Страница 1 из 52
Пролог
Валерий Большаков
ЦЕЛИТЕЛЬ-7
ПРОЛОГ
Понедельник, 8 августа. После обеда
Куба, Варадеро
«Море смеялось…» Не помню уж, где я подхватил эту строчку, но мне всегда хотелось начать именно с нее. А к нашему медовому месяцу на «Острове Свободы» сие изречение подходило идеально, звуча, как удачный слоган.
Море смеялось даже в ненастье — сезон дождей, хоть и заканчивался в августе, но ливни шуровали строго через сутки, начинаясь, как по расписанию, ровно в час дня.
Только что жарило белое солнце — и вдруг небо темнело, словно занавеска задергивалась. Набегавшие тучи выжимали из себя первые капли, крупные и тяжелые — с вишню. И сразу — лавина теплой воды! Отбушевав, ливень прекращался так же внезапно, как и начинался. Марево испарений вставало над землей, и лишь кондиционер в номере спасал от духоты.
Мы с Ритой заселились в отель «Варадеро Интернасьональ». Нас пугали змеями, скорпионами и мохнатыми, с ладонь величиной, пауками аранья, но никакой живности, кроме крылатых муравьев размером чуть больше осы, нам не попадалось.
Отель притулился к Авениде Примера, растянувшейся километров на двадцать вдоль океана. Тихо, чисто и скучно. Улица чаще всего пустовала, лишь изредка ее оживляли антикварные авто, словно сбежавшие из музея — «Форды», «Бьюики», «Шевроле» пятидесятых годов. Прокатят мимо, сипя дряхлыми движками — и тишина…
Правда, все эти пустяки совершенно не трогали Риту. С самого утра она бежала к океану. Атлантика — под боком! Выходишь из отеля — и вот они, бездонные разливы берилла или топаза — смотря, какая погода на дворе. Необъятный пляж из мельчайшего белого песка распахивался сразу за чередой пальм.
Жара частенько спадала, под ветром даже зябко делалось, зато вода прогревалась до плюс тридцати. Окунуться в небывало прозрачные волны, рвануть сажёнками, отфыркиваясь по-тюленьи — это мне нравилось. Но еще больше я любил валяться в шезлонге, наблюдая за тем, как самозабвенно резвится Рита, плескаясь русалкой. А самое шикарное видение случалось в финале зрелища, когда девушка, вдоволь накупавшись, выходила на берег.
В этот момент я даже темные очки снимал, чтобы вобрать зрением «рождение Афродиты». Ступая длиннущими ногами и в меру вертя попой, Рита являла себя народу, тая в глазах немного снисходительную улыбку. Две синих ленточки бикини больше подчеркивали, чем скрывали, привлекая внимание к спрятанному от чужих глаз…
…Гибко изогнувшись, девушка присела в соседний шезлонг. Ее рука сразу нащупала мою, и наши пальцы переплелись.
— Хорошо! — выдохнула Рита. — Правда?
— Истинная, — улыбнулся я, снова надевая черные очки, — беспримесная.
— Слуша-ай, — в голосе моей суженой прорезалась слабая надежда. — А ты, случайно, «Рефреско» не захватил? Жажда обуяла!
— Так ты ж бутылку выкинула.
— Да не выкидывала я! В урну бросила…
— Вот! — наставительно поднял я палец. — А по здешним правилам, лимонад или пиво можно купить, только сдав бутылку.
— Дурацкие правила! — сердито пробурчала Рита. — И даже «зеленый» не поможет?
— Бесполезно.
На Кубе мы песо не пользовались, платили «красными» сертификатами «А» и «зелеными» с литерой «В». Последние были весомее. Двадцать пять песо (а это ползарплаты кубинца) равнялись пяти «красным» сертификатам, или одному «зеленому».
— Разве что долларом поманить… — подал я идею. — Баксы еще зеленее!
— Нетушки! Ладно, перебьюсь как-нибудь…
Девушка отвернула голову, следя прищуренными глазами за колыханьем перистых листьев пальм.
— Знаешь… — Ритины губы дрогнули, продавливая ямочки. — Самое приятное, когда выходишь на берег, это перехватить твой взгляд, — белые зубки сверкнули лукавой улыбочкой. — Тебя до того тянет, ты хочешь так неприкрыто…
— Хочу чего? — переспросил я, притворяясь непонятливым.
