Страница 38 из 60
— Так пойдет, госпожа чародейка?
— Закидывайте в котелок, господин просветлевший.
Зелье бурлило, выплескивалось через край и шипело, попадая на раскаленные камни. Кое-как порезанная череда в котелок не поместилась, торчала колючим колом, как солома.
— Кашу маслом ведь не испортишь, — сунув руки в карманы, задумчиво протянул ведьмак.
— Кашу нет, а зелье легко, — отозвалась я, искренне веря, что у двух-то профессиональных магов просто не может получиться бормотуха, способная свести несчастного школяра на тот свет быстрее, чем он отошел бы от яда умертвия.
Через час котелок был снят с очага. Ведьмак налил поварешкой зелье в большую кружку, попутно расплескав по столешнице темные лужицы. Комментировать я постеснялась, взяла кружку и понесла спасительное лекарство Нильсу.
Фактически нежилая прежде комната преобразилась… В нее влезло столько мебели, словно мужики копили обстановку на черный зимний день. Когда в суровый мороз во всей округе закончатся дрова, и топить очаг придется нарубленной в щепки кроватью.
Нильс в позе покойника возлежал на диване: сложил руки крест-накрест на груди и направил потухший взгляд в небо. В смысле, на потолочную балку, с которой свисал веник пересушенной аптекарской ромашки. На полу возле дивана стояла почти опустевшая бутылка с мятным хмелем.
— Пришли попрощаться? — простонал болезный, не поднимая головы от подушки.
Не ученик, а гениальный первооткрыватель. Надо же: действительно сунуть палец в пасть умертвия. В анекдоте расскажешь, и то не поверят.
Я осмотрелась вокруг, ища поверхность, куда приткнуть кружку. Диван, кровать, кресло, на стене ночник висел, цепляясь незнамо за что. Какой-то вытертый половик притащили, любители домашнего уюта демоновы. Столько мебели, чтобы мягко заземлить зад, а кружку поставишь только на подоконник. Они боялись, что придется спать и сидеть на полу, что ли? Хорошо, что ставню не поленились снять.
— Нильс, ты как? — заботливо спросила я.
— На пороге смерти, — тихим печальным голосом оповестил он. — Вот… Перед глазами жизнь проходит. Пока остановился на детских годах, скоро начну вспоминать отрочество. Там-то было повеселее, есть что вспомнить.
— Ладно, не умирай, школяр. Верховный лично доварил тебе зелье.
Нильс мгновенно ожил, но насторожился:
— У него получилось?
Я вспомнила накромсанные травы, торчащие из котелка частоколом, и неопределенно махнула рукой, дескать, пей и не задавай идиотских вопросов. Хуже вряд ли станет.
Он забрал кружку, с подозрением принюхался и жалобно спросил:
— Ну с богом, да?
— Я не была бы такой амбициозной.
Школяр прихлебнул дымящееся зелье, напрочь сжег язык и промычал:
— А чего не постудили? Подуть, что ли, было сложно?
— Зарываешься, — вкрадчиво предупредила я, что готова терпеть его страдашки по большому празднику первого укуса, но только в лимитированном объеме.
— Извините, — съежился он и осторожно, вытянув губы трубочкой, принялся прихлебывать зелье. — А здоровья не пожелаете?
— Лучше удачи.
Школяр подавился и замер с надутыми щеками, словно старался удержать затычку, сдерживающую безудержный кашель. В этот момент я решила, что слишком слаба нервной системой, чтобы лично следить за исцелением Нильса Баека и подносить ему лекарства. Одно то, что снадобье он все-таки получил, это верх гуманизма по Агате Истван.
Когда мы с ведьмаком, переругиваясь, переливали остатки зелья в высокий флакон с узким горлышком, Нильс начал спускаться со второго этажа. На шее длинным белым шарфом болталась размотанная с укушенная пальца перевязь. Глаза казались совершенно шальными.
На последней ступеньке пострадавший схватился за столбик, улегся на перила и протянул с широченной улыбкой:
— Привет, чародеям.
Фентон, там того не замечая, начал переливать зелье мимо бумажной воронки, воткнутой в узкое горлышко флакона. Не сводя взгляда с очень странного Нильса, я заставила ведьмака поднять край котелка и не тратить уникальное снадобье, которое, вполне вероятно, еще ни раз пригодится. Особенно, если учитывать любовь школяра к практическим экспериментам.
