Страница 37 из 88
— Кристина! — кричала Мария, пытавшаяся остановить ее. — Ты помешалась!
— Может, в этом поезде едет Исаак с семьей! — в голос рыдала старшая сестра, колотя кулаками по земле. — Что они делают с этими бедными людьми!
Мария помогла ей подняться, отряхивая гальку и грунт с ее колен.
— Успокоилась?
— Нет! Я никогда не успокоюсь!
Кристина вытирала щеки, мешая землю со слезами, пытаясь осмыслить увиденное. Все это не укладывалось у нее в голове. Мария подобрала яблоки и сложила их в мешок Кристины, внимательно наблюдая за сестрой, устремившей взгляд в еще шелестящий коридор из деревьев. Стук колес быстро удалялся. Наконец Кристина поплелась назад к саду. На душе у нее скребли кошки.
— Может быть, его там не было? — попыталась утешить ее Мария.
Кристина не ответила и подошла вместе с Марией к последнему ряду яблонь. Но работать не смогла — ее душили слезы. Она стояла у стремянки, складывала в мешок яблоки, которые передавала ей Мария, и пыталась уверить себя, что Исаак не ехал в том поезде. Но перед глазами у нее неумолимо маячил образ: Исаак стоит в вагоне, обняв мать и сестру, и лицо его дергается, когда он слышит ее голос, долетающий с улицы из окна за колючей проволокой. Нет, это невозможно. Он слишком умен и красив, чтобы его перевозили в товарняке, как скотину. Его отец юрист, мать аристократка. Такого просто не может быть. Но как она ни сопротивлялась, в уме ее рисовалась кошмарная картина — семья Бауэрманов на станции с чемоданами в руках, Нина и Габриелла повязали на голову платки, они думают, что поедут в пассажирском вагоне на новое место жительства, а их запихивают, как багаж, в товарный.
Через час женщины закончили сбор яблок, и герр Эркерт приехал на запряженной волами подводе, чтобы увезти их в город. Усталые работницы сложили мешки и ящики с яблоками в кузов и забрались туда сами, тревожно вглядываясь в проясняющийся горизонт. Кристина тоже стала было садиться, но передумала.
— Я пройдусь пешком, — предупредила она Марию. — Мне нужно побыть одной.
Мария запротестовала.
— Nein! — с мольбой в глазах произнесла она. — Bitte, поедем со мной! Надо разбирать яблоки, к тому же оставаться здесь одной рискованно!
— Со мной ничего не случится, — возразила Кристина. На самом деле она даже хотела, чтобы налетел тейффлегер и положил конец ее страданиям, но сказать об этом сестре язык не поворачивался. — В лесу безопасно. Я чуть-чуть прогуляюсь и сразу пойду домой.
Мария нахмурилась.
— Только недолго. Mutti будет беспокоиться. Она и так рассердится, что я тебя отпустила.
— Обещаю, я буду осторожна. Скажи Mutti, что я тебя не послушалась.
Волы тронулись. Кристина проводила взглядом нагруженную яблоками подводу, на которой сидели утомленные женщины, — она, раскачиваясь из стороны в сторону, покатила по грунтовой дороге. Мария сидела на краю кузова — тонкие ноги свисали — и с тревогой смотрела на сестру.
Кристина послала ей воздушный поцелуй и пошла назад к холмам. У верхнего края ближайшего сада она дошла по изъезженной телегами дороге, окаймленной деревьями с желтой листвой, до скамьи, где они с Исааком сидели рядышком, на минуту присела, но потом решила идти дальше. Миновав поленницу колотых дров, сложенных между деревьями, она стала стремительно подниматься по склону, пока не добралась до дорожки, переходившей в крутую лесную тропу, вившуюся между обнаженных корней деревьев, живописно усыпанных сосновыми иголками. Девушка заставляла себя взбираться быстрее и быстрее, выше и выше, к елям в пышных юбках, туда, где душистый воздух был тих и спокоен, а дневное небо скрывал балдахин из вечнозеленых ветвей.
На вершине лесистого холма, рядом с самыми старыми, рослыми деревьями, из земли выдавалась массивная глыба гладкого гранита, похожая на горб громадного кита. Кристина вскарабкалась и уселась на самый толстый край скалы, где, как она всегда представляла, находилось дыхательное отверстие кита. На западе открывался вид на Комбург, «Замок Грааля» — тысячелетний собор, окруженный высокими стенами, угнездившийся, как сказочный дворец, между соседними холмами, расцвеченными осенью. Кристину обрадовало, что он не пострадал. Затем ее осенило: а что если в служебных постройках, подземных ходах и потайных комнатах старинного монастыря прячутся евреи? Как она раньше не догадалась? Исаак мог бы увести семью туда. Нужно было подсказать ему, сделать хоть что-то, а не отдаваться на волю судьбы.
