О психоанализе

Психоанализ подсказывает нам, что существуют несознательные психологические системы, которые, по аналогии с сознательными фантазиями, могут быть описаны как бессознательные фантазии. В состоянии невротической апатии эти бессознательные фантазии выступают объектами либидо. Когда мы говорим о бессознательных фантазиях, мы выражаемся фигурально. Этим мы хотим сказать лишь то, что принимаем в качестве необходимого постулата концепцию внесознательных психических структур. Опыт учит нас, можно сказать, ежедневно, что существуют несознательные психические процессы, которые ощутимо влияют на экономию либидо. Те известные каждому психиатру случаи, когда сложная система бреда вспыхивает сравнительно внезапно, доказывают, что почва для них уже была подготовлена в бессознательном: едва ли можно полагать, будто такие вещи возникают так же неожиданно, как проникают в сознание.

Я позволил себе сделать это отступление относительно бессознательного, чтобы указать, что в отношении изменяющейся локализации либидозных инвестиций мы должны считаться не только с сознанием, но и с другим фактором, бессознательным, в котором иногда исчезает либидо. Теперь мы можем вернуться к обсуждению последствий, вытекающих из принятия теории либидо.

Фрейд учил нас, и мы видим это в повседневной практике психоанализа, что в раннем детстве вместо более поздней нормальной сексуальности наблюдаются зачатки некоторых тенденций, которые в старшем возрасте называются перверсиями. Мы были вынуждены признать правомерность применения к этим тенденциям сексуальной терминологии. Благодаря понятию либидо мы видим, что у взрослых те элементарные компоненты, которые казались источником нормальной сексуальности, теряют свое значение и сводятся к простым потенциальным возможностям. Их действующим принципом, их жизненной силой, так сказать, является либидо. Без либидо эти компоненты практически ничего не значат. Фрейд, как мы убедились, придает либидо бесспорно сексуальную коннотацию, что-то вроде «сексуальной потребности». Обычно считается, что либидо в этом смысле возникает только в период полового созревания. Как же тогда объяснить тот факт, что дети обладают полиморфно-перверсивной сексуальностью и что либидо активирует даже не одну, а несколько перверсий? Если либидо, в понимании Фрейда, возникает только с наступлением половой зрелости, то его нельзя считать ответственным за более ранние инфантильные перверсии – если только мы не рассматриваем их как «психические способности» в соответствии с теорией компонентов. В таком случае, даже если оставить в стороне безнадежную теоретическую путаницу, к которой бы это привело, мы бы согрешили против методологической аксиомы, которая гласит: «Не следует множить объяснительные принципы без необходимости».

Следовательно, у нас нет другого выхода, кроме как предположить, что до и после наступления половой зрелости либидо одно и то же. Это значит, что инфантильные перверсии возникают точно так же, как и перверсии взрослых. Подобное утверждение противоречит здравому смыслу, поскольку очевидно, что сексуальные потребности детей не могут быть такими же, как у сексуально зрелых людей. Мы могли бы, однако, пойти на компромисс в этом вопросе и сказать вместе с Фрейдом, что хотя либидо до и после наступления половой зрелости одно и то же, оно отличается по своей интенсивности. Вместо интенсивной сексуальной потребности после наступления половой зрелости, в детстве имеется лишь слабая сексуальная потребность, которая постепенно затухает, пока, примерно на первом году жизни, не превращается в едва заметный след. С биологической точки зрения мы могли бы с этим согласиться. Но в таком случае мы также должны признать, что все, что входит в сферу более широкого понятия сексуальности, обсуждавшегося в предыдущей лекции, уже присутствует в миниатюре, включая все эмоциональные манифестации психосексуальности, такие как потребность в привязанности, ревность и многие другие аффективные явления, и отнюдь не в последнюю очередь неврозы детства. Разумеется, эти аффективные явления у детей вовсе не производят впечатления представленных «в миниатюре»; напротив, они могут соперничать по интенсивности с таковыми у взрослых. Как показывает опыт, извращенные манифестации сексуальности в детском возрасте часто бывают более явными и даже, по-видимому, более развитыми. У взрослого, демонстрирующего подобное состояние богато развитой перверсии, мы вправе ожидать полного исчезновения нормальной сексуальности и многих других важных форм биологической адаптации, как это обычно бывает у детей. Взрослый справедливо считается извращенным, когда его либидо не используется для нормальных функций; то же самое можно с полным основанием сказать о ребенке: он полиморфно-извращен, ибо он вовсе не знает нормальной сексуальной функции.

Эти соображения наводят на мысль, что, возможно, количество либидо всегда одинаково и что при наступлении половой зрелости не происходит никакого значительного его увеличения. Эта несколько дерзкая гипотеза опирается, что очевидно, на закон сохранения энергии, согласно которому количество энергии всегда остается постоянным. Можно предположить, что пик зрелости достигается только тогда, когда инфантильные, вспомогательные приложения либидо постепенно разряжаются в единый оформившийся канал сексуальности и затухают в нем. На данный момент мы должны ограничиться этими предположениями и обратить внимание на еще один важный момент, касающийся природы детского либидо.

Многие из наших критиков не признают, что детское либидо просто менее интенсивно, но по существу имеет ту же природу, что и либидо взрослых. В отличие от взрослых, либидозные импульсы у детей не связаны с генитальной функцией или связаны с ней только в исключительных случаях, что приводит к различиям, важность которых не следует недооценивать. Полагаю, это замечание вполне оправданно. В самом деле, между незрелыми и полностью развитыми функциями существует значительная разница, как между игрой и серьезным делом или между стрельбой холостыми и боевыми патронами. Это позволяет придать инфантильному либидо тот бесспорно безобидный характер, которого требует здравый смысл. Но нельзя отрицать и того, что стрельба холостыми – это все-таки стрельба. Мы должны привыкнуть к мысли, что сексуальность существует уже в раннем детстве, еще до наступления половой зрелости, и что у нас нет никаких оснований не считать проявления этой незрелой сексуальности сексуальными.

Сказанное выше, естественно, не лишает убедительности возражения, которое, признавая существование инфантильной сексуальности в описанной нами форме, тем не менее, оспаривает право Фрейда называть «сексуальными» такие ранние инфантильные явления, как сосание. Мы уже обсуждали причины, побудившие Фрейда к подобному расширению сексуальной терминологии. Мы упомянули также, что сам акт сосания можно толковать в том же ключе, что и питательную функцию, и что с биологической точки зрения этот вывод более обоснован, нежели взгляд Фрейда. Можно было бы возразить, что эти и подобные им применения оральной зоны вновь проявляются в более поздней жизни в несомненно сексуальном обличье. В сущности, это означает лишь то, что определенные виды деятельности позже могут использоваться в сексуальных целях, но ничего не говорит нам об их первоначальном сексуальном характере. Посему я должен признать, что не нахожу никаких оснований рассматривать виды деятельности, приносящие удовольствие в инфантильный период, сквозь призму сексуальности, скорее наоборот. Что касается сексуальности, то, насколько я способен судить об этих трудных вопросах, мне представляется необходимым разделить человеческую жизнь на три фазы.

Первая фаза охватывает первые годы жизни; я называю этот период дополовой стадией.[30] Она соответствует гусеничной стадии бабочек и характеризуется почти исключительно функциями питания и роста.

Вторая фаза охватывает поздние годы детства вплоть до наступления половой зрелости и может быть названа препубертатной. В этот период происходит зарождение сексуальности.

30

Ср.: «Символы трансформации», абз. 206.