Изгнание

Ладен была восторженной, пылкой, увлекающейся. Ей доставляло удовольствие играть роль покорительницы сердец и тем мучить Биза. Однако в этой роли она не переигрывала и знала точно, где надо остановиться или сделать паузу.

Глянув на поникшего головой мужа, Ладен рассмеялась:

«Ревность к Ворху! Как тебе это пришло в голову? Он же правитель. Любовь женщины для него ‑ ничто. Ворха любит народ. Видел, как его встречали? Их любовь равносильна смерти. Тысячи лягут, чтобы он по их телам прошел к высшей власти…»

«И мы?» ‑ боязливо спросил Виз.

«Может быть, и мы. Чтобы стать сильными, надо прикоснуться к сильном) Сила передается».

Решимость какая‑то горела в глазах Ладен, и она напугала Виза.

«Не дело женщины вмешиваться в борьбу великих. Она легко может сгореть в этом огне страстей».

Ладен бросила с вызовом:

«Конечно, если сама слаба…»

Подтекст сказанного еще более напугал Виза:

«Не думаешь ли ты проверить свои силы? Лучшим применением способностей женщины была и остается забота о доме и детях. Кстати, что делает наш малыш?»

Маленький Гулик, предоставленный на время самому себе, открыл коробку со сладкой пастой и торопливо уничтожал ее.

· Ах, ах! ‑ кокетливо сокрушаясь, воскликнула Ладен. ‑ Ты весь измазался. Такой внук бабушке не понравится.

· А где она?

· Во‑ он в том большом доме, ‑показала Ладен.

· Там деревья растут, ‑ разглядел Гулик навесные сады, винтом опоясывающие здание. ‑ Бабушка любит, чтобы деревья были.

«Он умница! Он не задает вопросов, он сразу отвечает», ‑ приподнялась Ладен и, дотянувшись, потрепала сына за щечку.

‑ Ты прав, бабушка очень любит деревья, и мы сейчас прилетим в ее сад, вздохнула Ладен и мечтательно добавила, адресуя мысли мужу: «Ах, если бы ты служил в ведомстве надзора».

Виз нахмурился, не понимая, что бы тогда изменилось.

«Я бы не отдала свою мать на хранение в эти мерзкие склады, ‑ сказала Ладен уже раздраженно. ‑ Цузары имеют высокие доходы, получают рабов‑носителей, сколько захотят, а мы четвертый год не можем получить хотя бы одну рабыню для возвращения мамы. Мне стыдно, стыдно!.. Неужели ты этого не понимаешь?»

Придерживая малыша, увлеченного разглядыванием навесных садов пристыженный Виз оглянулся, проверяя, не уловил ли их разговор кто‑нибудь не ближних флайерах, но они уже вышли из потока и свернули к посадочной площадке Каролл‑дома. Ответил он жене подчеркнуто сдержанно: «Я все понимаю, но… Эгрегер не меняют по собственному желанию. Эгрегер ‑ на всю жизнь. Даже если бы я сменил его в силу каких‑то обстоятельств, то все равно остался бы рядовым первой руки. А вот когда я сам стану первой рукой, тогда мне и в нашем эгрегере будет не хуже, а, может быть, и лучше, потому что в энергетике я все‑таки разбираюсь. Главное для меня сейчас ‑ это стать первой рукой и получить подчиненных».

«И когда ты станешь первой рукой?»

«Теперь скоро».

«Ты что‑ нибудь сделал… такое важное?» ‑заметно оживилась Ладен.

Виз тоже был рад, что, наконец, вызвал у жены интерес к себе, но с детства прививаемая осторожность взяла верх, и он боязливо повел глазами в сторону башенных антенн надзора Билярга. Ладен не придала значения его опасениям: «Неужели ты всерьез считаешь, что мы кому‑то нужны здесь? Скажи, а тебе дадут рабов?»

«Как положено».

«Не раба, а много рабов? ‑ уточнила Ладен, и в глазах ее засветился азартный огонек. ‑ А что ты сделал?»

Ее восторженность заражала Виза. Так приятно, оказывается, рассказывать любимой о своих успехах! Он немного помялся, разжигая ее интерес, и ответил уклончиво, явно рассчитывая на дальнейшие расспросы: «Придумал один эксперимент с пылевым кольцом», ‑ кивнул он на небо. Ждал восторженного изумления, но Ладен озабоченно уставилась на Каролл‑дом, к которому приближался их флайер.

