Страница 37 из 107
— Пожалуй, нет, — наконец ответил Андрей. — Не используют.
— Вот и я о том же. Это просто огромный мутант, который пристрастился и приспособился к черной слизи. А все эти способности… В гигахруще и не такое увидишь, — он некоторое время помолчал. — Я же говорил тебе, что у них там все так. Не жилячейка, а келья, не книга, а свиток. Вот и здоровенного мутанта считают богом, потому что он может тебе в голову залезть и силой мысли убить. А по факту обыкновенный урод, — заключил Михаил. — Который своих прихлебателей последствиями самосбора подкармливает и обещает вселенную. Чушь все это. Я поэтому от них и ушел.
— А Великая Хтоня — это что? — спросил Андрей в надежде услышать такое же простое объяснение, которое бы успокоило его воображение и страхи.
— А Великая Хтоня… — начал было проводник и задумался. — Это начало конца. И напоминание о том, что всех и вся рано или поздно сожрут, — он недолго молчал с задумчивым видом, затем добавил. — Хотя, может, ее и не существует вовсе.
— Подожди, а как же дневник ликвидатора? И та запись про тоннель?..
— Так черт его знает! — Михаил раздраженно отмахнулся. — Может и нет ее. А Хтоню выдумали, чтобы как-то объяснить эти дыры в гигахруще. Видано ли: возвращаешься домой после смены, а там вместо твоего блока дыра зияет в десять этажей! Кто на такое способен? Только Великая Хтоня.
Комната погрузилась в тишину. Пару минут спустя Михаил встал со своего места и жестом указал спутнику делать то же самое.
— Руки у тебя прошли, так что время выходить, — он наблюдал за тем, как Андрей без всякого желания медленно поднимается. — Ну быстрее! Полдня так кряхтеть будешь.
Вскоре они вновь шли по автомобильному тоннелю внизу. Они останавливались возле каждой двери, чтобы прислушаться к тому, что лежало впереди. Никаких признаков обезьян или минотавра не было. Над ними иногда завывали протяжным гулом вентиляционные трубы, из-за чего Андрей тормозил проводника и указывал на потолок. Но Михаил лишь отмахивался от испуганной физиономии спутника. Километры бетонной дороги тянулись монотонно, лишь изредка прерываясь перекрестками и гаражами с указанными на них номерами и выцветшими табличками организаций..
Через несколько часов после встречи с минотавром им на глаза попался автомобиль. Михаил хотел просто пройти мимо, но Андрей попросил его подождать — то была первая машина в его жизни. По отдельности он видел колеса, двигатель, даже несколько кабин на переработке вторсырья, но вживую — нет. Он обошел технический артефакт, заглянул в синюю кабину и залез в деревянный кузов, где стояли несколько давным-давно опустошенных ящиков. Посветив фонарем, он прочитал наклеенную на стенку деревянного ящика надпись «Осторожно! Хрупко! Доставить в НИИ».
— В НИИ Слизи везли! — оповестил равнодушного спутника Андрей. — Интересно, почему на таком низком этаже?
— Пошли давай, исследователь! — бросил Михаил и, не дожидаясь ответа, зашагал дальше.
Когда часы показали два часа дня, в тоннелях вновь возникли непонятные звуки, шедшие откуда-то из глубины, поэтому Михаил принял решение подняться на этаж выше и устроить привал. Когда безвкусная паста из пластикового пакета оказалась в желудке, проводник дал Андрею еще одну красную таблетку.
— На всякий случай, чтобы на полпути не лишиться сил, — объяснил Михаил и сам закинул себе в рот одну такую же.
Отдыхая за кухонным столом при свете фонаря, Андрей осматривал помещение заброшенной кухни, где не осталось совершенно никаких следов человеческой жизнедеятельности. Он вспомнил предыдущие остановки и им вдруг овладела жестокая тоска от осознания того, что гигахрущ тянулся одинаковыми бетонными стенами и перекрытиями, и все вокруг было одно и то же. И было это все бесконечным. Он вздохнул, думая об этом и обратился к проводнику:
— Так ты думаешь, у гигахруща есть границы?
— Не знаю, — сухо ответил Михаил и мотнул головой. — Мне об этом не сообщали.
— Но ведь он должен быть. Есть ведь конец комнаты, конец коридора, лестницы. У всего есть конец.
— Ты меня этой чушью не грузи, — он отмахнулся. — А то дойдем до разговоров о небе и солнце.
— Так ты думаешь, их нет?
— Я их не видел, вот что я думаю, — грубовато отреагировал Михаил. — Ты вот их видел?
