И аз создам!

Затем, поняв что плетью обуха не перешибёшь, в попытках спастись от принуждения к измене вере прадедов, староверы побежали - если была такая возможность, конечно. Причём бежали сломя голову в разные стороны – от Польши и Турции на Западе и Юге, до Китая на Востоке… Дореволюционная историография говорит о резком снижении численности российского населения: в конце XVII – в первой половине XVIII века - почти на двадцать процентов.

И везде истинно русскому человеку, даже среди совершенно чуждых ему религиозных концессий - жилось лучше и вольнее дышалось, чем в родном Отечестве - среди якобы «православных» униатов-никоновцев. Даже по официальным данным, к началу 60-х годов XVIII века в Польше и Турции, проживало не менее полутора миллионов бывших российских подданных и их потомков – и это лишь взрослых мужчин, могущих платить подати и служить в армии.

Лишь спустя полвека после церковных реформ Никона, после десятилетий физического уничтожения и гонений - уже при Петре I, заметив, что страна пустеет а вслед за ней – тощает государственная казна, официальные власти наконец то озаботились о легализации этих слоёв податного населения. По законодательному акту от 8 февраля 1716 года, устанавливалась запись староверов и их двойное налоговое обложение. Кроме этого, им были установленные жёсткие ограничения, например - воспрещалось занимать любые начальствующие должности в государственной административной системе, не дозволялось давать показания в суде и печатать книги лишь под строгим контролем Духовной коллегии. Подобно евреям в нацистских гетто, русским староверам предписывалось носить особые знаки своей принадлежности к изгоям общества - нелепый сермяжный зипун со стоячим клееным козырем из красного сукна…

От такой «легализации» народ побежал к полякам да туркам пуще прежнего!

Помещики жаловались в Санкт-Петербург:

«Последние оставшие люди и крестьяне, смотря на тамошнюю польскую вольность, ныне бегут без остатку».

Что делать?

Как «что делать»?!

Ловить и не пущать!

Пытаясь приостановить отток простых людей за рубеж, российское правительство во всех пограничных городах и «пристойных местах», первым делом учиняло «крепкие заставы» для удержания беглецов и отсылки их в те губернии, из которых те бежали. Причем пограничникам прямо предписывалось «стрелять из ружья», вешать и с виселиц не снимать - «дабы другие смотря на такую казнь, того чинить не дерзали». Знакомая до свербящей боли картина: правительство охраняло рубежи страны не от внешних врагов, а прежде всего - от своих собственных подданных, стремившихся любой ценой свинтить из собственного Отечества.

Хотя, постой…

Историко-политическую часть истории старообрядничества пока пропустим – настанет в свой черед и её срок.

А вот на историко-экономической части рассказа Деда Мартимьяна - надо сегодня обязательно остановиться и заострить на ней своё внимание.

***

Тем не менее, все воистину титанические усилия государственной машины по предотвращению массового исхода староверов за священные рубежи не достигали желаемого эффекта и оно потихоньку пошло на попятную, тем более что у государства - выстроенного Петром на европейский лад и старообрядчества, нашлась своя точка соприкосновения…

Экономическая!

Как известно, заботы-хлопоты Петра I о военном могуществе вверенного ему Провидением государства, об укреплении его международной конкурентоспособности во всех сферах - дали импульс форсированному развитию торговли и промышленности в России. Но усилия неутомимого самодержца натолкнулись на непреодолимую преграду – так называемый «человеческий фактор», современным языком говоря.

Суть в чём?

Правящее сословие – дворянство проявляло полное равнодушное безразличие к различным торговым и ремесленно-мануфактурным делам. Экономические интересы дворянства были тесно связаны с землевладением, в то время как торгово-мануфактурной деятельностью - они попросту брезговали заниматься.

Напрасно правительство взывало к совести собственной элиты:

«Дворянство английское, тамошние лорды, меньше ли вас благородны? Но они торгуют, они развели в своем государстве овец испанских, они завели отличные фабрики и мануфактуры... Не заслуживает ли это подражания?».

Но, ни фига!

Впадлу им было что-то полезное делать, понимаете?

А вот по усадьбам сидеть, мужиков пороть, да сенных девок портить-брюхатить – это самое милое дело!

В этом заключалась основополагающая сущность российской элиты - оставшийся до самого 1917 года феодальной по духу и паразитической по существу, в корне отличавшая её от своих европейских «одноклассников» - давно оценивших выгоду и преимущества занятий промышленностью, торговлей и банковским делом.

Старое российское купечество, в силу обычаев и привычек унаследованных от дедов и прадедов - предпочитало заниматься торгово-спекулятивным бизнесом…

Строить заводы и фабрики, что-то производить на них – для них было «не по понятиям».

Вот она – цена поражения Русской реформации!

Настойчивость правительства в деле индустриализации, диктовалась прежде всего растущими военными потребностями - вооружением и содержанием устроенной по-европейски регулярной армии. Нежелание дворянства и купечества заниматься развитием промышленности, первым делом инициировало строительство заводов и фабрик самим государством. Отсюда появились казённые заводы и фабрики – вроде знаменитого «Императорского тульского оружейного завода» (ИТОЗ). Именно в то время зародился в России государственный капитализм, в годы Советской Власти - распространившийся на всю страну и, абсолютным большинством - принятый за якобы «развитой социализм».

Однако, ещё во времена Петра Великого понимали: на таком - «самом передовом общественном строе», далеко не уедешь. Ибо без «пинков» и денежных «дождей» сверху - такое создаваться и потом развиваться, не может в принципе.

Поэтому искали людей инициативных, предприимчивых, способных делать что-то для государства полезное и без указки сверху… Способных, не только не требовать финансовых влияний от казны, но и самим - привнести в неё свою весомую «копеечку».

И такие люди нашлись и причём шибко швыдко!

Гонимые староверы, не могли заниматься традиционным земледелием, поэтому брались за любое занятие, лишь бы только выжить и сохранит древнюю веру и обычаи прадедов.

В то же время в отличии от своих предшественников-царей - первый российский Император считал главным критерием, не активность в вероисповедных дискуссиях - а полезность в государственном хозяйстве. Поэтому его «выдвиженец» из числа самых рьяных блюстителей древнеправославия - Андрей Денисов, снабжал строящиеся Санкт-Петербург и Балтийский флот пиломатериалами, продовольствием и железом с Олонецких заводов.

Основанная им легендарная Выгорецкая община, ведшая бурную экономическую деятельность - официально признавалась самостоятельной хозяйственной единицей с выборным старостой и, правом ведения богослужения по древним русским обрядам и старопечатным книгам.

Другой старообрядец – тульский кузнец Никита Демидов, стал организатором металлургической промышленности на Урале. Хлынувшие в те края его единоверцы, заполнили не только цеха и шахты - но и все высокие должности в его «промышленной империи», ставшей таким образом - прибежищем для раскольников и, в то же время – настоящим рассадником Древнеправославия на Урале и в Сибири. Первая же официальная православная церковь, была построена здесь только спустя почти пятьдесят лет после основания заводов - в 1750-м году, что тоже весьма красноречиво.

Однако, при Петре были лишь единичные случаи легализации старообрядцев, носившие скорее эпизодически-случайный характер. Попался на глаза царю, сумел обратить его внимание на себя, доказал свою полезность – тебе любые грехи прощаются, даже нелады с официальной церковью.