал?
Девушка отвернулась к окну и замолчала.
— Не хочешь говорить?
Слова не шли и Марьяна просто отрицательно покачала головой, тщательно сдерживая эмоции.
— У тебя есть какое-нибудь снотворное? — тихим усталым голосом попросила она.
— Наверное есть.
— Дашь?
— Хорошо. Пойдем.
Андрей Михайлович открыл шкаф в спальне и выудил из аптечки серебристый блистер. Выдавил таблетку и передал девушке.
— Одной, наверное, мало, — задумчиво проговорила она.
— Тебе достаточно, — генерал пристально всмотрелся в бледное лицо дочери. Может и прав Григорий. Не надо ей дома сидеть, всё время прокручивая в голове сложившуюся ситуацию. Так ведь и рехнуться можно, — А знаешь что? Данил завтра уезжает отдыхать в Ялту. С друзьями. Не желаешь к ним присоединиться? Всё побыстрее в себя придёшь… Такое состояние ведь не навсегда. Жизнь продолжается…
— Спасибо, но не хочу, пап. Это же надо везде ходить, с кем-то разговаривать… А у меня сейчас просто нет сил на это. Нужно хоть немного побыть одной.
— Да уж… Нашла лекарство… Ну не могу я спокойно смотреть, как ты бесцельно шастаешь из угла в угол. И всё время ревёшь… Подумай, Марьяш. Там море, горы. Новые места, новые впечатления. Куча твоих ровесников. Отвлечешься, развеешься… А здесь — что? Будешь сидеть в четырех стенах и всё время думать о произошедшем, медленно впадая в депрессию? Ну, не на транквилизаторы же тебя сажать, в конце концов… Съезди. Попробуй. Всего две недели. Не понравится — вернёшься в любое время. И тогда уже будем вместе размышлять, как жить дальше…
Марьяна снова отрицательно покачала головой.
— Пап, ну зачем своей кислой рожей портить людям отпуск? Если тебя раздражает, что я всё время брожу по дому, обещаю больше не высовываться из комнаты. Только по необходимости. Не хочу я никуда отсюда уезжать…
— Ну что ты такое говоришь? Это твой дом. Ты имеешь право ходить, где хочешь. Жизнь тоже твоя. Думаешь, она закончилась? Нет. Всё пойдет. Время лечит. Просто не нужно постоянно ковырять незажившую рану. У меня одна дочь. Другой нет. За кого мне ещё переживать? Я люблю тебя и желаю только добра. Думаю, что сейчас смена обстановки — лучшее лекарство.
— Не знаю, пап…
— Не отказывайся сразу. Утро вечера мудренее, — мягко сказал генерал и вышел из комнаты.
Спустился в гостиную. Налил себе коньяка. Прошел на террасу, освещённую светом уличных фонарей. Опустился в ротанговое кресло. На душе скребли кошки.
— Ну, как она? — послышался тихий голос жены, — Получше?
Андрей Михайлович тяжело вздохнул и сокрушённо покачал головой.
— Ревёт. И разговаривать не хочет. Сильно её приложило… Снотворного попросила, дал таблетку. Может, успокоится немного…
— Да уж… — задумчиво проговорила Тамара Михайловна, — Я её такой никогда в жизни не видела. Всегда знала, что у меня девка не пропадет. Не сдастся, не повесит нос, найдет выход из любой ситуации. А сейчас… Как будто подменили. Вот тебе и хороший парень…
— Я не знаю как поступить, Тамар. Пусть сами разбираются или всё-таки вмешаться?
— Не лезь, Андрюш. Пускай всё идёт своим чередом. Взрослые люди. Может, помирятся ещё…
— Марьяна решительно настроена. Сказала, что не хочет его больше видеть…
— Дай ей сначала остыть. Трезво взглянуть на ситуацию. Знаешь ведь, сгоряча можно таких дел наворотить… А ты из добрых побуждений полезешь, а потом себя всю оставшуюся жизнь казнить будешь…
В невесёлых раздумьях Андрей Михайлович вновь поднялся по лестнице. Тихо открыл дверь в комнату дочери. Та беспокойно спала. Жёлтый свет фонаря, проникающий через окно, освещал бледное лицо. Длинные волосы разметались по подушке. Щеки были мокрыми, а губы тихо шептали: — Как ты мог, Денис… Как ты мог…
Отцовское сердце пронзила абсолютно осязаемая физическая боль. Как будто кто-то засунул раскалённый уголёк в грудную клетку.
Никак не забудется, даже во сне… Нет, он не будет спокойно на это смотреть. Взрослые дети для своих родителей всё равно остаются несмышлеными, беззащитными малышами. Его девочке плохо, а он не в состоянии помочь. Хотя… Оградить от новых потрясений на любовном фронте всё-таки может. Больше не совершит глупой ошибки. Не поддастся эмоциям. Надо было сразу стоять на своем. Только холодный расчет. А то расхлёбывай теперь этой светлой и чистой любви последствия…
Генерал порылся в аптечке, достал жгут, набрал в шприц седативный препарат и ввел в вену дочери. Через пару минут Марьяна затихла, а Андрей Михайлович спустился вниз за очередной порцией коньяка. Новая волна злости на себя накрыла с головой.
Как мог такое вообще допустить? Умудрился не рассмотреть в этом Денисе потенциальную опасность для дочери. Или пора уже на пенсию? Не почувствовал подвоха, старый хрыч. Совсем перестал разбираться в людях…
Но ведь этот парень смотрел на Марьяну искренне влюблёнными глазами и говорил правильные вещи… Верно сказал Григорий, действительно шельма…
Тихо запиликал на тумбочке стационарный телефон. Генерал нервно дёрнулся. Ничего хорошего это не сулило. Наверняка ЧП какое-нибудь. Но звонил всего лишь охранник с КПП на въезде в поселок.
— Андрей Михайлович, что же вы не предупредили, что к вам гости ночью приедут?
— Какие гости? — искренне удивился Королёв, — Я никого не жду… У всех, кто может приехать ко мне без звонка в час ночи есть пропуск.
— Мужчина какой- то. Говорит, к Марьяне Андреевне. Орлов его фамилия.
— Ах, Орлов, значит… Собственной персоной… — процедил генерал сквозь зубы, тщательно сдерживая накатившую злобу, — За КПП не пускать. Скажи что, я сейчас подъеду…
***
Королёв вышел из машины холодный и прямой, как палка. Полный решимости закрыть вопрос раз и навсегда. В ответ на протянутую для рукопожатия руку дежурно кивнул и демонстративно сложил кисти в замок за спиной. Смерил Дениса ледяным взглядом.
— Что хотел, капитан?
— Уже майор.
— Ну, да… Поздравляю. Ближе к делу, Орлов. Зачем пожаловал?
— Поговорить. Не с вами, с вашей дочерью. Я думаю, произошло недоразумение и хотел бы прояснить ситуацию. Дозвониться ей почему-то не могу. Поэтому, вот, приехал.