Маршрут - 21

— А можно с шиповником? — обрадовалась Тоня.

— Конечно, Лена?

— Сейчас приготовим, — Лена поспешно удалилась.

— Я так понял, что вы голодные? — Каменёв достал два больших, похожих чем-то на козинаки, брусочка, — Это хлеб наш. Неказистый, но питательный, уж поверьте.

Тоня взяла с опаской, а вот Оля с жадностью вцепилась в мякиш. Некрасивый, на вкус как сладковатая бумага, но сытный.

— Начнём с формальности. Я Каменёв Пётр Андреевич. Приятно познакомиться.

С голоду Оля забыла о нормах приличия и отвечала с набитым ртом. — Да, взаимно. Спасибо за угощение. Я Оля, а она Тоня.

— Елене вы рассказывать, я так понимаю, отказались, тогда мне поведайте историю вашего приключения.

Оля и Тоня оживлённо, может с получас рассказывали ему о своих приключениях и встречах, а он молча и понимающе кивал, иногда задавал наводящие вопросы и по такому поводу убрал сигареты подальше, хотя часто посматривал в их сторону. Посреди рассказа приходила и Лена, принеся две кружки с чаем. Тоня прямо светилась от радости в гастрономическом экстазе, а Оля, расслабившись на стуле, просто дополняла рассказ сестры.

— А ещё, три дня назад мы женщину встретили… — Тоня заметила перемену в лице Оли и отступилась в мысли, — Но она торопилась куда-то, толком и не поговорили.

— Удивительно! Демидов с командой последний раз год назад людей встречали. Тоже весной. Семейная пара с младенцем. Пережидали что-то в одном подвале, в районе Лобни.

— И что с ними? — поинтересовалась Тоня.

— Не могли же мы их оставить, вот и привели сюда. Точно помню, что отца Станислав зовут, а маму Ксения. А девочку… Вроде Соня. Главное, Стас у нас сейчас техникой занимается, а жена его в детском саду воспитательницей работает. Рук всегда не хватает, лодырей у нас нет. Одно сломается, другое, ещё нужно с едой что-то решать, проблем немерено.

— Получается, вы не всем помогаете?

— Двери открыты для всех, кто готов жить в мире и трудиться. Исключение — дети.

— Интересная у вас политика, — сказала Оля и пропала в мыслях на мгновение.

И не скрываются ото всех, и в спасателей не играют, потому что на всех места не хватит. Нет, места хватит, а вот еды и прочих благ — нет. Такая простая идея на самом деле, никаких излишеств. И нечему ломаться, что самое главное. Работать может любой, так пусть тогда работает. Зачем придумывать различия и ограничения? На самом же деле, чем больше на идею накинуто слоёв, чем она сложнее, тем легче ею обмануть и ввести в заблуждение. Это как лепка на фасаде. Не станут же на гнилую лачугу такую красоту лепить? Будут. И лепили. Чтобы обмануть красивой обёрткой. Денег с обманутого заработать, например. Если поведёшься, потом ещё крыша на голову упадёт.

— Шрам такой серьёзный. Где успела пораниться?

— Да так, недавно.

— Хочешь, мы тебя к врачу отведём? Он у нас профессионал своего дела. Даже меня умудряется латать.

— Не надо, всё хорошо, — Оля ответила сухо, отводя взгляд.

— Ох, дело твоё, но тебе очень повезло со здоровьем, раны такие обычно долго затягиваются.

— Может, и правда повезло.

— Тоня, выйди, пожалуйста. Буквально в соседний кабинет слева, где Лена…

— Почему?

— Не перебивай, — Каменёв сказал это очень строго, по-командирски, но без злости.

Тоня в ответ лишь пристыженно угукнула и села ровно.

— Мне нужно с Олей поговорить.

— Понятно, — Тоня тихонько встала и вышла.

— Убедительный же вы, — отметила Оля, провожая взглядом понурую Тоню из кабинета.

— За сорок лет научился. Так вот, Оля, помнишь родителей своих?

— Нет.

— А адрес? Школу? Где родилась? Что угодно.

— Только отрывками. Свет назойливый, свист в ушах. В Челябинске это всё было.

— Челябинск, значит.

— А что?

— Сейчас, — Каменёв за долю секунд выкопал из-под кипы макулатуры белый компьютер. Машина зажужжала, издала пронзительный писк, — Если предположение верно, то возможно у всех нас появятся некоторые ответы.