— Нет, — Андрей призадумался, — но ведь откуда-то это взяли? Кто-то, значит, видел когда-то и небо, и землю.
— Ага, — собеседник сначала ухмыльнулся, а потом продолжил с серьезным видом. — Кто-то знает кого-то, кто слышал, что на его прошлой работе был сосед человека, в ячейке которого было окно, откуда это все было видно. Слышали, знаем. Ты брось эти мысли — вот мой тебе совет. Ты только что из собора, но еще не понял, откуда все эти вселенские мысли растут?
Андрей вспоминал молитву и то, что с ним было всего на второй день пребывания в соборе, когда он, пускай, ненадолго начал мыслить категориями и понятиями чернобожников. И пока тот думал, его напарник продолжил.
— Тебе просто тяжело от того, что жизнь идет сутками — одни, вторые, третьи, седьмые. Цикл! Первый, второй, третий… Гигацикл! А перед глазами одни серые стены, монотонный труд и никаких перспектив. И все это сопровождается болью, утратами. Сегодня твой сосед умер, завтра сослуживец, послезавтра члена семьи что-нибудь убьет. Я читал об этом в ликвидаторских пособиях. Ничего нового нет, организм стареет, болезни лезут, смерть неизбежно приближается. Поэтому человек начинает искать выход из этой ловушки в том, чего нет, — он ненадолго остановился. — Вот сейчас я поднажму и окажусь на верхних этажах, где жизнь лучше. А если избавлюсь от безбожных мыслей и приму Чернобога, то жизнь станет благодатью. А где-то там, через сто стен вообще есть выход, где нет тусклых ламп, а ярко светит солнце, — на последнем слове он ухмыльнулся. — Жить надо здесь. И способы жить надо тоже искать здесь.
— Тебе сколько гигациклов? — спросил Андрей, из-за чего на лице собеседника появилось недовольство.
— Сорок пять, кажется. Я не помню. А что?
— Я просто говорил с Чернобогом, — он вспомнил их беседу, — и он мне сказал про возраст вселенной. Он сказал, что она — ровесник моего сына. То есть ей шестнадцать лет.
— И что? — он вновь поморщился.
— Просто мне стало интересно, — он путался в мыслях. — Сколько вселенной и гигахрущу действительно лет. Я сначала про три гигацикла в дневнике ликвидатора прочитал, потом Черный Бог мне сказал про…
— Сказать он тебе мог, что угодно, — поморщившись, перебил его Михаил. — Они все там мастера дурить простых людей. Потом, он мог это сказать образно. Ты ведь ищешь сына? Вот он и намекнул, что вся твоя жизнь — это сын, а ему шестнадцать.
— Мы пока с тобой шли, я пытался вспомнить, — Андрей будто бы не услышал ответа, — прошлые гигациклы. Я могу вспомнить, когда Коля был поменьше. Когда я еще мог катать его на плечах по коридору. А все, что до этого — я не помню. Лишь смутные картинки. Ничего конкретного. Но я встречал людей, скажем, у нас на работе. Которые помнят свое детство. И могут рассказать о том, что было двадцать-тридцать гигациклов назад. А я — нет. И многие, с кем я говорил, не помнят. Отдельные эпизоды из прошлого. Но не могут сказать, когда точно оно было. Ты вот, например, помнишь, что было десять гигациклов назад?
— Я был рабочим на заводе.
— Что за завод?
— Второй бумагоделательный на триста двадцатом.
— А потом что?
— Устал от скуки, перешел в ликвидаторы.
— Ну ладно. А что было двадцать гигациклов назад, ты помнишь?
— Тоже на заводе работал.
— Это точно?
— Скорее всего. Где ж мне еще быть?
— Ну, а детство свое ты помнишь? — не унимался Андрей.
— Что-то помню, — он на секунду умолк, глядя исподлобья, затем раздраженно махнул рукой. — Да отстань ты! Заладил, черт тебя побери! Сколько гигациклов? Десять? Двадцать? — он передразнивал Андрея. — Не устал еще?
— Да я просто хочу понять…
— Я тебе вот что скажу, как бывший ликвидатор! — прервал его Михаил. — Ты замкнулся на этом вопросе о времени. А я вот, что читал: время — это абстракция. Его нет. Гигахрущ есть, а времени — нет. Стены и лестницы стоят, но в них нет никаких минут, часов и циклов. Это просто мы, люди, такое выдумали для удобства, чтобы знать, когда и что делать, — в голосе звучало сильное раздражение, — поэтому времени не придавай никакого особого значения. И о гигациклах не думай. От этого люди с ума сходят. Партия даже декрет издала о том, чтобы все электронные часы в обязательном порядке проходили модификацию.