Страница 3 из 54
Столы занимали левую половину обсерватории. В правой преобладали карты, схемы и диаграммы, тщательно прописанные на больших листах пергамента, натянутых на рамы черного дерева. Между рамами, обсуждая чертежи, расхаживала группа мужчин и женщин. Здесь присутствовала большая часть чародейского сообщества Двойных городов, от седовласых мастеров до пылких юных подмастерьев. Никто из изучающих тайное искусство, как в Западном Пределе, так и в Восточном Доле, никогда не пропускал сеансов предсказания, не будь на то особых причин. Но здесь присутствовали не только заклинатели. Махьяр видел и жрецов Зигмара в белых одеяниях, резко контрастирующих с пестрыми хламидами магов. Жрецы призывали, направляли и поддерживали благосклонность Зигмара в ходе гадания. Это были самые мирные аспекты их присутствия здесь. Магия, даже самая благотворная, — капризная прислужница. Порой силы, пробужденные колдунами, выходили из-под контроля, разрушая тела и души вовлеченных в действо. И хотя маяк был защищен бесчисленными чарами и тайными барьерами, всегда существовала угроза того, что какое-нибудь заклятье выйдет из-под контроля — или откуда-нибудь появится демон. В таком случае задача жрецов сводилась к устранению причин и последствий, чтобы наколдованное в башне не спустилось в города.
— Я уж думал, что ты не вернешься, брат.
Слова эти произнес высокий тощий мужчина с сонным лицом. На шее его висел на цепи позолоченный молот, этот же символ был выжжен на коже головы, лишенной волос. Одеяние его было скроено в том же стиле, что и у прелатов Зигмара, но если рясы жрецов были белыми, его наряд бил в глаза яркой синевой. В руках мужчина сжимал посох, увенчанный золоченой фигуркой в виде двухвостой кометы Зигмара.
— Рад видеть тебя, Байрам.
Махьяр почувствовал себя дураком в тот же миг, как фраза слетела с его губ. Мужчина в синем был авгуром, прорицателем, святым человеком, отказавшимся от телесного зрения, чтобы полностью сосредоточиться на духовном, а не физическом мире. Глаза его были белы и безжизненны, как сваренное вкрутую яйцо.
— Как ты понимаешь, не могу ответить тем же. — Байрам хихикнул, ощутив неловкость Махьяра. В этом смешке не было злости — скорее заверение в том, что промах жреца его не обидел. Несмотря на слепоту, прорицатель прекрасно считывал эмоции окружающих. Эту способность проникать в суть встречающихся ему людей Байрам называл своим вторым зрением. Он мог точно оценить состояние здоровья всех, кто просто оказался с ним в одном помещении, и не существовало на свете лжеца, способного ввести его в заблуждение хотя бы на долю секунды.
— Признаюсь, я удивился, встретив тебя здесь, — сказал Махьяр, аккуратно сопровождая Байрама по обсерватории. Конечно, авгур ощущал присутствие рядом живых людей, но столы и пюпитры такой привилегией не обладали. — Обычно ты игнорируешь подобные сеансы предсказаний.
Байрам кивнул:
— Воистину так. Во многих случаях эти ритуалы не открывают ничего существенного. Но сегодня, когда я склонился пред алтарем Зигмара, меня охватило неодолимое желание появиться здесь. — Пальцы его крепче сжали руку Махьяра. — Сегодня, — провозгласил авгур, — они узнают нечто важное.
Перед каждым ритуалом Махьяр слышал подобные заверения от чародеев и ученых. И никогда не придавал их словам большого значения. Однако обещание Байрама заронило в его сердце дурное предчувствие. Он покосился на проницатель и двух обслуживающих его дуардинов. Огромный телескоп уже выдвинулся футов на двадцать из люка в куполе обсерватории. Потолок вращался вместе с платформой, обеспечивая правильное положение прибора.
Интересно, что же такое обнаружится нынче ночью?
Кветка ощутила дрожь, прокатившуюся по маяку, когда проницатель занял нужную позицию и дуардины закрепили телескоп. Она посмотрела на узкую полоску неба, открывшуюся за разъехавшимся куполом. Тусклое свечение призрачных звезд было благостно, как вскрытая могила. Кветка поспешно перевела взгляд на ученого-азирита, сидящего за столом возле нее, и зависть сдавила ей грудь. Предки этого мужчины пришли из другого Владения, оттуда, где небеса светлы и прекрасны, а не зловещи и омерзительны. Пускай даже сам он никогда их не видел — зато слышал истории, передававшиеся в его семье, истории о земле, из которой они пришли.
