Затерявшиеся во тьме

la luna

Затерявшиеся во тьме

Пролог

В детстве у меня была любимая игрушка. Маленькая лошадка по имени Докси. Мне ее подарила старшая сестра Кристина на мое пятилетие. Я тогда испытала поистине теплые эмоции, ведь на самом деле это была лошадка Кристины, но она отдала ее мне, когда та ей стала не нужна. Кристина знала, как она мне нравилась, и не пожалела для своей младшей сестренки. Чувство благодарности переполняло меня. Тогда я любила Кристину и с радостью приняла Докси, больше мы никогда не расставались с ней. Докси оказалась хорошей подружкой, всегда слушала меня внимательно, иногда мне даже казалось, что она понимала, о чем я ей говорю. Я любила расчесывать ее мягкую гриву и петь колыбельные на ночь.

Докси всегда спала со мной в моей кровати, я чувствовала, что она защищает меня. Вы спросите, от кого? Как это от кого? Кого может бояться пятилетняя девочка, которая спит по ночам с включенным светом? Монстров, конечно же. Они живут под моей кроватью и мешают спать почти каждую ночь. Иногда я слышу их крики, плач. Мама сказала, что мне это просто кажется, ведь, как говорят, у страха глаза велики, не так ли?

Время шло, я росла, но Докси по-прежнему оставалась рядом, оберегая меня. Однажды в воскресный солнечный день, когда мы со своей няней Анной выехали погулять, в парке ко мне подошел симпатичный мальчик по имени Франко. Мы часто гуляли вместе, но никогда не разговаривали толком. Он был не из нашего круга. И тогда Анна сказала, что Франко – один из чужаков и говорить с ним не стоит. Я была не совсем послушной девочкой.

– У тебя красивая лошадка, Лия.

Солнце светило ярко, когда я подняла свои зеленые глаза. Многие говорили мне, что они похожи на темное болото, и я не понимала, как мне это воспринимать. Был ли это комплимент или, возможно, мне стоит дуться на всех, кто так говорит?

При солнечном свете мальчик казался мне еще симпатичней.

Франко улыбался.

– Спасибо.

– Ты тоже очень красивая.

Я не знала, что ответить ему, поэтому просто улыбнулась, затем Франко ушел.

Мне понравился этот мальчик, он был мил со мной.

– Что он тебе сказал?

Кристина подошла ко мне незаметно, пока я провожала взглядом Франко. Ее хмурое выражение говорило о том, что ей что-то не понравилось.

– Он сказал, что у меня очень красивая лошадка.

– Что еще?

– Сказал, что я тоже очень красивая.

Тогда сестра хмуро посмотрела вслед этому мальчику, а затем на меня. Мне было стыдно, ведь я догадывалась, что он нравился Кристине, но они никогда даже не разговаривали прежде. Франко совсем не замечал робкие улыбки в его сторону.

Мы вернулись домой, и я благополучно забыла об этом. Дети не склонны концентрировать внимание на таких вещах.

На следующее утро я нашла Докси с обстриженной гривой. Мои слезы были горькими, а глаза красными, ведь грива Докси была очень красивой.

Я знала, что это сделала Кристина, но я так и не решилась спросить ее, зачем она так поступила. Возможно, мне стоило сказать спасибо, что это не были мои собственные волосы. Докси приняла удар на себя.

– Ты ведь хорошая девочка, правда, Лия?

Мой старший брат Кристиан присел на корточки рядом со мной, когда я плакала у себя в комнате. Его темно-зеленые глаза, почти как мои, изучали меня достаточно внимательно, а его широкая улыбка злодея слишком хорошо отражалась в его глазах, делая их похожими на темный густой лес, в котором таятся слишком большие опасности. Я побаивалась его, хотя он и не обижал меня прежде. Но я знала, что что-то уродливое живет в его сердце.

– Так зарождается соперничество, cara mia1.

Кристиан слегка провел тыльной стороной ладони по моему лицу.

Затем, встав, развернулся, насвистывая свою любимую мелодию. Кристиан на 8 лет старше, но у меня отсутствовало ощущение, что он подросток.

