Герильеро

— А поподробнее?

Два коммуниста пустились в объяснения материалистической диалектики, которые Вася внимательно выслушал и под конец спросил:

— Так если у вас единство и борьба противоположностей, то в чем проблема в одновременном существовании городской и сельской герильи? Их борьбу я уже видел, что мешает увидеть единство?

Спорщики призадумались и посмотрели друг на друга с новым интересом.

На следующий день Вася предложил штабу ограбление банка. Схема, нарисованная на листке бумаги, вызвала множество вопросов — сколько сотрудников в банке? Есть ли охрана? Каково расстояния от угла улицы до двери?

— Жаль, нет фотографий, — посетовал Габриэль, — с ними гораздо ясней.

— Есть человек, который может их сделать, — касик вспомнил про Монику.

Подумав, решили отправить в город Хорхе, поговорить с девушкой и понаблюдать за банком. После быстренько разрулили вопросы с новобранцами, несколько проблем снабжения и уже под конец внезапную задачу подкинул Че:

— Гильен вчера задал вопрос, почему у нас нет флага.

Штабные недоуменно переглянулись. А действительно, почему?

— С цветами, я так полагаю, все ясно, красный и черный, — не то, чтобы утвердительно, а скорее даже вопросительно протянул Хосе.

Индейская часть штаба неторопливо кивнула — годится.

— А вот с символами прямо и не знаю…

— Ну, первые буквы названия? — предложил Инти.

— Нет, нужно нечто более нативное… — Вася ткнул Катари, только утром сдавшего экзамен по испанскому-письменному и оттого пребывающему в некоторой эйфории, — Какой главный символ в Андах?

Кечуа перекинулись парой слов и единогласно выдали:

— Андский крест.

Искай даже нарисовал его, Вася вспомнил, что многажды видел такой ступенчатый крест еще в МГУ, на занятиях по этнографии — на тканых орнаментах и на каменных постройках.

— Красный на черном? Или черный на красном?

— Красный на черном!

— Голосуем?

— Единогласно.

Ткань есть, значит, нужно поручить мастерицам в общинах сшить несколько таких полотнищ. И вывесить их в каждом лагере — но под крышами, касик все время помнил о самолетах.

— И еще, — Вася упер взгляд в стол, потом поднял его и оглядел соратников, — я считаю, что нам необходимо привлечь на свою сторону часть священников.

Че фыркнул, Габриэль скептически скривился, Инти возвел глаза горе, только индейцы и Хосе восприняли это спокойно.

— Поэтому мы завтра выступаем на Касигуачу. Я приведу туда одного падре-иезуита…

— Расшифроватся перед посторонним? — Габриэль всем видом показывал неправильность такого хода.

— Я ручаюсь за него, — упрямо сказал касик. — И я уверен, что разговор с ним будет крайне полезен. Кроме меня и Че пойдет Авраам и…

Среди индейцев началось оживление — я! я! Тупак, возьми меня! После того, как самодельную баню прошел Вася, парилка неожиданно стала популярной среди кечуа. Они решили что испытание огнем, паром и прутьями может выдержать только истинный воин, так что авторитет касика, и так высокий, взлетел до небес, немало поднялся и авторитет Че. А коли дед дозволит войти под шкуры и Гильену…

Все эти простые и даже приятные вещи были прерваны появлением гонца из города. Он не стал приближаться к навесу, а издалека помахал Антонио зажатыми в руках бумагами. Кубинец забрал их, но пока шел обратно к столу, разглядывая принесенное, лицо его все больше и больше вытягивалось.

— Кажется, спокойные времена подошли к концу, — он бухнул на стол несколько отпечатанных красной и черной краской листовок.

«Проснись, боливиец!» — шло широким шрифтом по верху. Дальше текст состоял из расхожих левацких штампов и заканчивался призывами к немедленной социальной революции, уничтожению правящих классов, полной национализации и созданию трудовых лагерей. Неизвестный автор замешал содержимое настолько круто, что глаза полезли на лоб у всех.

