Туманная река

Репетиция в этот день в корне отличалась от прошлых, во-первых, в нашем распоряжении оказались микрофоны, а так же самопальная потертая и пошарпанная ударная установка. Во-вторых, раскаявшийся Санька Зёма встал за ударник.

— Показывай, чего можешь, — потребовал от помятого друга Толик.

Санька сел на деревянную табуретку и потер ладони, мне показалось, он при этом приговаривал ахалай-махалай. Взял палочки, глубоко вздохнул и выдал самый простой диско ритм: бочка, хэт, малый барабан, хэт. Буцы, пацы, буцы, пацы, заработала ударная установка.

— Играем летящую походку, — скомандовал Маэстро.

И мы без вокала отыграли куплет и припев. Санька при этом сбился с ритма всего три раза.

— Это конечно лучше чем ничего, — прокомментировал я, сыгранный нами музыкальный фрагмент, отражая гневные взгляды Толика, — слушай Зёма, а может тебе сидеть не удобно?

— Не знаю, — развел руки наш бравый барабанщик, на котором не было лица, — а как еще можно играть? Стоя?

— Вот смотри, — я поднял стойку с рабочим барабаном повыше, — ты же у нас танцор, нажимаешь стоя на педаль, пританцовываешь и стучишь по хэту и рабочему барабану.

Как Героргий Гурьянов из группы «Кино», хотел добавить я, но воздержался, все равно не поймут, о чем речь.

— Давайте летящую походку еще раз, — попросил я друзей.

Буцы, пацы, буцы, пацы, пританцовывая отчеканил Санька и мы включились, всю песню отработали без серьезных ошибок.

— Виртуоз, — хохотнул Вадька, — дай я тебя поцелую, — потянулся он к другу.

— Отвали! — шарахнулся в сторону ударник, — давайте дальше репетировать, скоро концерт, дискотека. У нас еще целая песня не дописана. Преданы мечты, сожжены мосты. Был этот мир таким большим, пока едины были мы, — завыл он что было мочи на сильно искаженный мотив «I Will Survive».

— Сначала весь старый репертуар отыграем, — скомандовал Толик, потом посмотрел на меня, и спросил, — как, ты, Богдан, считаешь?

— Согласен, — ответил я, — сейчас важнее старое отработать с новым барабанщиком. А песню допишем вечером, дома.

До текстильной фабрики «Красный текстильщик» нам с Тоней пришлось добираться почти час. Здание фабрики находилось на Якиманской набережной. Я невольно залюбовался его архитектурой.

— Богдан! — дернула меня за руку Тоня, — итак опаздываем, ты чего!

— Красота! Какие панорамные окна, архитектурный стиль не выбивается из общего городского пейзажа.

— Сума что ли сошел! — рассердилась начинающая модельер, — опаздываем!

На проходной нам пришлось еще десять минут ждать сотрудника, который нас должен был встретить и сопроводить по территории. Пока его не было, я развлекал себя как мог. «Красный текстильщик» — это бывшая Голутвинская мануфактура, крупнейшее предприятие России, основанное 1846 году. Прочитал я содержание памятной таблички. Надо же, при царе предприятие работало, при СССР работает, лишь после перестройки сделают здесь офисный центр. Махнут не глядя красного пролетария на китайского, и расплодят здесь самый бессмысленный вид человеческой деятельности — офисный.

— Добрый вечер, ребята! — на проходную спустился сам Иван Андреевич Симонов, главный инженер фабрики, — пойдемте, сейчас устрою вам небольшую экскурсию.

Мы поздоровались и быстрым шагом двинулись по территории. Видать есть нужда в наших концертных костюмах, если сам главный инженер встречает. Кстати, я бы на его месте поступил бы так же. Ничем особенным меня фабрика не поразила, тут станки изготавливают из нитей ткань, тут ткань наматывают в рулоны, здесь ее кроят, тут ее сшивают. И выходит из этого то, что меньше всего хочется впоследствии на себя надеть. Мартышкин труд, молча высказался я. Но Тоне все очень сильно понравилось, она интересовалась марками станков, швейных машин и конечно зарплатой.

— А вот это наш экспериментальный цех, — сказал Иван Андреевич, впуская в небольшую комнату где вокруг огромного стола, заваленного тканями, работали три человека, две женщины лет 30–35 и высокий мужчина того же возраста.

