Чёрное Солнце

Невольно изумляясь ловкости вечных служителей бюрократии, Мишель миновал Дом Культуры и остановился возле жёлтого двухэтажного домика, невольно улыбнувшись увиденному: в одном месте штукатурка облупилась, обнажив кирпичную стену, и образовавшееся пятно здорово напоминало сытого откормленного кота, нежащегося на солнышке. А рядом с пятном на балконе сидел такой же откормленный серо-рыжий котяра и жмурился от солнечных лучей. Он словно любовался перед всеми и говорил: «Посмотрите на меня и на мой портрет на стенке! Правда, похож?»

По улице мимо Майкла со звоном прокатили на велосипеде двое мальчишек. Передний, раскинув ноги в обе стороны, оседлал раму, а задний, сидя в седле, сосредоточенно нажимал педали, улыбаясь каким-то своим мыслям. Оба пацана были в одних только плавочках, и их загорелые тела шоколадно блестели под солнцем. Тот, что сидел на седле, выглядывал на дорогу через плечо друга, тот же, что впереди, жмурился на лету.

Именно на лету! Майкл моргнул. Снова. Наваждение не пропало. Вместо колёс у странного велосипеда были два обода с горизонтальными винтами, спереди и сзади. Сияющие круги, подчиняющиеся нажатию на педали…

Море блаженства от полёта было на лицах этих двоих, промелькнувших мимо Мишки под шуршанье винтов над гравием и позвякивание лёгкой «двухколёсной» машины.

Пожалуй, кроме Мишеля никто так и не обратил внимания на эту парочку. Неужели - обыденное зрелище?!

Пролетев над потрескавшимся асфальтом, «велосипедисты» свернули на улицу Гончара, направляясь к Санькиному дому.

Следующий переулочек… Тихий, уютный дворик.

На скамейке у дома, спиной к игровой площадке и полуразрушенному туалету, сидели рядом с дремлющим мужичком двое босоногих пацанов с чёрными от въевшейся пыли узкими ступнями. Тот, что постарше - в полосатой красно-зелёной футболке - увлечённо играл в ручной «тетрис», а младший с интересом за ним наблюдал, изредка незаметно почёсываясь.

Надо сказать, тетрис после того, как угодил под Нашествие, совсем перестал ломаться и даже никогда не требовал более смены батарейки. Правда, был в его новом состоянии и недостаток - звук у него теперь тоже никогда не отключался. А когда один из пацанов попробовал было тиснуть кнопку «Sound OFF», то в ответ из динамика хриплый голосок продребезжал: «Это нарушение прав и свобод личности! Кричу где хочу!». Пришлось оставить его в покое. Тем более что в остальном он разумность свою никак не проявлял, а порою в затруднительном положении даже подкидывал нужные фигуры для заполнения «стакана», подозревая, видимо, что иначе игрок в досаде может грохнуть хрупкой коробочкой о камни, совсем позабыв о хранящемся в ней интеллекте…

Малыши увлечённо играли, совсем не обращая внимания на то, что происходит у них за спиной…

Майкл прошёл мимо них. Затем переулочками вышел под сваренную из тонких чугунных трубочек арку, крашеную в ядовито-зелёный цвет, и неторопливо вошёл в кофейню, прикидывая, сколько ему теперь ждать Мельтора.

- Явился! - прогремел в тесном помещении знакомый голос. - И что ты обо всём этом думаешь?!

Мишель не торопился с ответом. Он не спеша подошёл к прилавку, взял парочку заварных пирожных, стакан уныло пахнущего карамельками лимонада «Буратино», переместил их за столик и уселся напротив айнура в бордовом пиджаке, повернувшись боком к электрокамину, абсолютно бесполезному в это тёплое время, но всё равно уютно мерцающему в углу. Отхлебнул пузырящуюся жижу, закусил пирожным и задумчиво так произнёс:

- А хочешь, один стишок расскажу? Слушай…

Как многое блекнет под грузом утерянных лет,

Стираются даты, уходят события, лица…

А знаете, в чём нашей памяти первый секрет?

Чтоб что-то запомнить - нам надо сперва удивиться!..

Снова вздохнул, глядя на отблески пламени в импровизированном камине. Зябко передёрнул плечами и задумчиво протянул:

- Когда-то это звучало не так. Немного не так. Но я забыл случайно встреченное в журнале стихотворение и теперь воссоздал его по памяти. Как смог. И ведь правда - запомнилось оно мне потому что удивило, и немало, своим простым откровением…

- Но ты не за этим рассказал его мне.

- Воистину. Просто Городок в центре мира изумил меня куда больше, чем всё увиденное за все мои прежние странствия.

- Тогда?

- Нет, сейчас, когда мы вернулись с острова Чертогов Единого.

- Это не Чертоги. На острове просто стоял старый храм, поставленный моему вечному оппоненту и отцу. А Чертоги совершенно в другом месте…

- Всё равно. Это не важно, я ведь говорю не про Чертоги, а про Город! Тогда Город был просто красивой провинцией, этаким ожившим воспоминанием о детстве. А сейчас, после Нашествия и массово-помешательного склероза…

- Но ты видел подобное и раньше…

- Но не в такой степени. Всё познаётся в сравнении…

- Не кипятись, - Мельтор поправил сползающие очки, - Они же… Ну, как бы это проще сказать… Ну, они просто забыли, как надо, как было принято, и в результате всё смешалось и превратилось в эту труднорасхлёбуемую кашу…

- Возможно… Жаль только, что Илька куда-то запропал. Уж Видящий бы разобрался в причинах этого бардака.

- Ты другого боишься…

- Да! - голос Майкла сорвался на крик, но никто не обратил на них никакого внимания. - Да, я боюсь, что в этом тихом спокойствии его раздавит первая же волна равнодушия! Ведь никому нет ни до кого никакого дела! Совсем никакого дела! Это сонное царство, где даже сбей кого на улице грузовик - окружающие будут глазеть на это зрелище, как в кино, как перед телеэкраном, и даже не догадаются позвонить в «Скорую» или вызвать лекаря! Я идиот, что отпустил его одного! Но я же не знал тогда ещё, что тут всё ТАКОЕ!!!

- Тем более не кори себя. Мне кажется, что минут через пять он будет уже тут… Раньше, - добавил айнур, углядев в дверном проёме зарёванного Илюшку, вцепившегося в дверной косяк.

Опрокидывая стол и расшвыривая попавшиеся на пути стулья, Мишель метнулся к другу и, обняв его за плечо, выдохнул:

- Кто!?!

Недвусмысленный вопрос. А в ответ…

- Никто. Никто… Я дома был… А родители… Они там… Прямо на лестнице… И никому дела нет! Ну что нам стоило на неделю раньше явиться сюда! Мы могли бы успеть!.. - он не договорил и снова зарыдал, всхлипывая и дёргая остренькими плечами, горячими под тоненькой, выгоревшей на солнце сиреневой маечкой.