— Палец совсем не болит, — промямлил он и, нахмурившись посмотрел на указательной палец, левой, а не правой руки. — Он даже зажил. Превосходное зелье. Знаете, от него такая легкость во всем теле.
— Нильс, ты что, пьяный? — охнула я, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Никогда еще взвар от заражения крови не имел столь чудесного эффекта. Интересно, а от самого-то заражения он помогал?
— Я трезв, как стеклышко. Вон, как это стекло, — Школяр указал куда-то в сторону, очевидно, на маленькое окошко в задней двери. Невольно вспомнилось, какое оно заляпанное и пыльное. — Почему вы двое все время ко мне придираетесь? И вообще…
— Что? — тихо спросила я, никак не реагируя на бурный поток откровенности.
— Мне прогуляться надо. — Он нырнул носом вниз, лишь чудом избежав столкновения с полом, едва не снес заднюю дверь и через паузу выкрикнул: — Все хорошо. Я уже поднялся.
— Оно так и должно действовать? — уточнил Фентон, и я покачала головой.
В задумчивом молчании мы посмотрели на котелок с остатками зелья и, не сговариваясь, двинули к раковине. За окном Нильс звал табуретопса и требовал немедленно продемонстрировать навык давать лапу.
— Ты пес или табуретка? — возмущался он.
— Что за зелье ты сварил? — буркнула я ведьмаку.
— Чего ты говорила, то и варил. У твоего школяра молодой здоровый организм. Он справится.
— Нужно забрать этот молодой организм домой, пока он не сбежал и не стал больным, — вздохнула я.
Нильс из огорода исчез. Казалось, что только-только мучил испуганного Йосика, теперь, от греха подальше, засевшего в кустах, но вдруг как сквозь землю провалился. Некоторое время в нарождающихся сумерках мы искали его по огороду и обнаружили под нетронутой ни одним катаклизмом красной бузиной. Школяр сладко спал на травке.
— Нильс, — присев я потрепала его по плечу, — ты простудишься. Вставай.
Он брыкнул ногой, повозился и подложил под щеку трогательно сложенные ладошки.
— Давай я помогу тебе перевалить его на спину, — предложила я ведьмаку.
— Или оставим его здесь. Ночи еще теплые, — недвусмысленно отказался тот переть здорового парня на закорках.
Честно, я считала почти бесчеловечным после всего, что пережил сегодня школяр, оставлять его спать под открытым небом, но тут Нильс захрапел. Во всю молодецкую силу легких.
— Принесу ему плед, чтобы не окоченел, — немедленно решила я.
Под бузиной школяр продрых до середины следующего утра. Помятый и всколоченный, с красными от похмелья глазами и прилипшей ко лбу травинкой, он ворвался на дом. Я заваривала облепиховый чай в высокий чайник. В кухне витали уютные запахи апельсиновой цедры и острых пряностей: перца, гвоздики.
— Доброе утро, — крикнула я школяру.
— Издеваетесь? — рыкнул тот сиплым голосом.
— Еще нет, — искренне удивилась я.
С перекошенной расцарапанной физиономией он заскочил в кухню, тремя шагами оказался рядом со мной и злобно выставил указательный палец. Тот самый, покусанный.
— Вы.
Я перехватила его руку за запястье и проверила рану. Отек спал, следы от зубов умертвия выглядели лучше. Непонятно, чего просветлевший верховный наварил, но бормотуха определенно помогала. Зря вылили действенное средство в раковину.
— Палец почти прошел, — резюмировала я, выпуская руку обалдевшего школяра. — Поздравляю, жить будешь.
Не произнеся больше ни слова, он развернулся и, едва не проламывая ступеньки пятками, взлетел на второй этаж. Некоторое время что-то происходило в спальне, доносились приглушенное бормотание верховного, судя по всему питавшего надежду поспать до обеда.
Через некоторое время Нильс спустился с набитой под завязку ведьмачьей котомкой в руках. Хотелось верить, что он запихнул в сумку свои вещи, а не Фентона. Иначе неловко выйдет.
— Вы оставили меня спать под кустом, — со смертельной обидой в голосе воскликнул Нильс.