Оля спокойно сидела, пока Пётр Андреевич что-то усердно печатал. Вот он остановился, взглянул на Олю, на экран, снова на Олю и вновь на экран.

— Что случилось?

— Нашёл, по мелочи, — он развернул монитор, оттуда на Олю смотрело её фото в школьной форме, когда ей было 16 лет, и какой-то документ, — Узнаешь?

— Да, это я! Не самое лучшее фото конечно, я тут глупо выгляжу и галстук кривой.

Оля принялась вчитываться в документ, который о ФИО старательно умалчивал. Эти строки могли быть о ком угодно.

“Физическое развитие соответствует возрасту. Болеет редко. Сдержана в проявлении эмоций и чувств.

Из добропорядочной, полной семьи. Единственный ребёнок. Никаким систематическим унижениям и дискриминации не подвергалась. К знакомым и семье относится дружелюбно и отзывчиво.

Учится хорошо, но должного энтузиазма в олимпиадах и соревнованиях не проявляет. Лучше всего проявляет себя в гуманитарных науках. Коллективом не отвергается. Не ведомая, не лидер. К любым конфликтам относится отрицательно, новых людей сторонится. Особо массовых мероприятий тревожится. Брать большую ответственность в том числе.

Внеклассные мероприятия посещает редко. Числилась в пяти кружках, в каждый записывалась добровольно. Каждый бросила. Больше прочих посещала литературный — два года. Порученные задания выполняла исправно.

Отличается замкнутостью. Ведёт себя сдержанно. Общается неохотно. Близких друзей нет. Обещания выполняет в срок, чем заполучила положительную характеристику от коллектива. Любит одиночное времяпрепровождение, но не отказывается от возможности поучаствовать в чём-то, как пассивный участник или сочувствующий.

Склонна свои проблемы взваливать на себя, переживаниями не делится. Не единожды была замечена в комендантский час на набережной. На учёте в детской комнате милиции не состоит.

Ребёнок склонен к тревоге и чрезмерной самокритике. Не имеет чётко выраженных целей, пассивен, из-за чего необоснованно принижает своё положение в коллективе. Добра, склонна к сопереживанию. Требуется профилактическая беседа с родителями.”

Оля помотала головой в негодовании.

— Что это? Это так обо мне психолог писала? Единолична? Без энтузиазма? Пассивный частник… ой, участник? И ничего я на себя не взваливала, нормальной была.

Каменёв сидел опечаленным.

— Что ещё там? Это база данных?

— Да. Подходи ближе.

Свидетельство о рождении. И о смерти: на которое Оля не сразу обратила внимание. Протокол патолога-анатомического вскрытия. Там было много чего написано, но главное и больше всего бросающееся в глаза — смерть в результате странгуляционной асфиксии (удушье). На свидетельстве о смерти печать, росписи и написаны сверху фамилия, имя и отчество. День рождения 22.06.1958, а строчками двумя ниже день смерти 26.12.1975.

— Что это за идиотизм?

Каменёв выставил кружку с оранжеватой водой: — Держи, валерьяна обычная.

Оля недоверчиво взяла её, принюхалась. Да, валерьяна, самая обычная.

— На старости лет помогает уснуть и тебе успокоиться поможет.

— Так может вы объясните, что это вообще такое? — отпив, продолжала Оля.

— Досье, если просто, на Тоню тоже есть, но неполное. В архивы электронные мало что успели перенести.

— О чём вы? Свидетельство о смерти, экспертиза какая-то. Я тут перед вами сижу, что за розыгрыш?

— Эх, — он вздохнул, а на лбу у него выступил пот.

— Чего же вы молчите?

— …

— Говорите уже, хоть напрямую!

— Был в Челябинске один проект…

— Который двадцать первый?

— Да, по созданию вакцины был. По бумагам всё прилежно и чисто, но на деле… На деле эксперименты ставили над людьми. В общем, вы, если это вы, что очень вероятно, этим экспериментом и являетесь.

— Глупость! Не стали бы у нас таким заниматься.

— Не забывай. Как бы то грубо ни было, а жизнь одного — это ничто перед жизнью миллионов. Всё же государство должно было о безопасности всего общества думать, а не о благополучии одного человека.