— Эти листовки появились вчера в Кочабамбе. Подписаны неким «команданте Мигелем» из «Боливийской марксистской армии».

— Радио, — первым догадался Хосе и метнулся за транзистором.

Почти все станции, до которых удалось дотянутся, уже вещали о левых партизанах в горах и о решимости армии покончить с ними. Но что это были за партизаны, никто из присутствующих не понимал.

[i] Песнь песней Соломоновых

[ii] Левоперонистские партизаны, имевшие целью возвращение в страну Хуана Перона после переворота 1955 г.

Глава 23. Республика в опасности

Пулемет пыхнул огнем, замолк и через мгновение выплюнул еще десяток гильз. Краем глаза Вася уловил, что Римак резво вскочил, подобрал свое хозяйство и со вторым номером метнулся дальше по склону. Не прошло и полминуты, как по оставленной позиции хлестнули пули с другой стороны, а чуть погодя все заволокло дымом и пылью от разрывов минометных мин. Над головами противно просвистели осколки и выбитая из камней крошка.

— Как думаешь, где минометы? — спросил касик, не отрываясь от прицела своего гаранда.

— В ущелье Хока, где родник, — тут же ответил Искай, — больше негде.

— Почему?

— Там ровная площадка и нет деревьев.

— А другие? — Вася все-таки пригнул голову, шальная мина разорвалась слишком близко.

— Либо далеко, либо вот, прямо перед нами, но там минометов не вижу, — Искай стряхнул с себя пыль и мелкие камешки, сыпанувшие сверху.

Вася сполз вниз и, пригибаясь за невысоким гребнем, пробежал в тыл, где у карты сидели сам команданте и радист-кубинец.

— Вот здесь, Кебрада-дель-Хоко, — ткнул он пальцем в значок родника. — Дай связь.

Радист передал ему микрофон с наушниками и касик, глядя в карту, продиктовал минометчикам координаты. Минута — и над ними противно засвистели мины, падая за разделявший две лощины отрог. Вася знал, что после трех-четырех залпов минометчики лихорадочно сворачиваются, хватают ствол, опорную плиту, двуногу, ящики с боекомплектом и во весь опор бегут подальше, подгоняемые командиром взвода.

Но ответки не последовало — наоборот, минометы армии замолчали, а вслед за ними понемногу закончилась и стрельба. В наступившей после грохота боя тишине были слышны только команды на отход с другой стороны ущелья, да вопли потревоженных тангара уррака, местных птиц, видом и поведением подозрительно напоминающих сорок.

Кажется, опять отбились. И вроде бы без потерь.

Вася давно потерял счет таким боям, последние два месяца состояли из непрерывных стычек, переходов и попыток добыть снабжение. С трофеями становилось все хуже — солдаты уже не отступали после первого удара, а наоборот, норовили закрепиться и не дать выйти из боя партизанам. Судя по всему, кто-то в армии допер, что здесь не Чакская война, и что тактике герильерос «бей и беги» необходимо противопоставить ее противоположность «стой и не отпускай». Возможно, нашелся сообразительный офицер, но не исключено, что новый метод подсказали гости из США.

В обычном пехотном бою у партизан против многократно превосходящих противников шансов не было — а против «свободной зоны» наступали три полка. 18-й «Виктория» из Кочабамбы, 6-й «Кампос» из Камири и 2-й «Сукре» из одноименного города. И очень похоже, что их если не довели до полного штата, то как минимум усилили подразделениями из других частей. По мнению разведки против герильерос бросили не меньше четырех тысяч человек, без малого треть всей боливийской армии.

В отличие от первого безалаберного натиска несколько месяцев назад за действиями военных ощущался план, однако как ни крутили штабные, разгадать его пока не выходило. Возможно, боливийские силы просто стремились уничтожить как можно больше партизан. И вот это было очень тяжело — многие не имевшие серьезного опыта отряды герильерос влипали в долговременные перестрелки. Откровенных поражений еще никто не понес, но вот число потерь среди партизан взлетело вверх, одних раненых по общинам раскидано почти сто человек.