· Мама, ты совсем медленно летишь.

· Потому что будем садиться. И пойдем к бабушке. Собери свои игрушки, ‑сказала Ладен и, заняв малыша, обратилась к мужу: «Придумал, это, значит, ты… думал?»

«Да».

«Какая непростительная глупость!» «Но… у меня получилось».

«Тебя могли поймать. И спросить, по какому праву ты осмелился думать. Захотел стать умнее всех?»

«Но кто‑ то ведь должен…»

«Кто‑ то! Но не ты. Твое дело ‑исполнять. Если узнают в эгрегере, ты никогда не станешь первой рукой».

«Я стану… Пособником, а может и выше!» ‑ объявил Биз с замиранием от прорвавшейся решимости выразить наконец такое, о чем думать не смел; ждал ответной радости или, по крайней мере, уважения во взгляде жены, но на‑толкнулся на жалостливое снисхождение на ее лице.

Их флайер завис над посадочной площадкой. Ладен покружила и аккуратно посадила его в углу, в отдалении от сверкающих яркой краской новеньких летательных машин, разместившихся в центре. Такой выбор места был сделан ею, возможно, непроизвольно, но и его воспринял Биз как упрек себе в том, что все еще не может купить дорогой летательный аппарат. Но разве это главное?… И вообще, после такого признания, какое сделал он, Ладен должна была выразить хоть какое‑нибудь вежливое понимание. И потому Биз упрямо допытывался: «Ты не веришь мне? И напрасно, ‑ передернул он узкими плечами, и тонкое лицо его побледнело от обиды. ‑ Возможно, я скоро стану могущественнее Ворха. Да, да!..»

Ответом ему был взгляд почти такой, каким Ладен посматривала на расшалившегося малыша. Биз вознегодовал, готов был в запальчивости тут же выложить доказательства, но момент был явно неподходящим: малыш дергал замок запора раздвижного купола, и Ладен собирала вещи, которые надо было захватить с собой.

Приемный зал Каролл‑дома заполнял многоголосый акустический и ментальный гул голосов. Биз с малышом на руках и Ладен с коробкой остановились на момент в проходе, словно раздумывая, вступать ли им в это всеохватывающее гудение и кружение, но раздумывать не пришлось: Гулик услышал знакомую речь кукольных героев, а потом с высоты отцова плеча увидел их на экранах видео, застучал ножками и, опущенный на пол, побежал "к экрану, вокруг которого собралась группа детей, переживающих бесконечные приключения смышленого летуна‑храбреца. Проблема с ребенком была решена, оставалось найти свободное место, чтобы как‑то разместиться. В Каролл‑доме, как и в тысячах других общественных учреждений, кресла и ложа обособлялись гнездами вокруг столика: подставом для курения скаракосты. В таких гнездах размещались семьи кселензов. Те из них, что сдавали Баук своего родственника на хранение, держались подчеркнуто хмуро, озабоченно, как полагалось на теперь уже забытых похоронах, а получавшие Баук для воскрешения его на теле привезенного с собой или полученного здесь раба ‑ эти веселились: дымили скаракостой, распивали пенящиеся соки и оглашали «зал взрывами хохота. Одна такая шумная семейка готовилась покинуть Каролл‑дом, и Ладен потянула за собой Биза, чтобы занять освобождающееся место. Задерживала уходящих молоденькая, остроносая, заплаканная девчонка с Бауком, устраивающимся на ее голове. Баук то приподнимался на своих тонких золотых ножках, то вновь оседал, передвинувшись, и погружал в голову девушки щупы, отыскивая нужные для овладения телом центры. Лицо девчонки искажалось от боли, а из глаз беспрерывно бежали и бежали слезы, падали на руки женщины, подклеивающей рабыне порванное при усмирении платье.

«Вы только посмотрите, сколько у нее слез, ‑ возмущалась женщина. ‑ Видимо, совсем мозгов нет, одна вода. Гибера, как ты будешь жить на такой дуре?» «Хорошее тело, здоровое», ‑ отозвался Баук Гиберы, занятый проникновением в мозг девчонки.

«Нет, вы только вообразите степень невежества этих рабов. Их берут в семьи кселензов, кормят, как богов, просвещают, дают возможность пережить столько счастья, а они… протестуют».

Семья поднялась, наконец, и шумно прошла мимо с выражением торжества горделивой уверенности сильных мира сего, хотя, как заметил Биз, в ‑сословной иерархии они занимали место не выше второго круга.