Страница 5 из 10
Мыслью – быстрее, чем ты!
Сердцем – храбрее, чем ты!
Память, видно, твоя слаба.
Забыв о рабьей породе его,
Вскочив, себя превратив в раба,
Ты с места встаёшь при входе его,
Ай, с места встаёшь при входе его!»
Сказал, обидевшись, Токтамыш:
«Не разжигай ты сердце моё
Речью горючей, жена!
Не растравляй ты сердце моё,
Не лги, не мучай, жена!
Пастух вчерашний мой,
Овчар вчерашний мой,
Кубугыл, который теперь –
Советник всегдашний мой, –
Не будет он твёрже, чем клён!
А будет он твёрже, чем клён, –
Воля, которой он наделён,
Не будет твёрже воли моей.
Щетинится его голова,
Но я, а не он – державы глава!
Не будет он станом, как я, широк!
А будет он станом, как я, широк, –
Не будет он саном, как я, высок,
Я – венценосный властелин!
Не будет раб равен мне,
Мне, чьим предком был Тимучин!
Мыслью я быстрей, чем он,
Сердцем я храбрей, чем он,
Шире, чем он, станом я,
Ибо рождён ханом я!
При входе его не поднимусь,
Не то опозорюсь повсюду я, –
Токтамышем не буду я!»
Хан-Сарай, исполненный благ,
Открывается поутру.
А над ним черноцветный стяг
Развевается на ветру.
И хан Токтамыш взошёл
На золотой престол, –
Приколола к престолу Джанике
Иголками ханский подол!
У Токтамыша – страна под пятой,
А над ним – попугай золотой
Разговаривает вслух.
Сорок знатных высоких слуг
Входят, кланяясь до земли,
Выпрямляясь, подобно струне.
Сорок первым, от них – в стороне,
Появляется Идегей.
Мужа встречая того,
Сам не замечая того,
С места вскочил Токтамыш,
Отодвигая престол!
Лопнул проклятый подол.
Иголок пронзительный треск,
Подкладки разорванной блеск
Сделали большим позор.
Потупил он ханский взор.
Он понял свою вину.
Он понял свою жену.
Обида пронзила его насквозь.
Он лёг на постель – ему не спалось.
Три ночи не мог он заснуть,
И очи не мог он сомкнуть.
Ласкаясь к нему, Джанике
Сказала в четвёртую ночь:
«Гони уныние прочь,
Расстанься с тревогой ты
И рану не трогай ты.
Если воля его твёрже твоей,
Мы сделаем волю слабей.
Если сердце храбрей твоего —
Уничтожим отвагу его.
Снова к нам Кубугыл придёт,
Подадим ему сладкий мёд.
Мы в нём тоже усладу найдём:
В медовину мы яду нальём.
Друг он, враг ли – сразу поймёшь.
Если он, обнажив свой нож,
Взметнёт его вверх остриём,
Прежде чем выпить мёд, —
Окажется он врагом.
Взметнёт его вверх черенком, —
Мы другом его назовём.
Не горюй, мой хан, соверши
Испытанье его души,
Мне печали свои доверь».
В Хан-Сарае – белая дверь.
Справа – страж Ангысын,
Слева – страж Тангысын.
Хану были рабами они,
Идегею – руками они,
Идегею вручили сердца.
Узнавал от них Идегей
Каждую новость дворца.
В Хан-Сарае стало светло.
Хан-властелин сел на престол.
Составляя одно число,
Идегей сорок первым вошёл.
Он вошёл, «салям» произнёс.
Улыбаясь, хан Токтамыш
Чашу с мёдом ему преподнёс:
Чем-то приправленный мёд,
Жёлтый, отравленный мёд!
Ангысын Тангысыну мигнул,
Тангысын Ангысына толкнул,
Голову со значеньем пригнул,
Идегей загадку смекнул.
Нож обнажил и так сказал:
«С золотой рукояткою нож!
В медовину сладкую, нож,
Ты войдёшь у всех на виду.
Если есть отрава в меду,
Всю отраву себе возьмёшь!»
Так сказав, Идегей обнажил
Свой алмазный, свой острый нож,
В жёлтый мёд его погрузил.