Уже тогда я догадывалась, о чем он говорит, и это стало одним из тех моментов, когда ты понимаешь, что уже ничего не будет так, как прежде. Мы уже не те дети, которые верят в сказки, точка невозврата начинается с этого момента. Нам не суждено вернуться к исходному состоянию. Нет больше смысла прятать ноги и руки под одеялом после всего того, что я видела.

Глава 1

Доменико

Говорят, демоны обитают в аду, не так ли? Тогда я давно уже мертв, мама.

Что служит единицей измерения для вас? Для меня жизнь в мафиозном мире и стала той самой единицей измерения. Если спросите, когда ты в первый раз убил, я отвечу, что сразу после посвящения.

Спросите, когда ты в первый раз попробовал крэк, скажу, что сразу же после того, как переправил первую партию, не потеряв и пенни, мне было семнадцать. Каждый этап в моей жизни связан с преступным миром, с семьей mio familia. Это внутри меня, кажется, я получил это с молоком моей матери. Все, что окружает меня с рождения, и есть то, кем я являюсь.

Лондон – мой второй дом. Самая коррумпированная страна в мире – не Афганистан, Нигерия или Россия, как принято считать, а Великобритания. Я живу здесь всю свою жизнь, но мы никогда не забудем своих корней. Это то, чем славится наша калабрийская мафия, – преданность. С детства нас учат, что верность – это самое главное, главнее жизни, любви и прочего. Но так ли это на самом деле? Насколько мафиозная семья дороже, чем собственная жизнь? Ты с радостью умрешь за тех, кто принадлежит Ндрангете, и секунды не подумав, ты спустишь курок в соперника либо себе в висок. Я был предан, предан отцу и всей нашей большой семье, пока не стал старше. Когда ты живешь вдали от родины, то так или иначе злоупотребляешь кредитом доверия, который был выдан свыше при рождении и окроплен кровью на изображении святого Михаила Архангела. Я родился в Калабрии, как и большинство ндрангетистов, но, как только моя мать пришла в себя после тяжелых родов, моя семья вернулась обратно в Лондон, чтобы больше никогда не возвращаться и сгинуть во тьме.

Помолвка моего отца должна была пройти гладко. Множество приглашенных гостей из нужных нам семей. Присутствовали все: от важных банкиров до высокопоставленных людей парламента. Звезды, знаменитые спортсмены – вся элита Лондона собралась, чтобы поздравить отца и его молодую двадцатидвухлетнюю невесту с этим важным событием. Еще одна жертва. Еще одна разрушенная жизнь.

Моя мать умерла всего год назад, бедняжка не смогла победить затянувшуюся депрессию и наложила на себя руки. Я был в Риме, когда отец сообщил мне о кончине. Моя грудь сжалась от боли, а множество раскаленных иголок будто вонзались мне в сердце, но я не мог этого показать. Я презирал тот самый бесполезный орган в моем теле, который сжимался, крайне редко напоминая о том, что я пока еще жив. Я не мог дать этому подонку понять, насколько я был слаб, оставшись без нее. Мой голос был спокойным, когда я сказал, что вылетаю. Но ненависть к отцу обжигала мне горло, словно я сделал глоток раскаленного металла, стоя на холоде посреди Антарктиды.

К сожалению, в Ндрангете такие смерти со стороны женщин не были редкостью. Выдержать всю кровь, протекающую под нашими лакированными ботинками, было слишком непросто. Иногда я не мог спать по ночам, слыша мольбы и крики тех, кого убил. Я слышал их голоса прямо в своей голове. Не всем дано быть героями, когда надо убивать, много убивать. Шепот перерастал в крики, а крики – в агонию. Они душили меня без рук, убивали без металла у моей головы. Что каждый из них кричит о жизни, когда приходит тот самый момент расплаты? Что они чувствуют, когда последний вдох покидает тело? Это оказывало влияние на меня, я давно стал не совсем нормальным, мысли мои были изуродованы, а сердце пропитано холодом. Позже ты привыкаешь. Смерть и боль уже не кажутся чем-то ужасным. Забрать душу человека, лишить права на последующий вздох стало проще, чем спустить курок на пару ударов сердца. Уставшие души. Я забывал лица. Что если убийство людей приравнять к порезам на нашем теле? А если измерить боль, окунувшись в соленое море? Чувствуешь, как болит? Как щиплет кожа и кричит душа, умоляя остановиться. А если уйти с головой под воду?

1

Моя дорогая.