Клювы

Корней смутно помнил, что заходил в первый кольцевой туннель, а мама бродила вдоль сада, он видел ее в проемах между плитами, а потом не видел, а потом снова видел и спешил обратно на волю. Ему мерещилось, что за ним наблюдают.

Страх, который гость пробудил в Корнее, был иррациональным, детским, подувшим из лабиринта надгробий.

– Мое почтение, – поклонился великан. Он говорил по-чешски, с американским акцентом.

Голос развеял оцепенение. Заработала логика.

Дым был среднего роста, совсем не гигант. Не носил очков и уж точно – костюмов. А главное, он умер в семнадцать лет. Избавил землю от своего отягощающего присутствия. Пьяный, разбился всмятку на мотоцикле.

«Что с тобой, Корь? Спутать фешенебельного джентльмена с мертвым гопником?»

И все же гость был чертовски похож на повзрослевшего Дыма. Даже глаза под очками в проволочной оправе похожи.

– Здравствуйте… – выдавил Корней.

– Вы издаете книги, не так ли?

Джентльмен положил на стол толстую стопку листов, прошитую пластиковой пружиной. Корней задался вопросом: была она в его руках или материализовалась из воздуха?

«Что за бред! Сосредоточься, не выставляй себя дураком».

– Да, конечно, – затараторил Корней, – присаживайтесь.

Мужчина занял стул. Уложил длинные кисти на колени. Он улыбался и поблескивал: окулярами, отражающими свет, запонками, коронками.

– Моя фамилия Леффлер. Отто Леффлер. К вашим услугам.

– Корней Туранцев.

Обошлись без рукопожатия.

– Видите ли, я писатель. А это, – он пошевелил указательным пальцем, – моя книга.

Эффект схожести исчезал, если не всматриваться в лицо, и Корней пододвинул к себе рукопись.

– Художественная литература?

– Упаси бог! – неискренне засмеялся Леффлер. – Кое-что сенсационное.

Подшивку украшала фотография Луны. Вспомнился вчерашний поход в обсерваторию.

– Дело в том, – сказал Корней, листая страницы, – что публикацию книг обсуждает с клиентами мой начальник, пан Соловьев. Он вот-вот придет.

Взор задержался на вкладке: снова Луна, но запечатленная вблизи. Кратеры, иссеченная астероидами пустошь. Миллион лет метеоритной эрозии.

– Боже, – сказал Леффлер, – мы никогда не видели ничего подобного.

– Простите?

Клиент улыбался застывшей улыбкой. Выпученные глаза не моргали под кругляшами стекол. Позади, за окном, ездили автомобили, шагали прохожие.

– Это слова Альфреда Уордена, пилота командного модуля «Аполлона-пятнадцать». Четвертая высадка на Луну.

– Вы пишете о космосе? – спросил Корней.

– Семидесятая страница.

Корней нервно покосился на дверь: «Ну где же ты?!» Зашелестел листами.

Инопланетный пейзаж был похож на предыдущие, как Отто Леффлер на Пашу Дымченко.

– Двадцать второе ноября шестьдесят шестого года. НАСА опубликовало фото, сделанное спутником «Лунар Орбитер» в Море Спокойствия, вблизи кратера Кэли Би. Видите, объекты?

– Да…

Корней дотронулся до темных пупырышков, растущих из лунной поверхности.

– Гнезда, – сказал Леффлер.

Корней открыл рот, но гость перебил:

– Сто третья, пожалуйста.

«Шиза», – подумал Корней, листая.

Гость, конечно, не был восставшим из могилы Дымом. Обыкновенный задрот, помешанный на конспирологии.

– Срединное море, – пояснил Леффлер. – К востоку от кратера Триеснекер. Снимки сделаны вручную с орбиты в ходе миссии «Аполлон-десять».

– Ладно, и что это?

Корней изучал каменистую равнину, куски реголита, подобие обелиска, бросающего тень на ближайшие хребты. В офисе странно пахло: мокрыми сигаретными бычками, подвалом, котельной…

– Башня, – промолвил Леффлер. В голосе звучали глумливые интонации. – Трехкилометровый аномальный объект на лунной поверхности. Высокоорганизованное образование. Артефакт. На увеличенных снимках, сделанных с негативов, различима конструкция, состоящая из отражающих свет кубических ячеек.

– Ух ты! – сказал Корней, интересом маскируя иронию. – База пришельцев?

