Страница 71 из 88
Она не успела ответить — Джейк полез в карман форменной куртки и, бренча армейскими жетонами, достал пригоршню завернутых в серебристо-коричневую бумагу батончиков. Кристина узнала на упаковке слово Hershey. Точно такие шоколадки бросали ее братьям американцы из джипов. Джейк протянул ей горсть вместе с серебристой банкой. Девушка отступила назад. Мария пересказывала ей слухи о том, будто американские солдаты используют еду как приманку, чтобы соблазнить молоденьких немок. Кристина стиснула зубы и отвела глаза, но потом с неохотой снова посмотрела на гостя.
— Nein, — твердым голосом произнесла она.
Солдат подался к ней, настойчиво держа гостинцы в вытянутой руке. Кристина энергично помотала головой, бросила быстрый взгляд в сторону крыльца, чтобы убедиться, что мать все еще там, и указала на дверь.
— Good-bye[96], — она чересчур долго протянула первый слог английского слова, а второй выпалила слишком быстро.
Американец понял ее, и улыбка его увяла. Кристина с удивлением заметила в его глазах огорчение. Однако Джейк не стал настаивать, как ожидала девушка, а поставил банку на землю и положил сверху шоколад. Кристина даже подумала, что он сейчас схватится за оружие. Но солдат только поднял руки вверх, словно признавая поражение, улыбнулся, кивнул и направился к выходу.
— Мэм, — попрощался он с мутти и скрылся из виду.
Мать тревожно взглянула на Кристину и исчезла в коридоре, чтобы проводить гостя.
На следующий день стояла дождливая холодная погода. В ненастье Кристине было особенно тяжело — сырость и хмурое небо напоминали ей о жутких событиях, которые она старалась забыть. Она сидела в гостиной на диване, дрожа под одеялом, и пыталась читать при тусклом свете. Ома устроилась рядом и штопала носки. Мария и мутти готовили в кухне обед. Фатер ушел на поиски работы. Будь у них уголь, они могли бы натопить маленькую комнату, но угля не было ни кусочка. Использовать дрова тоже нельзя — их иссякающий запас необходимо приберечь для приготовления еды. Пытаясь сосредоточиться на чтении, Кристина держала книгу в одной руке, а большим пальцем другой поглаживала цифры на запястье. Но мысли ее витали далеко от сюжета, и она разглядывала морщинистое лицо бабушки, думая о том, как ома продолжает жить без деда. «Буду ли я такой же сильной, или в сердце навсегда останется кровоточащая рана?»
Глаза Кристины наполнились слезами, но тут в комнату вбежал Генрих с серебристой банкой в руках, а за ним появился Карл.
— Что это? — полюбопытствовал Генрих.
Кристина опустила книгу на колени.
— Понятия не имею. Поставьте туда, откуда взяли.
— Mutti сказала, это принес американец. Мы хотим посмотреть, что там! — заупрямился Карл.
— Лучше выбросить, — проговорила ома. — Вдруг это отрава?
Кристина откинула одеяло и встала.
— Думаю, там что-то съедобное.
В комнату вошла мутти, неся дымящийся котелок; вокруг металлической ручки было намотано кухонное полотенце.
— Что у вас тут? — поинтересовалась она. — Скоро будем обедать.
Она поставила котелок на середину стола и подняла крышку. Длинные полоски коричневой лапши плавали в прозрачном желтом бульоне. Это был любимый суп Марии, с блинной стружкой.
Генрих тоже водрузил банку на стол, и оба мальчика уселись с блестящими от предвкушения глазами.
— Можно открыть? — спросил Генрих.
Ома с трудом поднялась с дивана и поковыляла к столу. Когда Мария вошла в комнату с распухшими от слез глазами, мутти и Кристина переглянулись. В последнее время обе они просыпались по ночам от рыданий Марии.
В первый раз услышав плач, Кристина побежала в комнату к Марии, забралась под одеяла и стала легонько теребить сестру за плечо, желая привлечь к себе внимание. Но Мария никак на это не реагировала и неподвижно лежала на боку, отвернувшись лицом к стене.
— Что случилось? — прошептала Кристина. — Почему ты плачешь?
Мария дернула плечом и всхлипнула.
