Страница 4 из 38
Дорогая Джулия!
Мне больно говорить тебе об этом, но не могу смотреть издалека, как ты попадаешь в ловушку. Твоего мужа убили. Я знаю, что эта новость шокирует тебя, но у меня есть доказательства. Ты можешь мне не верить, но я молю, поверь мне. Мейсон Тэтчер убил его. Не доверяй ему. Не давай ему понять, что ты знаешь. Если он узнает, ты будешь в опасности.
Все, что я могу тебе сказать, это то, что тебе нужно бежать. Держись от него подальше.
Я больше ничего не могу сказать. Надеюсь, что ты будешь читать это письмо в безопасности, и примешь каждое слово на веру, так как это истинная правда.
X
Доказательства. Я сосредотачиваю свое внимание на этом слове, сердце бьется в груди все сильнее. Это невозможно. Доказательств нет. Вокруг не было никаких камер. Никто не видел. Ее муж-придурок выходил из своей квартиры после того, как трахнул любовницу, и возвращался домой. Вернемся к Джулс, его жене, которую он не заслуживал. В моей груди поднимается гнев при воспоминании об этом. Его высокомерие было одной из вещей, которые я ненавидел в нем больше всего.
Я устремляю взгляд на лестницу, когда снова слышу голос Джулс. Он звучит надтреснуто и так неровно, что я не могу разобрать ни слова из того, что она говорит. Я стискиваю зубы и борюсь с желанием сжечь записку. И конверт, в котором оно пришло.
Это какой-то чертовый бардак. Но я мысленно торжественно даю обещание Джулс все исправить.
Вцепившись в перила, я жду, пока прекратятся ее крики, а затем медленно поднимаюсь по лестнице. Пока я формирую в голове план, у меня начинает подергиваться челюсть. Мне нужно объяснить, почему я это сделал, и успокоить ее. Мне нужно время или чертово чудо. Слишком поздно что-либо отрицать. Я был слишком опрометчив, слишком захвачен моментом, когда она встретилась со мной лицом к лицу. Все, что я мог видеть, было в красном цвете.
Я открываю дверь легким толчком. Я не потрудился запереть ее, так как Джулс привязана к кровати.
Как только я вхожу в нашу спальню, я останавливаю на ней взгляд. Джулс едва одета, ее великолепная бледная кожа выставлена напоказ, хотя большая ее часть покраснела от ее борьбы и криков.
— Что тебе нужно, милая? — спокойно спрашиваю я ее, полностью игнорируя сложившуюся ситуацию.
Она прищуривается, когда делает глубокий вдох, и я чувствую, как гнев волнами накатывает на нее. Я чуть не вздохнул с облегчением. С гневом я могу справиться. Эта мысль почти заставляет меня улыбнуться.
— Отпусти меня, — говорит она дрожащим голосом, прикрывая глаза.
— Я не могу этого сделать, если ты планируешь сбежать.
— Просто отпусти меня, Мейсон, — умоляет она с тихим всхлипом.
Джулс облизывает губы и пытается встать, но веревки, врезающиеся в запястья, не позволяют ей это сделать, и она морщится. Я не могу это вынести. Я сжимаю руки в кулаки, но остаюсь на месте. Не могу рисковать тем, что она попытается сбежать.
— Тебе нужно остаться здесь, со мной, пока мы не разберемся со всем этим, — говорю я ей успокаивающим тоном, делая шаг вперед, огибая кровать, чтобы быть ближе к ней. Ее дыхание учащается, и я не уверен, вызвано ли это гневом или страхом от того, что я приближаюсь к ней. От второго варианта у меня кровь стынет в жилах.
— Нам нужно поговорить об этом, — мягко говорю я, осторожно присаживаясь и пытаясь облегчить ее беспокойство. Я не хочу ей ничего говорить, но все во мне кричит, чтобы я солгал и все это забылось. Но Джулс моя, и я не сделаю этого с ней. Одно дело скрывать правду о прошлом, но совсем другое — откровенно лгать об этом.
Джулс должна знать правду, даже если она ей не понравится.
— Спрашивай меня, о чем угодно.
Она выглядит пораженной под моим пристальным взглядом.