На четыре части ножом
Он тягучий мёд разделил,
Размешал в середине потом
И, вынув, ханше сказал:
«Сито твоё красиво, пестро,
Дурно пахнет твоё ведро».
Так сказав, Идегей ушёл.
Плача, ворот порвав на себе,
Ханша упала на престол.
Сказала: «Понял, владыка мой,
Супруг мой, хан великий мой,
То, что сделал сейчас Кубугыл?
Он и тебя, и меня оскорбил!
Если он вверх взмахнул остриём, –
Он оказался нашим врагом.
Разделил на четыре части мёд.
Кто его замысла не поймёт?
Четыре части – ты понял, мой хан? –
Иртыш, Яик, Идиль, Чулман,
На четыре части разрежет край.
Мёд размешал в середине он.
Ясно тебе ли? Отныне он
Возмутит Булгар и Сарай…
Сито, сказал он, и ведро.
Скрытно сказал он и хитро:
К ведру приравнял твою младшую дочь,
А ситом назвал твою старшую дочь.
«Если, мол, сын мой будет не прочь,
Если ровней сочтёт их жених,
Он в жёны возьмёт одну из них…
Ай, в жёны возьмёт одну из них!»
Ответил хан Токтамыш:
«Смутное сердце моё
Смущать не надо, жена!
В чистое сердце моё
Не лей ты яда, жена!
Другом был мне всегда Джантимир,
Были меж нас любовь и мир,
Мудрым, добрым он был стариком.
От него родившийся Кубугыл
Тоже не будет мне врагом.
Судья и воин Кубугыл,
Хвалы достоин Кубугыл,
Он тягаться не станет со мной,
На меня не нагрянет войной.
Пусть он духом твёрже, чем я, —
Он мне служит, зла не тая».
И ещё сказал Токтамыш:
«Не придёт от него беда.
То, что ты сейчас говоришь,
Не случится никогда,
Ай, не случится никогда!»
Сказала ханша Джанике:
«Если не враг тебе Кубугыл,
Если он мести не затаил,
Если не знаешь ты цены
Верным словам своей жены, —
Созови ты своей страны
Девять самых мудрых мужей.
Празднество большое устрой,
Испытать прикажи поскорей:
Кто же он, кто он такой,
Тот, кто везде Кубугылом слывёт,
За Кубугыла себя выдаёт,
Ай, кто он, кто он такой?»
Тут великий хан Токтамыш
В смятение пришёл.
Ответа не нашёл.
Обернулся хан Токтамыш —
Совета не нашёл.
Девять созвал он певцов,
Девять созвал мудрецов,
Одного привести приказал
И слова такие сказал:
«Худай-бирде, мой батыр!
Если тебя по плечу
Ударить я захочу,
Знаю – не сядешь ты.
Одежду с плеча моего
Носить не станешь ты.
Стихи, батыр мой, сложи,
В стихи всю правду вложи».
Слово Худай-бирде сказал.
Не понравилось оно.
«Выйди!» – хан ему приказал.
«Акбалтыра сын – мой Уак
И Мунджира сын – мой Чуак,
С красными огоньками в глазах,
Посеребренные в жарких боях,
Волки, врагам внушавшие страх!
Пили их кровь не однажды вы
И всё ж умирали от жажды вы!
Скажите стихи, оба войдя!»
Два седоголовых вождя
Руки сложили сперва,
Звонко сложили слова.
Но хан прогнал и этих двух:
Не утешили ханский слух.
«Избранный среди людей,
Аргамак[22] среди лошадей,
Беркут среди дальнозорких птиц,
Охранитель наших границ,
Мечом исфаганским[23] украшен ты,
Врагам многочисленным страшен ты.
Ты против них, как буря, стоял,
Как туман, ты, брови нахмуря, стоял!
Мой батыр Кара Куджа,
Войди в мой дом, стихи скажи!»
Но слово Кара Куджи
Хану не пришлось по душе.
«Выйди!» – он приказал Кудже.
22
Аргамак – верховая лошадь восточной породы.
23
Исфаганский меч – меч, изготовленный в иранском городе Исфахане.