Страница 52 из 54
Гаевик отступил, обливаясь потом. Глаза его пылали нефритовым светом — очень, очень медленно угасающим светом.
— Попробуй… теперь… — выдавил он. Каждое слово явно давалось ему невероятным усилием воли.
Махьяр взял нож и вновь попытался вогнать острие в щель. И вновь лезвие соскользнуло, словно отброшенное какой-то магнетической силой. Попытка Венцеслава, подступившего к саркофагу с противоположной стороны, тоже провалилась.
— Сможешь применить заклятье посильнее? — спросила Гаевика Сорайя.
Чародей покачал головой.
— Тогда его точно заметят. — Он махнул рукой. — Может, уже заметили.
— Значит, время тонкостей вышло, — заявил Махьяр, подхватил с пола орручий колун, обеими руками вскинул громоздкое оружие над головой и с силой обрушил его на крышку.
Отдача от удара отбросила Махьяра к стене, руки его задрожали, лезвие колуна выщербилось, отколовшийся кусочек отлетел к самому потолку. В степах склепа заметалось лязгающее эхо.
А на саркофаге не осталось и царапины.
— Яхангир, — благоговейно произнесла Сорайя имя бывшего командира, и горький смех сорвался с ее губ. — Он был назван. Он был тем, кому суждено «разрушить проклятие». А может, просто пробиться туда, где проклятие укрыто.
— Весь этот путь… — Венцеслав покачал головой. — Весь этот путь… и все зря.
Махьяр стукнул кулаком по непокорной крышке.
— Ради Зигмара, должен же быть какой-то способ! Мы так далеко зашли, столько вытерпели!
Венцеслав повернулся к Оракулу под Вуалью:
— Твоя магия. Может ли твоя магия открыть это?
Махьяра встревожило отчаяние, прозвучавшее в голосе капитана. Весь этот долгий путь именно Венцеслав всегда поддерживал их. Но теперь даже он сдался.
Ответ Оракула под Вуалью расстроил Махьяра еще больше:
— Со временем, вероятно, можно было бы найти магию, снимающую здешнюю защиту. — Провидица покачала головой. — Но времени нет. Я чувствую, как смыкается вокруг нас тьма. Вы привлекли внимание не только простых стражников. Склеп-крепость знает о вашем присутствии… и вашей цели.
В гробнице стало ощутимо холоднее, еще холоднее, чем после колдовства Гаевика. Махьяр чувствовал в воздухе примесь сверхъестественного — скверна просачивалась сквозь кожу, леденя кровь. И не нужно было предупреждать остальных. Все это чувствовали, все знали, что это предвещает.
Тени в гробнице становились плотнее, сгущались в полосы черноты, тянущейся к факелам. Среди полос угадывались смутные очертания плеч и голов, костлявых рук и ног. Махьяр призвал Зигмара, в который раз потянулся к символу, который всегда носил на груди, — и услышал где-то в глубине сознания издевательский смешок. Молота, знака Бога-Царя, у него больше нет, медальон затерялся в Болотных Курганах. Бог Махьяра не поможет ему теперь. И ничто не поможет.
Беспредельное отчаяние лишило Махьяра сил. Он рухнул на колени. От безнадежности, безысходности кружилась голова. Кто он такой, чтобы думать, что сможет принести имя Зигмара в склеп-крепость мортарха? Как смел он, жалкий человек, хотя бы помыслить о том, чтобы противопоставить свои убеждения Госпоже Печалей? Он — ничто, меньше чем ничто, жрец, обманывавший себя, полагая, что его бог может простить непростительное. Каждый его вздох — богохульство. Только смертью он может искупить недостаток веры.
Рука Махьяра сама приставила лезвие орручьего колуна к его шее. Один быстрый рывок — и грубый клинок вспорет ему вены. Покончит с болью и ужасом. Мертвые, входящие в нижние миры, не страдают…
— Чушь, — прошипел Махьяр, встряхнулся, сбрасывая отчаяние, пытавшееся сокрушить его, осознавая, что бушующие в его голове мысли ему не принадлежат. — Я видел твоих жертв, заточенных в стенах! — крикнул он, словно бросая вызов разбухающим теням. — Они определенно мертвы — и определенно не избавлены от страданий! — Резко поднявшись, он прижал ладонь к груди. — Мне не нужна золотая висюлька, чтобы нести веру Бога-Царя, и не нужен злобный дух, прячущийся во мраке, чтобы напомнить мне, что я должен искупить свои прошлые слабости!