Ее детские голубые глаза покраснели, а на щеках видны следы слез. Она великолепна даже в таком виде, но не тогда, когда плохо себя ведет. Она сжимает губы в тонкую линию, хотя нижняя дрожит, и качает головой. Похоже, страх является доминирующей эмоцией. От этой мысли мою грудь словно заточили в тиски.
Я смотрю мимо нее, когда после щелчка включаемого обогревателя начинает колыхаться толстая серая занавеска из бархата. Я наблюдаю за этим мгновение, мое дыхание восстанавливается, и я быстро нахожу решение.
— На все вопросы, — начинаю я говорить, а затем останавливаюсь, чтобы оглянуться на нее.
Она настороженно смотрит на меня, и когда понимает, что я ей что-то предлагаю, все ее тело заметно напрягается.
— На каждый вопрос, который ты задашь, я отвечу тебе честно и немного развяжу тебя.
Это не лучшее решение, учитывая, что всего четыре узла удерживают ее от свободы.
— Ты не можешь бороться со мной, Джулс. — Я повышаю голос прежде чем она успевает ответить. — Я отпущу тебя, но не позволю тебе убежать. Понимаешь?
Она сглатывает, а затем облизывает губы.
— Да, — отвечает она едва слышно.
Я могу сказать, что ей больно говорить, потому что она отстраняется в тот момент, когда слово слетает с ее губ в напряженном воздухе между нами, и на ее лице видно выражение боли.
Ей нужен чай, и чтобы ее обняли. Ей нужна нежность.
Кровь закипает во мне, когда я сажусь, кладя руку на ее обнаженное бедро. Как хорошая девочка, она не двигается, но закрывает глаза, как будто не выносит моих прикосновений. Я нежно вывожу большим пальцем успокаивающие круги и смотрю вниз, туда, где соприкасаются наши кожи.
Она простит меня. Я знаю. Это только вопрос времени, и я позволю ей вести. Но только если она будет двигаться в правильном направлении. Ближе к тому, чтобы мы вдвоем восстановили то, что у нас было всего несколько часов назад. Мне просто нужно время, и, учитывая тот факт, что моя компания по разработке сейчас распущена, у меня его предостаточно.
— Зачем ты это сделал? — спрашивает она.
Я поднимаю голову при ее вопросе и встречаюсь с ней взглядом. В этих великолепных глазах лани нет ничего, кроме грусти.
— Он был ответственен за смерть женщины.
Не успеваю я договорить, как она уже качает головой.
— Нет, я тебе не верю.
Ее голос срывается, что является красноречивым признаком ее отказа принять правду, когда она отрывает от меня взгляд и смотрит прямо перед собой на дверь.
— Я не лгу тебе, Джулс.
Мне трудно сохранять нежность в голосе, вспоминая, что случилось, когда я решил, что Джейс Андерсон заслуживает смерти.
— Ты врешь, — она практически шипит на меня, заставая меня врасплох, и возмущенно кричит, — Ты лжец!
— Я никогда не лгал тебе, — спокойно отвечаю я, игнорируя ее вспышку, в то время как сам крепче сжимаю край кровати. Мне приходится немного подождать, пока она успокоится, прежде чем протянуть руку и медленно развязать узел на ее левом запястье. Сделка есть сделка. Даже если мне чертовски не нравится ее ответ. Ее нежная кожа в этом месте ярко-розовая, и в моей груди ощущается ком от чувства вины. Я никогда не хотел причинить ей боль. Никогда. Я возвращаюсь на свое место.
— Ты не сказал правды, — шепчет она.
Мое горло пересыхает, и шея покрывается испариной. У меня не так много воспоминаний о матери, но те, которые у меня имеется, те, которые я хорошо помню, — это где она называет моего отца лжецом. Образы мелькают передо мной, и мое тело холодеет.
— Я не лжец. Я сделал то, что должен был сделать.
— Я бы никогда не смогла сделать такое, — произносит она.
Убить может каждый. Я держу эту мысль при себе, ненавидя, насколько она верна. Вопрос только в том, что именно подтолкнет кого-то к этому шагу.
— У тебя есть еще какие-нибудь вопросы?
— Ты убьешь меня? — спрашивает она, как будто это возможно.
Ее дыхание становится прерывистым, когда она плотно закрывает глаза.
Ожидая, когда эти глаза лани снова посмотрят на меня в отчаянной необходимости получить ответ, и единственное слово, которое я ей даю, наполнено обещанием.