Копье Теней

Он раскинул руки и застыл в ожидании.

За его спиной каркнул ворон. Ахазиан опустил руки и повернулся. Черные птицы расселись на обломках, наблюдая за ним. Пальцы Кела сжались в кулаки.

— Явились закончить работу, стервятники?

Лязгнул металл. Ахазиан замер, вслушиваясь, — и услышал шипение голосов и бряцанье оружия. Переменившийся ветер принес мерзкую вонь. Запах паразитов. Разорванные губы растянулись в красной ухмылке — Ахазиан благодарно кивнул птицам.

— Мои извинения. Кажется, наш союз еще остается в силе.

Одна из птиц опустила клюв, словно соглашаясь.

Из переплетения обломков вылетел первый скавен — в потрепанном желтом одеянии под ржавой кольчугой, с круглым, грубо выкованным щитом из бронзы и золота. При виде Кела крысак резко остановился, потянув лапу к клинку за широким кожаным поясом. Намалеванный на щите скабрезный знак говорил о том, что этот скавен принадлежит к другому клану, не к тому, с представителями которого Ахазиан дрался недавно. Видимо, это мародеры, ищущие среди обломков что-нибудь ценное.

К первому скавену присоединились другие, они так и лезли из руин: дюжина, две, тридцать, сорок… Их писк оглушал, вонь подавляла даже резкий запах пожара. Красные глазки пялились на Кела; скавены визгом подначивали друг друга броситься на противника — вопрос только, кто станет первым.

Ахазиан сплюнул, вытер окровавленный рот и потянулся. Покрутил шеей, расслабил плечи, хрустнул костяшками и криво улыбнулся скавенам.

— Ну, идите же. Чего ждете? — Он поманил их пальцем. — Разберемся быстрее, твари. У некоторых из нас есть другие дела.

Скавены кинулись на него — все разом.

Ахазиан Кел прыгнул навстречу им.

Юхдак со вздохом привалился к скале. Наколдованное им изображение рассеялось, как и мысли о помощи союзнику. Их разделяли Владения, а Юхдак и так изнемог. Он потянулся, пытаясь устроиться поудобнее. Чародей постарался убраться как можно дальше от опасности, но все равно видел столб дыма, говорящий о скорбной участи скавенской боевой машины.

— Жаль. Но лучшие альянсы неизбежно коротки.

Со стоном он стянул шлем, подставив лицо ветру. Колдун все еще напоминал принца, которым был в юности, хотя уже лишь смутно. Наблюдатель не смог бы описать его внешность. Лицо его, казалось, не имело постоянной формы, будучи скорее идеей лица, чем предметом во плоти. Юхдак редко думал об этом. Это было его лицо — вот и все.

Он поставил шлем на землю и снова откинулся на камень. Все тело ныло, раны пульсировали. Это хорошо, это значит, он жив. Боль — семя надежды, что это может закончиться, надежды, что по ту сторону будет награда.

Надежда — вот истинный подарок Изменяющего Пути. Все планы, все интриги и трюки рождены из надежды.

— Пока мы надеемся, стоит жить, — пробормотал он. Высказывание древнее, но правдивое, он цеплялся за него все долгие, безмолвные годы детства. Поковыряв кровь, запекшуюся на гранях доспеха, он покачал головой. — О, братья мои, если бы вы видели меня сейчас. Что вы сделали с молчаливым, кротким Юхдаком?

Они бы посмеялись, подумал он. Его братья были грубыми, коварными и жестокими тенями. Он любил их, а они не любили никого, кроме самих себя.

— Но они были мной, а я — ими, так что, возможно, любил я себя самого…

Он тихо рассмеялся, потом поморщился. Вампирша чуть не убила его. Дикой его части хотелось найти ее и расплатиться.

Но он не дикарь. Месть — ничто, если она не служит более важной цели. Этому, среди прочего, научил его Трехглазый Король. Архаон, король-философ, мудрый и опасный. Он легко схватывал беспредельность существования и мыслил категориями эпох, тогда как прочие спотыкались уже на столетиях.

Рядом закаркали вороны. Он поднял глаза, встретившись взглядом с предводительницей клики. Та уже сидела рядом, на корточках, держа нечто в руках.

— Привет.

— Привет, сударыня. Рад, что ты уцелела.

— Протяни руку, — сказал она.