Кветка снова уставилась на гигантский телескоп. Нет, она не должна позволить беспочвенной зависти отвлекать ее сейчас. Пускай азириты рассказывают свои истории. Как бы им ни хотелось отречься, теперь они — народ Шаиша. Легкость и безопасность царства Зигмара больше не для них. Им, как и обретенным, приходится терпеть ужасы проклятого Владения Нагаша. И, как ни старайся, им не превратить эти земли в подобие тех, что они покинули. Так что чем скорее азириты поймут это, тем лучше для них всех.
К проницателю подошел Ивор — бледнокожий старик с длинной серебряной бородой, облаченный в золотистую мантию. Самый ученый чародей Восточного Дола поднялся до положения иерофанта и управляющего маяка благодаря своей осмотрительной политике и искушенности в колдовских искусствах. Ивор знал, как умиротворить своих недоброжелателей; под его руководством чародеи и Храм Зигмара вновь стали сотрудничать, хотя полностью преодолеть разрыв между обретенными и азиритами было, наверное, невозможно.
— Товарищи и коллеги, — воззвал Ивор, встав у телескопа. Кветка решила, что он сотворил какое-то мелкое голосовое заклинание, поскольку слова его прозвучали так, будто иерофант стоял совсем рядом.
Когда все взгляды обратились к нему, Ивор продолжил:
— Итак, опять пришло наше время. Созвездия благоприятствуют нашим стараниям. — Он поднял указующий перст к потолку. — Мы пересечем все Владение и взглянем на край Шаиша! Проницатель откроет нам место, где зерна дня завтрашнего утекают в бесконечность. — Теперь его палец показывал на собравшихся, не различая чародеев, жрецов и ученых. — Последнее предупреждение, друзья мои. Охотиться за будущим — значит преследовать абсолютно неизвестное. То, что нам откроется, может быть семенем надежды или завязью отчаяния. Тому, кто не готов к последнему, лучше уйти сейчас.
Толпа зашевелилась, несколько ученых встали из-за столов и удалились. Кветку кольнуло сочувствие. Ушедшие были молоды, они впервые присутствовали при обряде прорицания. Она вспомнила собственную инициацию, случившуюся двадцать лет назад, и то, как она была ошеломлена всем происходящим. Тогда ее тоже тянуло уйти, и лишь гордость не позволила ей подняться со стула, гордость и нежелание унизиться перед азиритами.
— Не вините их, — произнес Ивор, и Кветка заметила, что его обеспокоенный взгляд на миг задержался на авгуре Байраме. — Возможно, после того как мы прочитаем предзнаменования, мы пожалеем, что тоже не удалились.
Больше иерофант ничего не сказал. Он повернулся к дуардинам и коротко кивнул им. Один инженер повернул маховое колесо на задней стороне проницателя, другой занялся рычагами на боку телескопа. Глухой призрачный стон пронесся по обсерватории. Сероватый свет вырвался из изогнутой трубки в задней части устройства и замерцал на гладком куполе потолка, туманный, неясный. Ивор присоединился к дуардинам, помогая им настраивать механизм.
Проецируемое на потолок изображение, выпроставшись из серой дымки, обрело четкость. Кветка наблюдала, как катится по куполу зыбкая волна: не жидкость, но зернистый поток гранул. Они смотрели сейчас на сыпучие могильные пески на краю Шаиша. Каждая крупинка этого вещества представляла собой кристаллизованное утраченное завтра, все дни и часы, отобранные у мертвых.
Чародеи напряженно всматривались в спроецированное изображение. Кветка ощутила, как изменилась атмосфера обсерватории, когда заклинатели взялись за свою магию. Каждый из них потянулся к далеким могильным пескам, пытаясь извлечь смысл из россыпей песчинок. Добывая из каскада крупицу мудрости, чародей-сборщик передавал созданное ею впечатление. Случайные слова, крохотные осколки целого, но ученые тщательнейшим образом записывали каждую букву, извлеченную из невнятного лепета.