— Меня! — девушка мило покраснела. Легкий загар пока не прятал румянца. — И я радуюсь! — сказала она с легким вызовом. — Вот, думаю, Мишка еще не потерял ко мне интереса…
Я снял очки и, чуть жмуря глаза, посмотрел на голубой простор, у берега набегавший прибоем цвета разведенного изумруда. Вот они в чем, подлинные драгоценности природы…
— Риточка… Я тебе не рассказывал… Месяца два назад мне… Даже не знаю, как сказать… — медленно, но верно выдавалась тайна. — В общем, я видел свое будущее, свою судьбу. Будто кто кино прокрутил про мою жизнь, до самого последнего печального кадра, где белым по черному: «Конец фильма». Не буду рассказывать, что да как, скажу только одно… Я никогда тебе не изменю. У меня не будет любовниц, как у деда. Буду жить только с тобой, с тобою одной.
Девушка смотрела на меня, не отрываясь и даже не моргая. Ее и без того огромные глазищи распахнулись еще больше. Затем Рита всхлипнула, и перелезла ко мне на колени. Прижалась, и даже на поцелуи не растрачивалась, лишь рассеянно водила пальцами по моей груди.
— Спасибо… — пробормотала она.
— За что? — улыбнулся я, перебирая слипшиеся Ритины волосы. — За верность?
— Нет, за доверие…
А меня вдруг качнуло, словно мы плыли на плоту. Или мне почудилось? Не-ет… Гулкая тишина покрыла все звуки мира — перестал шелестеть прибой, ветви пальм не шуршали больше. Маленький оркестрик, наяривавший вдали на барабанах, гитарах и маракасах, смолк. Разряженные марьячос бренчали по-прежнему, потряхивая сомбреро, но музыки не слыхать.
И тут в мою несчастную голову хлынул бурный поток спутанных образов и приглушенных звуков, что в беспорядке опадали до низких басовых частот, или взвивались, утончаясь, до высоких. Прорва чужих мыслей, воспринятых и расшифрованных, рушилась водопадом в мозг. Я едва дышал, цепенея.
Два удара сердца спустя мутные течения думок иссякли, как дневной ливень.
«Телепатия? — подумал я обессиленно. — Тьфу! Ридеризм! Он или не он? Да он, вроде…»
Дрожащей рукой я провел по Ритиной спине, дотягиваясь до влажных плавочек.
— М-м? — отозвалась жена, потягиваясь.
— Есть хочешь? — выдавил я.
— Хочу, хочу! — вдохновилась девушка. — Лангуста на гриле! И чтоб пина-колада!
— В «Лас-Америкас»? — моему голосу прилило бодрости.
— Ага!
— Ну, пошли… Только море смоем, — я неуклюже пошутил: — А то засолимся, как две селедки!
— Обяза-ательно! — сладко улыбнулась Рита. — Залезем в ва-анну… Ты мне потрешь спи-инку… Вытремся, а пото-ом…
— Пошли скорее! — я спустил на песок хихикавшую женушку, и вскочил, не чуя и следа недавней разбитости. Голова ясная, словно мозги освежились под душем…
— Побежали!
Зазывный девичий смех рассыпался, позванивая хрустальным колокольчиком, и затерялся в шелесте пальм.
Там же, позже
Обожаю тропические закаты! Вечернее море не впечатляет, от слова «совсем», зато небо пылает чистейшими, роскошными красками — цвета перепадают от насыщенного лимонного тона, до царственного пурпура.
Гаснет день — и только угольно-черные силуэты пальм чеканно вырисовываются на пламенеющем фоне. Темные волны накатываются на берег, с шуршаньем перебирая песок, а океан как будто прячется за подступающей чернотой ночи, донося мощное влажное дыхание.
В такие томные вечера лучше всего разумеешь смысл тутошнего слова «маньяна»,[1] сущего девиза всей Латинской Америки. Его лениво тянут и мексиканцы, и эквадорцы, и кубинцы. Лежишь в сладостном ничегонеделаньи, дремотно созерцая мир… Тебе удобно, тепло, хорошо… И бутылка рома под рукою…
«Пошли, поработаем ударно!» — звучит энергичный голос Человека-которому-больше-всех-надо.
«Маньяна…»
«Да пошли!»
«Да маньяна же…»
Откинувшись в шезлонге, я переваривал хвосты лобстера, и благодушествовал. То, что произошло со мною днем, лишилось тени страха и неразличимо слилось с обыкновением. Подумаешь, ридеризм… Чтение мыслей, материализация духов и раздача слонов.
— Пойду, окунусь! — не утерпела Рита, упруго вставая.
— Поздно уже, — я беспокойно заерзал.