Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 73 из 87

Меня просто разрывала злость, когда я выехал на точку вбрасывания на старте третьего решающего периода. И лишь шайба полетела на лёд из рук финского судьи Ульфа Витолы, невероятной силы энергия разорвалась в моём сердце, и всё вокруг завертелось, закружилось и помчалось колесом.

***

— Итак, несколько слов о составах играющих сегодня команд, — Николай Озеров хотел было зачитать протокол матча, но вдруг осознав каким-то шестым чувством, что сейчас что-то важное на льду произойдет, оторвался от бумажки и затараторил. — Внимание, очень опасная атака сборной СССР. С шайбой Александр Мальцев, обходит одного, второго, пас немного назад на Тафгаева. И наш центральный как таран нападающий врывается в зону атаки и идёт на ворота Дзуриллы. Бросок! Нет, хитрый скрытый пас на Александрова. Замах, бросок! Нет, ещё одна скидка на накатывающего следом защитника Куликова. Бросок! Гоол! Гол, гол, гол, гоооол! Это гол товарищи, 3 : 2! Какой замечательный счёт! Правда, играть ещё целых 19 минут…

***

— Что сейчас было-то? — Спросил я своих партнёров по тройке нападения, когда пришёл в себя на скамейке запасных.

— Кулик шлёпнул в девятку, 3 : 2, — сплюнул на пол Саша Мальцев. — Чё по башке прилетело? Короткое замыкание? Дохусим, с дохусимом победим.

— Хорошо, Ваня, ты хоть не к своим воротам побежал, — заулыбался Боря Александров.

— Я знаю куда бежать, — пробубнил я, и задумался, пытаясь осознать произошедшее: «Вроде только с головой всё худо-бедно нормализовалось, и опять. Хотя, скорее всего это нервы. Но судьи — целы, Бобров — доволен, счёт в нашу пользу, значит и вновь продолжается бой».

***

«Женщин к хоккею допускать нельзя, — подумал, косясь на отцовский ремень, в квартире Варшавских младший сын Игорь. — Они уже пятнадцать минут кричат как ненормальные: «Мальчики держите, мальчики держите!». Чего держать-то? Самим атаковать надо. Почти весь период в защите отбиваемся. Хорошо хоть в самом начале Саша Куликов забросил шайбу».

— Ванечка, держись! Держись! — Заголосила старшая сестра, когда на ворота Коноваленко обрушилась новая атака чехословаков, а её Иван боролся на пятачке с Вацлавом Недомански.

— Отбить! Отбить! — Закричала Варвара вместе с мамой, больно вцепившись в плечо Игоря.

— Мама! Скажи Варьке, чтоб она не царапалась! — Не выдержал Игорь.

— Сколько ещё играть до конца матча? — Пробормотал держась за сердце отец, Вячеслав Анатольевич. — А ты Игорь не жалуйся, терпи, нашим парням там сложнее приходится.

— Отбить! Отбить! — Опять закричали женщины, которым вторили через стенку соседи из смежных квартир.

«Весь дом с ума сошёл», — пробубнил про себя Игорь и тут же вместе со всеми подскочил со стула и крикнул:



— Судья, за что?!

— За опасную игру высоко поднятой клюшкой на две минуты удаляется Александр Якушев №15, — ответил семейству Николай Озеров из телевизора. — До конца встречи остается две с половиной минуты и наша сборная должна отыграть в меньшинстве. И как бы не было сложно, нужно выстоять, вытерпеть и довести матч до победы.

***

— Иван на лёд, выигрываешь вбрасывание, считай — тридцать секунд отстояли, — скомандовал мне Всеволод Михалыч. — Защитники: Фёдоров, Куликов. И пойдёт ещё… — Бобров посмотрел на моих крайних нападающих Сашу Мальцева и Борю Александрова, которые хорошо уже «напахались» и поэтому еле дышали, и заколебался.

— Пусть Шалим выходи, он свеженький, самое то для прессинга, — подсказал я.

— Витя Шалимов, давай родной, — согласился Всеволод Бобров.

Я медленно покатил на вбрасывание в нашу зону защиты, чтобы немного успокоить дыхание, и посмотрел на электронное табло. «Ещё играть две минуты тридцать пять секунд. Когда же мы потеряли нить игры? — подумал я. — Почти весь период в атаке — ноль, только в защите и работаем. Вот что значит, когда подсознательно хочется только одного — сохранить победный счёт. Не обделаться бы за эти две минуты тридцать пять секунд. Но на вбрасывание меня пока ещё хватает». Я, разозлившись на себя, усмехнулся и четко забрал шайбу на точке. Фёдоров подхватил резиновый диск в углу и перевёл на другой край Куликов, который выбросил шайбу к воротам Дзуриллы.

— Нормуль. Вышли! Вышли! Шалим выдвинись вперёд, как волнорез, — скомандовал я своим партнёрам по сборной. — Плотнее на синей линии, внимательней! — Крикнул уже для профилактики, ведь и так каждый знал, что делать.

Но вдруг тренеры чехословацкой команды Питнер и Костка пошли на крайнюю меру, они убрали с площадки голкипера Владимиру Дзуриллу и в помощь к пятёрке Ивана Глинки выпустили Вацлава Недомански.

— Сука! — Рявкнул я. — Держим, мать твою! Отошли! Отошли! Сели к воротам! Фёдор пятак карауль!

Вчетвером против шести полевых игроков невероятно сложно. Особенно на широкой европейской площадке для игроков высокого уровня раскатать любых защитников — это дело техники. Но чехословацкие парни тоже заметно устали, и поэтому они попередовав шайбу из угла в угол, решились на простой щелчок от синей линии, рассчитывая, наверное, на последующее добивание. «Не люблю я бросаться под шайбу», — промелькнуло в голове, когда я грохнулся на лёд, чтобы телом перекрыть опасный бросок. И черная, твердая, словно камень шайба, резко увеличившись в размерах, шибанула меня в правую бровь.

Я почему-то на мгновение оглох. Кто что кричит? Кто куда бежит? Кому в хавальник сунуть? Где шайба, мать твою? Ничего не понимаю! Я резко вскочил, не почувствовав никакой боли, только картинка перед глазами почему-то вся словно через красный светофильтр. Даже чехи в белых свитерах немного красные. «Шайба, где? Да вот же она, скользит ко мне на крюк!» — сообразил я и вышвырнул её из зоны, куда даже глаза мои не глядели. И вдруг слух разом вернулся, и шумное многоголосье как поток водопада хлынуло в мою голову.

— Гооол! Б…ь! — Заорали партнёры по команде. — Гооол! Сука! Гол, Тафгай, б…ь! Гол! — Кинулись на меня Куликов, Фёдоров, Шалимов и Коноваленко, а затем понаехали и парни со скамейки запасных.

— Нихрена из тебя кровища льётся, — первым заметил Мальцев, что меня не поздравлять надо, а везти к врачу. — Разошлись! Разошлись! Б…ь! — Заорал он и покатил меня к бортику, где немного прослезившись, дожидался Всеволод Михайлович Бобров.