– Кратковременный выброс газа, попавший в объектив. Игра теней и эрозии. Или облако пыли в межзвездном пространстве на линии видимости камеры. Или нагромождение лавы. Или дефект на пленке «Истмен Кодак». – Леффлер отлип от спинки и наклонился к Корнею: – Или мой дом.

Секунд пять Корней молчал, глядя в поблескивающие стекла очков, на полумесяц насмешливой ухмылки.

– Круто, – подытожил он, вставая. – Я сейчас.

Лишь повернувшись к Леффлеру спиной, он заулыбался. Прикусил язык.

В глубине офиса, рядом с кладовкой, находился туалет. Корней заперся, нашел в адресной книге номер начальника.

«Дом на Луне! Жаль, Соловьев этого не слышал».

Считая гудки, Корней отметил, что психи разной степени агрессивности наводнили Прагу. Будто мало ему Сектанта, занимающегося членовредительством на остановке.

– Алло, – ответила женщина. Жена Коли.

– Алис, привет. А где шеф?

– Мы спим, – сказала Алиса. И отключилась.

Корней посмотрел на мобильник.

«Мы спим», – Алиса произнесла это так, словно жевала кашу.

«Что за черт?!»

В офисе ждал новый сюрприз. Пан Леффлер испарился. И рукопись прихватил.

«Ушел втюхивать другим свою ахинею про башни», – подумал Корней.

Работа не ладилась – выросший двойник Дыма оккупировал мысли.

«Гнезда… птенцы…»

Корней раздраженно выругался.

Начальник так и не появился в издательстве.

Гугл поведал скучающему Корнею о мистификациях вокруг спутника Земли, о двадцатимильных башнях, якобы сфотографированных советским «Зондом» в Море Кризисов, о шестисотполосной аналоговой системе «Сейверора-6», позволившей заснять цепочку лунных пирамид.

– Истина где-то рядом… – пробурчал Корней.

В пять он заехал к Соловьеву, но издатель не открыл подъездную дверь. Из динамика домофона раздался отрывистый голос Алисы:

– Мы спим!

На этом все.

Дебрецен…

Сновидениям Криста придавала особое значение. Обычно она просыпалась несколько раз за ночь и, проснувшись, записывала парой слов увиденное во сне. «Ужин, мама». «Зоопарк, паника». «Золтан, поцелуи». Тетрадь с ручкой лежали на тумбочке. Так наутро она могла вспомнить не только последний сон, но и все приснившиеся.

Этим утром она не успела просмотреть записи – младший сын разбудил криками. Его мучили кошмары. Какие, он не рассказал. Лишь к вечеру Криста заглянула в тетрадь.

Прошлая ночь подарила одну запись.

«Убила детей».

Баночка крема выпала из дрогнувшей руки.

Бердянск…

«Мы прощаемся сегодня… до свиданья говорим…»

Надя порылась в памяти, чертыхнулась и вынула из кармана потрепанную шпаргалку.

«Этот центр непременно скоро снова посетим».

Она зевнула от души. Программа завтрашнего мероприятия никак не желала зубриться. Адский день. Сначала близняшки из шестого отряда истошно кричали во сне во время тихого часа. Потом мальчуган умудрился получить солнечный удар – в конце августа, в последний день смены.

Какие уж тут стихи!

Надя потерла глаза. В коридорах корпуса царила тишина. Дети отплясали на дискотеке, слопали булочки с соком и отдыхали в преддверии возвращения домой.

И Наде пора было смывать загар, переформатироваться, заново втягиваться в учебу.

«Летним дням скажи спасибо…»

Голоса доносились из-за закрытых дверей.

Надя приблизилась, стараясь не шуметь: ну я вам покажу, как игнорировать отбой!

Напрягла слух.

– А бабушка была дальтоником и купила розы черного цвета.

– Разве такие бывают? – картавя, спросил Митрофанов.

– Бывают! – заверил рассказчик. Надя угадала голос Ермолаева. – Не перебивай.

– Прости.

(«Пгости».)

– И купила она черные розы. Поставила в вазу около кровати внучки. А ночью…

«Из цветов вылезла рука», – подумала Надя.

– Из роз вылезла рука.

Надя улыбнулась в кулак. Сколько лет прошло, сколько поколений сменилось, а страшилки одни и те же. Про гроб на колесиках, про пиковую даму и Надина любимая – про красные перчатки. В детстве ей даже кошмар приснился: ведьма с багровым лицом и багровыми лапами.