— Стас, ведущий модельер-конструктор, — представился и поздоровался со мной за руку мужчина, опустив большие очки со лба на нос, как будто без очков меня нельзя было рассмотреть.

— Богдан, — представился я, — а это костюмер нашей музыкальной группы Тоня.

— Ребята покажите ваши наряды, — попросил нас главный инженер.

— Где можно переодеться? — посмотрел я на сотрудников фабрики.

— За шкафом, где еще? — улыбнулся Стас и выразительно посмотрел на Ивана Андреевича.

Через семь минут мой модный диско прикид раскрыв рты, рассматривали все кроме Тони.

— Кто придумал такой фасон? — первым опомнился Стас.

— Я придумал, — признался я.

— Вы где-то этому учились? — не отставал модельер фабрики.

— Нет. Я как Менделеев свою таблицу, увидел такой костюм во сне, — начал врать я.

— Люба, это же наша рубашка, нашей фабрики, — удивилась одна из женщин.

— Да, только пришлось ее распороть, подрезать и снова сшить, — наконец высказалась моя одноклассница.

— И ткань парусиновая, тоже у вас сделана, — добавил я, похлопав себя по штанине расклешённых джипсов.

— Вы полагаете, молодежь будет все это носить? — непонятно, кого спросил Стас, поправив на носу очки.

Иван Андреевич посмотрел на меня.

— Лично я полагаю, вот это все, — сказал я, похлопав себя по бокам, — исчезнет с прилавка быстрее, чем на нем окажется.

— Вы очень самоуверенный молодой человек, — вдруг обиделся ведущий модельер, — я такого не видел ни в одном заграничном модном журнале, между прочим.

— Это значит, что мой концертный костюм, можно хоть завтра продавать за валюту, — я усмехнулся, — или вашей фабрике деньги не нужны?

— Люба, Нина, а вы что молчите? — спросил Андрей Иванович женщин.

— Я согласна со Станиславом Олеговичем, — ответила Нина, — это все не серьезно. Что это за какие-то расширяющиеся к ступням трубы, — указала она на мои клеши, — какие-то нелепые и не практичные два больших задних накладных кармана. И приталенную рубашку не каждый сможет на себя надеть.

— Может, вы не знаете, — Симонов вдруг распылился, — но в этом году был рекордный возврат изделий нашей фабрики из магазинов города.

— Значит нужно пересылать партию в село, — резко отреагировал Стас, — вы же знаете, на каком оборудовании мы работаем.

— Станислав Олегович, — вмешался я, — а у вас случайно никто из родственников в министерстве легкой промышленности не работает?

— К чему этот вопрос? — выкрикнул он, и покраснел как рак.

Борзый ты, очень, подумал я, и туповат для этой работы, и скорее всего, метишь на должность главного инженера, и тетки тебе в рот смотрят, значит, знают кто ты таков.

— Обратитесь к родственникам, — ответил я, — пусть подсобят с новым оборудованием.

— Иван Андреевич, — Стас проигнорировал меня, — нам некогда заниматься глупостями, у нас ведется подготовка к международной выставке. До свидания, молодые люди.

Нет ничего хуже, тупой зажравшейся номенклатуры, думал я, пока мы шли по коридору. Симонов нас любезно пригласил в свой кабинет, попить чаю. Апартаменты главного инженера завода были предельно просты. Шкаф, стол и телефон. Иван Андреевич минут пять молча смотрел, как мы пережёвываем печенья. Тоня говорить не решалась, я же не считая себя большим специалистом по войне с дураками, выжидал.

— Ты уверен, что ваши джипсы будут пользоваться большим спросом? — наконец не выдержал главный инженер.

— Нет, Андрей Иванович, — я отложил печенье, — не большим, а взрывным. Мне даже страшно представить какие на эти джипсы будут ценники на черном рынке. Спекулянты зарядят в раз десять выше отпускной цены. Можете магазин открыть прямо на проходной, и к нему будут подъезжать на грузовых машинах и брать большими партиями.

— Это вряд ли, — кисло усмехнулся главный инженер.

— Что вам нужно, чтобы выпустить экспериментальную партию джипсов? — спросил я.

— Как минимум, нужны лекала на весь размерный ряд изделия, — задумался Иван Андреевич, — и согласование с директором фабрики на выделение производственных мощностей.