Махьяр бросил взгляд на своих спутников. Сорайя, Венцеслав, Гаевик — все стояли на коленях, подавленные точно такой же психической атакой. Но они увидели его, и в глазах их затеплилась надежда. Надежда на него, воина-жреца.
— Человек сам может выбрать свою смерть, и выбор этот приносит ему порой больше чести, чем вся минувшая жизнь, — сказал Махьяр, развернулся и погрозил выщербленным клинком сгущающимся теням. — Итоги жизни не подведены, пока не сделан последний вздох.
Горький трескучий смех прошелестел в подземелье, и толпа призраков откатилась волной тьмы. Среди теней возникла фигура в белом, с лицом, скрытым длинной вуалью. Никто присутствовавший при гибели экспедиции Яхангира не мог бы забыть этого зрелища. Перед ними стояла мортарх Скорби. Леди Олиндер.
— Она может всего лишь убить нас, — прорычал сквозь стиснутые зубы Махьяр, заставляя себя смотреть на кошмарное видение. — О достоинствах наших душ судить Зигмару! О ценности наших жизней вынесет решение Бог-Царь!
Слова жреца были отважны. Вызывающи. Его спутников воодушевила храбрость Махьяра. Они тоже поднялись на ноги и приготовились встретить ночных охотников и их призрачную госпожу, как подобает воинам.
— Тебе придется сразиться с нами! — провозгласил Махьяр. — Мы не съежимся в ужасе. Не станем молить о пощаде. Мы готовы умереть, если такова воля Зигмара!
Махьяр чувствовал на себе испепеляющий взгляд прячущихся под вуалью глаз леди Олиндер. Мортарх медленно повела бледной рукой, поманив кого-то костлявым пальцем, и из тьмы выступило привидение. Фигура в саване, как две капли воды похожая на всех остальных призраков, по мере приближения к Госпоже Печалей обретала все большую индивидуальность. Саван рассеялся, обернувшись доспехами и мундиром, кости скелета обросли плотью, в пустых глазницах заблестели глаза. Прозрачная и зыбкая тень, вставшая рядом с леди Олиндер, не была больше безликим духом. То было эхо человека… человека, знакомого всем уцелевшим.
— Яхангир! — охнул Махьяр, чувствуя, как ледяные пальцы сжимают его сердце, гася последние угольки тлевшей в нем надежды.
Яхангир, герой Двойных городов, избранный советом великих и мудрых, чтобы избавить их всех от проклятия. Чемпион, храбро сражавшийся над Морем Слез, до последнего сопротивлявшийся легионам мертвецов. Вождь, погибший ради своего народа. Поднятый в смерти, он перестал быть чемпионом Зигмара, обернувшись одним из созданий леди Олиндер. Махьяр понимал, что это не уловка, не иллюзия, сплетенная Госпожой Печалей. Слишком большое удовольствие она получает, демонстрируя им, что их герой теперь — всего лишь очередной ее вечный раб.
— Ты видел достаточно, чтобы понимать, жрец. — Слова леди Олиндер резали воздух склепа, точно ледяные ножи. — Здесь воля Зигмара — ничто пред мощью Нагаша. Возможно, ты сделал неправильный выбор, решая, какому богу служить.
Пока мортарх говорила, тени поползли вперед, становясь чем ближе, тем отчетливее. Призрачное войско измученных душ, терзаемое лишь одним желанием — истязать живых.
И небрежным мановением руки леди Олиндер послала орду проклятых в атаку, разрешая им удовлетворить эту жажду.
Сорайя в ужасе смотрела на приближающийся к ним призрак Яхангира. За ним следовала мрачная процессия ночных охотников, скелетов, ухмыляющихся в безмолвной издевке. Сердце в груди обернулось свинцовой чушкой. Последние крохи надежды рассыпались в прах. Яхангир! Командир, с которым она столько лет прочесывала отдаленные районы Западного Предела, населенные призраками! Герой, который, как предсказывали на Бельвегродском маяке, должен был снять проклятие с Двойных городов! И вот он здесь — не чемпион, сражающийся против зла леди Олиндер, но один из ее неупокоенных рабов.
Меч оттягивал руку бесполезным грузом. К чему сейчас меч? Все воспоминания об испытаниях, выпавших на их долю с тех пор, как они покинули Двойные города, отдавали теперь жестокой насмешкой. Что толку было сопротивляться неизбежному? Сделать ничего уже нельзя. Они проиграли в тот самый момент, когда леди Олиндер атаковала их на мосту через Море Слез.