Страница 1 из 19
Глава 1
Бездонное небо особо красиво, когда наблюдаешь его с нагретого бока БТР-82А. Редкие облака перышками пролетают над выжженой сирийской пустыней. Песок скрипит на зубах, а жаркий ветер приносит не прохладу, а очередную порцию зноя.
Верный Калаш чуть покачивается в руках. Он тоже горяч, как и оболочка машины. Сказать по правде — тут всё нагрето так, что можно запросто жарить яичницу. Да, взять три яйца, разбить их на каску и подождать пять минут. Кушать подано, господа русские воители! Вот вам ещё горсть песка в яичницу вместо специй. Жрите, не обляпайтесь!
Безжалостное солнце с упорством игиловца продолжает уничтожать всё, что попадется ему на глаза. Даже в тени его лучи отражаются от вездесущего песка и нагревают, нагревают, нагревают сухой воздух.
— И вот моя маманя напрочь заколебалась ругаться с теткой Матроной. Она уже и так, и сяк, и наперекосяк, а та всё одно талдычит — куры глупые, они сами в огород лезут. Ни одна доска их не удержит, как бы я понизу не укреплял. Надо было, с другой стороны, тоже заклад ставить! — полукричал-полуговорил мне в ухо Серега Смирнов, позывной Сверчок. — Мамка уже обещалась им бошки пооткручивать, а тетка Матрона тогда грозилась в суд подать. В общем, бодались они с утра и до вечера. На их концерты полдеревни собиралось. А чо? Бесплатный цирк, поржать можно тоже…
— И ты позволял мамку забижать? — спросил я.
Ещё двое бойцов лениво прислушивались к нашему трепу, сидя на другой стороне летящей по пустыне машине. Мои орлы! Звери! Бойцы, которых я лично вымуштровал. Слепил из теста булатные мечи.
— Товарищ майор, а что мне оставалось делать? Тетка Матрона могла наш БТР на ходу одной левой завернуть. А вот что до «забижать»… Тут как получилось-то… В общем, я тогда Сунь Цзы читал, про военное дело и вообще. Вот и подговорил маманю на спецоперацию, — Сверчок сделал театральную паузу.
Рядом с нами приутих ветер, как будто присел рядом на бронированный корпус и прислушался. Ветру только сигаретки не хватало прикурить, чтобы стать похожим на бравых вояк, какими были мои бойцы.
Небольшая часть моего батальона в количестве семи человек возвращалась в базу Хмеймим после инспекции Аль-Буди. На рассвете там были слышны выстрелы, вот нас и направили для разбирательства. Как оказалось, это повздорили два местных аксакала. Повздорили из-за какой-то херни, вроде один у другого украл лопату. Второй отказывался и говорил, что в глаза её не видел. Но когда глотки от ругани оказались сорванными, то один из них выстрелил в воздух. Второй тоже громко показал наличие оружия. Обошлось без жертв, но мы для приличия отобрали у обоих пистолеты, а взамен оставили воду.
Понятно, что не сегодня завтра у обоих снова окажется оружие, но… Не убивать же этих седобородых старцев, которым уже не хватает слов для выражения эмоций. Тем более, что скоро и я стану похожим на этих аксакалов. Уже решил, что «сирийская командировка» станет моей последней. Дальше возвращение домой и выход на пенсию.
Хватит. Мне уже почти пятьдесят. Я воин-переросток. Майор Семен Михайлович Ерин. Мотострелковые войска. В нашей семье я второй, после отца, кто выбрал своей стезей военную карьеру. И быть бы мне подполковником, а то и полковником, но… Я не умел сдержать эмоций, когда передо мной творилась грязь и несправедливость.
А в Сирии этой грязи хоть ложкой ешь!
Достало всё это. И эти дрязги, и эти выстрелы, и эти случайные, глупые смерти. Я потому и выбрался из недр душной базы, чтобы немного развеяться. Потому что всё обрыдло и всё достало. Но даже ссоры стариков раздражали. Вот жеж, все мудя седые, а они стрельбу из-за чухни затеяли…
Вот как раз на эту тему и Сверчок начал рассказывать свою историю. Сказал, что она похожая на ситуацию двух аксакалов и очень нравоучительная.
Когда пауза затянулась, один из бойцов, Михаил Мареев с позывным Кострома, сильно выделяя букву «о» в словах, проговорил:
— Да не тяни кота за яйца. Чово там дальше-то было?
— Вот! — поднял вверх палец Сверчок. — Как раз в яйцах-то всё дело и было! Я купил в магазине лоток белых яйц, да и разложил их по огороду. А уж утром, когда многие деревенские пошли на работу, выпустил маманю на диверсию. Она пошла с корзинкой на сборы и так громко начала приговаривать: «Ох, до чего же крупные яйца несут куры у Матроны! Прямо страусиные!» Конечно, весть о курином предательстве дошла до ушей тетки Матроны почти сразу. Она выскочила на двор и давай орать, мол, отдавай мои яйца! Мои это куры и яйца мои!
Сверчок показывал это в лицах, махая руками и один раз едва не навернувшись с брони. Хорошо ещё я вовремя поймал.
— А маманя ей в ответ дулю показывает, мол, что на моём огороде, то всё моё. Опять концерт по заявкам, опять половина деревни на ушах, но… Люди у нас справедливые — сказали, что раз куры беспределят на мамкином огороде, то всё, что они сотворят — мамкино. Будь то навоз или яйца. Тетка Матрона покудахтала-покудахтала, да заколотила забор со своей стороны. Жадность оказалась сильнее. Теперь мамкин огород ни одна крылатая стерлядь не топчет, — под общий хохот закончил Сверчок.
Я хлопнул Сверчка по плечу. Ведь хотел рассказать нравоучительную историю, а рассказал о том, как развел старую тетку.
Колеса БТРа наматывали километры сухого песка на резину. Впереди и позади была всё та же серо-желтая равнина.
— Кстати о птичках. Над нами уже минут десять стервятник кружится, вы не заметили? — крикнул Кострома.
— Где? — я тут же напрягся.
Вряд ли птица будет десять минут лететь за машиной. У неё и поинтереснее дела могут найтись.
— А вон, — Кострома ткнул пальцем в сторону юго-востока.
Там, среди мелких перистых облаков, маячила одинокая точка. Я схватил кофр, вытащил бинокль.
— Твою же мать! Это же «птичка»! — рявкнул я. — Приготовиться!
Не успел я прокричать команду, как послышался противный свист и в броню БТРа со стороны Костромы влетел снаряд.
Меня отбросило в сторону. Взрывная волна смяла тело, как будто оно было из пластилина. И вместе с тем эта волна спасла меня от второго взрыва, уже с нашей стороны. Я видел, как на почерневшую броню брызнула алая кровь…
Засада!
Черт побери! Нас вели, а я позволил себе расслабиться! Позволил потерять бдительность!
А теперь…
Теперь всё тело превратилось в один сплошной комок муки. Оно пылало от боли, как подбитый БТР. И в то же время я ещё был жив.
Да, я видел сквозь пелену в глазах, что нижняя половина моего тела лежала рядом. Изуродованная, сломанная, вся в подпалинах. Даже берцы слетели…
— Есть кто живой? — вырвался из груди сип.