Маршрут - 21

Неожиданно для себя Оля вспомнила ещё кое-что.

Ленин писал: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино!» Но разве можно за этими словами забывать, что нам всем свойственно чувствовать и горечь, и печаль, и наивную, даже глупую радость, и даже по самым житейским причинам? «Нового человека», отрицая старого, ты не сделаешь. Может, именно это бабушка и имела в виду?

— Интересно, почему? — немая мысль вдруг вырвалась наружу.

— Что почему?

— А, да ничего. Интересно, почему название фильма не напечатали? Вдруг забудешь или ещё что-нибудь.

— Не знаю, может, им бумаги было жалко или стёрлось. А в Перми есть кинотеатр?

— Обязан быть. А ты сходить хочешь?

— Хочу! — твёрдо уверенная в своём намерении, сказала Тоня.

— Если найдём, то сходим. А сейчас, нужно наконец собраться.

Тоня достала из глубоко кармана подарок Миши.

— Сфотографируемся?

— Если только разок. У нас не сильно много кадров.

Задержка пять секунд, фокус на пяти метрах, обратный отсчёт пошёл! Девочки отбежали на центр дороги, позади них были те самые пять избушек и навалившиеся прошлой ночью сугробы снега. Прозвучал долгожданный «Тык» и выехало фото. Всё такое же яркое, разве что немного в расфокусе. Тоня возмущённо вертела кадр в руках.

Что не так?! Я что-то не так нажала?

— Ничего страшного, в следующий раз лучше получится.

Девчонки залезли в 57-й. Теперешний потолок ощущался непривычно, но лучше с ним, чем без него. Ткань была достаточно плотная, чтобы не пропускать порывы холодного ветра, но и декабрьское солнце с трудом пробивалось сквозь неё. Тоня убрала камеру в коробку, где поблизости располагался и набор для шитья. Рычаги задвигались, мотор вновь затарахтел. Оля замерла на мгновение.

Что это всё-таки за место? Кто эти люди? Что случилось с ними?

Но у девчонок была собственная загадка, требующая ответа. Опомнившись, простившись с крохотным пристанищем, они двинулись в путь. Траки теперь гнали по рыхлому мёрзлому пуховику, берёзы и тополя, дубы и лиственницы грелись теперь под добротной снежной шубой.

Мне страшно было в тишине,

Но слышу я твоё дыханье.

Мы права не дадим зиме

Испортить миропонимание

И заковать нас тут в тюрьме!

Глава 4 Фильм

По пути к городу, будто шахматное поле, чередовались леса и поля, все укрытые белоснежным одеялом. Над ними уже во всю резвился окрепший декабрьский ветер. Высунешься наружу — лицо моментально замёрзнет.

— Оля, Оля, смотри, что там? — Тоня указала на заснеженный холм по правую сторону дороги.

— Церковь, наверное, видишь купола? Вроде даже целая.

Белая церквушка с распахнутыми дверьми одиноко украшала лысый взгорок. Девчонки подъезжали всё ближе, щурясь при взгляде на неё. Блик от позолоченного купола слепил глаза. Казалось, на небе появилось второе солнце, настолько чистой и яркой, будто глянцевый журнал, оставалась эта маковка спустя столько лет.

— Оля, их же раньше очень много было?

— Ага, но не сохранилось почти, а теперь так совсем.

— А эта вот осталась. Зачем их было столько? И сносить ради чего было?

— На уроках истории рассказывали. Как бы это объяснить. В таких же зданиях, церковь или храм, люди собирались вместе, проводили обряды разные, посвящённые Богу и другим святым. Причащения, молитвы, прочие штуки. Раньше же все очень верующие были, а учительница говорила, что такими становятся не от хорошей жизни или может по глупости. Может это и так, я не знаю. Помню только, что у мамы на работе была подруга, так она каждое воскресенье ходила в церковь, её из комсомола в своё время из-за этого выгнали. Добрая очень была и далеко не глупая. А ещё много правил, которых надо придерживаться и помнить. Сложно это всё. А сносили потом, потому что опиум для народа, а нужно с насущными проблемами разбираться.

— Какие, например?

— Что например?

— Обряды и правила, — Тоня проводила церковь взглядом, сунулась под тент.