Отсюда родной город выглядел таким же, как и прежде, но она-то знала, что он навсегда переменился. Дети больше почти не играли в мощенных булыжником переулках и на тротуарах. Улицы заполонили солдаты, танки, мотоциклы. Целые кварталы исчезли, разрушенные до основания. Ночами кто-то стучал в двери домов, и после этого их жители пропадали без вести. Многие наверняка прятались под лестницами и позади чуланов, в туннелях и подвалах, где раньше хранили овощи. Но отсюда всего этого не разглядишь. Перед ее глазами расстилалось лишь море оранжевой черепицы, над которым возносился шпиль церкви, расположенной напротив ее дома.
Кристина могла даже вообразить, что все осталось по-прежнему, но, хотя ей во всех подробностях был знаком открывающийся с этого холма вид, в душе она знала, что все навсегда стало другим. Она глубоко втянула носом аромат сосен и свежего воздуха, который обычно поднимал ей настроение и давал заряд бодрости, но сегодня это не возымело действия. Девушка сидела на скале, смотрела на родной Хессенталь, но ничего не чувствовала; существовала, но не жила. Кристина закрыла глаза и попыталась представить лицо Исаака.
В это мгновение из-за облаков выглянуло солнце и согрело ее лоб и щеки. Она была благодарна, что ощутила хоть что-нибудь, пусть даже всего лишь физическое тепло. Тишину нарушали лишь снующие белки и щебечущие птицы, да ветер шелестел в вершинах сосен — нежный шуршащий шепот походил на отдаленный звук катящихся волн, словно по другую сторону холма раскинулся океан. Но в следующий миг Кристина раскрыла глаза и выпрямилась, наклонив голову набок и прислушиваясь. Поначалу тихий, шум постепенно усиливался. Сердце девушки заколотилось, знакомый медный вкус страха поднялся к горлу. Несомненно, это выла сирена воздушной тревоги. Она слегка опешила: что делать? Через несколько минут однообразный рев приближающихся самолетов заполнил ее слух. Кристина поднялась. Бомбардировщики пролетали над деревьями позади нее, и перед ее внутренним взглядом предстала неутешительная картина: она, подстреленная, скатывается под ливнем пуль и щепок с холма в пышный ельник. Девушка побежала назад к вечнозеленому пологу и спряталась под раскидистой елью. Туча вражеских самолетов наползла на небо; они выстроились в боевом порядке подобно огромному рою доисторических стрекоз.
Туча росла и росла. Деревья и земля дрожали. Кристина с ужасом увидела, как головной самолет сбросил смертоносное веретено на аэродром, но порыв ветра отнес снаряд к городу. Через пару секунд сотни падающих бомб, поблескивающих серебром в лучах солнца, посыпались на крыши и башни с такой же скоростью, как гильзы из патронника автомата. Кристине пришло в голову, что бомбы ей мерещатся, поскольку она не слышала их свиста. Хотя нет, кто-то говорил ей, что человек слышит визг падающего снаряда только над своей головой. Здесь она была почти на одной высоте с бомбардировщиками и могла видеть их раздутые животы, исторгающие из себя гибельный груз. Внезапно вспомнив рассказ племянника герра Вайлера о разрушении Гамбурга, она окаменела. А вдруг это те самые бомбы, что расплавляют камень и превращают людей в прах? Может, поэтому они бесшумные?
В ожидании первого взрыва девушка ухватилась за дерево, словно твердь должна была провалиться под ее ногами. Она ощущала сотрясающие землю глухие удары, и взрывы заставляли ее подпрыгивать. В долине эхом отдавался один разрыв за другим, а город заслонила стена огня и дыма. Падающие бомбы теперь пропадали из виду на полпути к земле, их серебряные корпуса тонули во вздымающихся клубах разрушения. Ноги Кристины были словно из воды — вот-вот потекут. Первая цепочка самолетов развернулась в небе и улетела, и следующая эскадрилья принялась атаковать аэродром. Когда появился третий ряд и стал бомбить город, ноги у Кристины подкосились и она упала на колени, прислонившись к дереву.