— Расскажи, — настаивала Кристина. — Мне можно. Я ведь твоя сестра. Помнишь, ты сама говорила: для чего еще нужны сестры?
— Мне нечего рассказывать, — слабым голосом произнесла Мария.
Кристина погладила ее по плечу, раздумывая, что тут уместно сказать, какие мудрые слова старшей сестры могут облегчить боль младшей, но ничего не придумала.
— Я знаю, как ужасна бывает середина ночи, — проговорила она. — Весь тот кошмар и днем-то страшно вспоминать. Но ночью происходит что-то немыслимое. В темноте злые силы словно срываются с привязи, влезают тебе в голову и сводят с ума. Иногда я не могу переносить воспоминаний. Уговариваю себя, что утром встанет солнце и будет легче избавиться от этих мыслей. Придет новый день, мы начнем жизнь заново.
В ответ Мария свернулась в позе эмбриона, и плечи ее стали содрогаться. У Кристины засосало под ложечкой. Она явно сказала что-то не то. Но что именно? Через некоторое время сестра повернулась на спину, вытирая слезы. В чернильном лунном свете, проникающем сквозь оконные стекла, лицо ее казалось опухшим и лиловым, как один сплошной синяк. Кристина внутренне ужаснулась, но быстро поняла, что это оптический обман.
— Может, ты и начнешь все заново, — всхлипнула Мария. — Но я нет.
— Но почему? — удивилась Кристина. — Ты… — она прикусила язык, чтобы снова не сказать что-нибудь лишнее, а то сестра вообще откажется разговаривать.
— Кому я теперь нужна? — надломленным голосом вопросила Мария. — Я грязная и отвратительная! Почему я не умерла, как другие!
— Не говори так! — воскликнула Кристина. — Ты не виновата в том, что случилось! И в тебе ничего не переменилось! Ты красивая молодая женщина с добрым сердцем и чистой душой. Однажды ты полюбишь какого-нибудь мужчину и сделаешь его счастливым!
Мария покачала головой, по щекам девушки хлынул новый поток слез. Она взглянула на Кристину, и лицо ее исказилось от муки.
— Знаешь, почему некоторых женщин убивали? — спросила она.
В голове у Кристины пронеслась сотня вариантов ужасных ответов, но ни один из них не облегчил бы страданий Марии.
— Nein, — скрепя сердце, произнесла Кристина. — Почему?
— Потому что они сопротивлялись.
Кристина в темноте взяла Марию за руку. Тонкие ледяные пальцы сестры дрожали.
— Желание выжить не делает тебя дурным человеком, — проговорила Кристина.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, и все, — ответила Кристина. — Это инстинкт, с которым, я думаю, рождается каждый. Просто у некоторых он сильнее. Послушай, конечно, это тяжело, но попробуй взглянуть на это иначе: подумай, как тебе повезло. Ты дома, со своей семьей. Мы все вместе, у нас есть крыша над головой и пища на столе. Понимаю, ты пережила несчастье и плачешь неспроста. Но, bitte, постарайся быть благодарной за самые простые вещи. Мне приходится делать это каждый день.
Мария закрыла руками лицо и снова начала плакать.
— Это нелегко, — сквозь плач выговорила она.
— Bitte, — попросила Кристина. — Расскажи мне. Я хочу помочь.
Мария вытерла нос и, казалось, целую вечность лежала без движения. В полной тишине слышались только редкие всхлипывания. Поначалу Кристина подумала, что сестра заснула, но потом наконец раздался ее голос:
— Я же говорю: рассказывать нечего, — она повернулась на бок и натянула одеяла на плечи. — А сейчас я хочу заснуть и забыть обо всем. Ты права. Утро вечера мудренее. Прости, что разбудила тебя.
У Кристины упало сердце. Она ничуть не помогла, а лишь заставила сестру замкнуться в себе.
— Тебе кто-нибудь… Ты в кого-нибудь влюбилась? — спросила она. — В молодого человека, который пришел с войны? И боишься, что он узнает о случившемся? Никто не должен знать!
Мария презрительно фыркнула, словно давала понять, что ничего глупее она в жизни не слышала.
— Nein, — ответила она. — Я-то как раз ни по кому не сохну.
96
Goodbye — до свидания (англ.).