— Откуда мне знать? Крещение, венчание. Из правил: в некоторые дни что-то делают, в другие нет. Посты соблюдают, когда мясо не едят и другую еду. Там свои причины, а я тонкостей не знаю.

Оля напряглась.

— Так может, заедем и посмотрим? — Тоня с долей энтузиазма обратилась к ней.

— Для начала, в пустой церкви не наешься и не согреешься.

— А что, нельзя просто посмотреть?

— Да, нельзя! Нечего лишний раз бензин тратить и по холоду плестись.

Никогда так на это не злилась, и чего я вспылила?

— Тоня чуть надула щёки и отвернулась от Оли: — Пф-ф, ну и ладно!

Пермь в разгар войны натерпелась в разы больше, чем Свердловск. Деревянные дома в садовых кооперативах были сожжены под фундамент. Гаражные же представляли из себя ряды пустых бетонных коробок, у многих из которых обвалились крыши, а у прочих оторваны ворота. В гаражах были погреба. Люди хранили в них многочисленные полезности: от самогонных аппаратов и закаток на зиму до зимних шин. Но даже так, искать бензин или еду под бетонной плитой, что в любой момент может сорваться вниз, — такое себе занятие.

Девчонки ехали дальше. Промышленные районы. Ранее монструозные, металлические, бетонные и кирпичные, грохочущие, испускающие клубы пара и дыма, конструкционные ансамбли. Заводы и пилорамы, склады и стальные мачтовые краны. Всё срублено войной под корень. Тоня с ужасом смотрела на былое величие Родины.

И почему наш Урал такая судьба обошла стороной? Неужели вражеская ошибка, неудача, плохой план? Самые главные города наши, которые танки, самолёты, станки создавали, остались почти невредимыми. А тут? Будто самое главное было, как можно больше людей погубить!

Выжженный центр всё ближе. Лишь редкие сталинки далеко позади оставались различимы на фоне улиц, полностью укрытых заснеженными руинами. Парки и скверы, испещрённые воронками от многочисленных разорвавшихся бомб, покрылись толстым одеялом, волнами, словно морской пеной, как бушующий океан. Казалось, вся земля отравлена осколками и едким пеплом. И только на площади, одним только ему известным образом:

Ленин

Стоял там,

И всё стоит,

И будет там стоять.

И с правой шаг, и в небо взгляд,

А народа давно нет, ни тут, ни где-либо ещё.

И только матовый бетон, и снег да грязь лежат кругом.

Никому не нужны идеи, заключённые в камне. Их уже совершенно некому нести. Сотня совершенно различных, а ныне бесполезных политических, культурных и экономических «-измов». Песок при утрамбовке принимает форму сосуда, но какой смысл от двух песчинок в огромной, сложной, практически фрактальной структуре?

Дороги завалены битым бетоном и кровлей. Девчонки лавировали между завалами, то и дело натыкались на разные памятники, уцелевшие стелы, но не на искомый кинотеатр. Хотя Оля с получаса назад злилась, что лишнего топлива жечь не хочет, сейчас она уже наворачивала круги по одним и тем же кварталам.

Нельзя же так просто сдаваться!

Минут тридцать они ещё ездили кругами. Приняв поражение в этой битве, но не войне, Оля решила остановиться на окраине города, около одного из немногих уцелевших домов. Танк притих, а плечи отяжелели из-за увесистых рюкзаков.

Массивная деревянная дверь. С усилием Оля потянула ручку, препятствие повалилось. Прозвучал глухой удар, снег полетел во все стороны. Свежий воздух проник в подъезд, но гнетущая атмосфера не давала спокойно вздохнуть. Темно и сыро. Разбитая лампочка в плафоне, поломанная доска объявлений, битые бутылки и топтаные газеты, грязь. Снова в ход пошла керосинка, освещающая путь впереди. Плитки на лестничных площадках побиты, а некоторая часть из них заботливо откинута кем-то в угол. Подъездные окна стояли целыми, но, как и любые другие, сокрушались в ставнях мерзким дребезжанием, поддаваясь очередному порыву ветра. Девчонки принялись осматривать квартиры, большая часть из которых была заперта. Первый этаж, второй, третий — ничего полезного. Всё или заперто или совершенно пусто, даже корочки нету хлеба.