Он послушался, и она изящным жестом уронила на его ладонь окровавленный глаз. Юхдак осторожно сжал пальцы, чувствуя нити жизни, еще соединяющие глаз с бывшим хозяином.

— Жрица, — выдохнул он. — Ты лишила ее глаза. Я и забыл.

Женщина-ворон улыбнулась.

— Подарок от слуги доброму хозяину. Первый подарок.

Юхдак рассеянно кивнул:

— Славный подарок, сударыня. Я воспользуюсь им с благодарностью.

Тихо шепча, он поводил ладонью над глазом. Осколок кости, кусочек плоти — это отлично, это словно крючок в сердце. А глаза не зря называют окнами души… Он задумчиво приподнял подарок, разглядывая его. Потом, приняв решение, протянул руку и вырвал собственный глаз. Было, конечно, больно. Но боль — неизбежная цена победы.

Прищурив оставшийся глаз, он, бормоча, принялся катать на ладони два глазных яблока. Вращение становилось быстрее, резче, пока оба окровавленных шарика не лопнули с хлюпаньем. По рукам колдуна побежали искры, он хлопнул в ладоши, крепко сжав их. Его слуги наблюдали в молчании, с непроницаемыми лицами.

Юхдак развел руки. Там, где было два глаза, теперь лежал только один. Дрожащими пальцами он вставил его обратно в глазницу, поморщившись от щекотки срастающихся нервов. Слепящая боль пронзила череп, но только на миг. Он поморгал, и зрение вернулось.

Мир изменился — чуть-чуть. На окружающее пространство наложился призрак иной обстановки, послышалось бормотание знакомых голосов. Он сел поудобнее.

— Ага. Вот вы где.

Он будет видеть то же, что видит бывшая владелица глаза своим уцелевшим. Шпион во вражеском стане, который и сам ничего не ведает и которого невозможно обнаружить. Он потер саднящую глазницу, массируя ее. Придется, конечно, привыкнуть. Но оно того стоит.

— Ты сказала — первый? Есть и другие?

Один из воинов выступил вперед, волоча безвольное тело скавена. Существо было без сознания, да и полумертвое, судя по запаху. Одежда и покореженные доспехи указывали на то, что это военный инженер. Воин-ворон бросил крысака к ногам колдуна. Юхдак наклонился, размышляя, что пытается сказать ему Изменяющий Пути этим невзыскательным даром.

— Любопытно.

Он посмотрел на женщину-ворона и улыбнулся.

— Удача проявляет себя порой весьма странно, не так ли?

Никаких следов Ахазиана Кела не было.

Сколько бы он ни ворошил угли, сколько бы ни вглядывался в пламя горна, Волундр не находил своего чемпиона. Если кел не мертв, значит, он хорошо спрятался. Или затерялся где-то во Владениях. Черепомол недовольно закряхтел.

Все пошло не так, и очень быстро. Слишком много подвижных частей, вот в чем проблема. Он не особо разбирался в сложных механизмах. Впрочем, как и прочие хозяева кузниц. Заар в настоящий момент тоже без чемпиона. Эта мысль принесла некоторое удовлетворение, небольшое, но — все же.

Рассердившись, Волундр размахнулся боевой наковальней и с ревом направил ее в пламя, разбросав по кузнице угли. Пинком отшвырнув катящуюся головешку, он оглянулся, ища рабов. Для усиления взгляда нужны подобающие жертвоприношения. Он найдет Ахазиана Кела или то, что от него осталось, и смертеносец ответит за провал.

— Так сердиться из-за подобной малости.

Волундр оцепенел. Знакомый голос — и неожиданный. Печаль звучала в этом голосе, но и гнев тоже. Одно — понятно, другое — нет. Отвернувшись от костровой чаши, он крепче стиснул цепь наковальни.

— Что ты здесь делаешь?

— Это место было когда-то моим, — тяжело произнес Грунгни. — Я устанавливал фундамент, я прокладывал самые глубокие вытяжные трубы — на протяжении сотен жизней. Это была величайшая кузница во всех Владениях, ее горны согревала живая кровь самого Акши.

— Я помню, — сказал Волундр.

— Да. Ты видел, как я клал первые камни. Ты был тогда совсем сопляком — тощим, со свежими рубцами от кнута на шкуре. Но в тебе была сила.

Волундр развел мускулистые руки:

— Я все еще силен, Калека. Ты пришел испытать меня? — Он приподнял боевую наковальню и качнул ее. — Я готов. Встретимся молот к молоту, бог червей.