Ужасная госпожа

— У меня срочное письмо графу де Сильва, — выпрямившись и стараясь казаться более величественной, заявила она. — Подойди, чтобы смогла отдать, поскольку нога моя не ступит в это богомерзкое место.

Иса вся обратилась в слух, а слуги снова разразились громким смехом.

— И что же ты там пишешь, женщина?

Фуртадо с кряхтением спустил ноги с топчана, засунул их в туфли и отряхнул застрявшие в вышивке ливреи крошки.

— Это предназначено только для глаз графа. Он поручил мне сообщать обо всем, что происходит в доме, — надменно заявила Дуда.

— На графиню, небось, доносишь, — усмехнулся Фуртадо в черные усы. — И то верно, чертовка, а не девка. Намается с ней герцог. Сам не заметит, как на герб к крепостям и щитам придется добавлять развесистые рога.

Иса ухмыльнулась. Именно так она и собиралась поступить — к титулу герцогини добавить пылкого любовника или не одного. Вот только бы приручить неуступчивого раба. Интуиция подсказывала, что его строптивость может перерасти в такую же неуемную страсть, что в последнее время сжигает и саму Ису.

— Не твое дело, — отрезала Дуда. — Уж тебя-то не касаются семейные дела графа. Вот, держи, — она сунула свернутый и запечатанный восковой печатью листок.

— Как сказать, — ухмыльнулся Фуртадо. — Может мой бастард станет герцогом. Я был бы не против. Девка-то в самом соку.

Если бы слуга видел, как побледнели и сжались губы той, о ком он говорил, то непременно раскаялся бы в своей сомнительной шутке, но он не видел и довольно засмеялся, поддерживаемый остальной прислугой.

Иса же, все еще оставаясь незамеченной, осматривала поочередно всех, кто посмел над ней насмехаться, и раздумывала над будущим наказанием.

Не успокоил Фуртада и сверкнувший взгляд Эдуарды.

— Нечего на меня зыркать. Сама знаешь, что за штучка твоя подопечная, — отсмеявшись, сказал он. — Давай сюда твое письмо.

— Когда оно будет отправлено?

— Сегодня уже поздно, — Фуртадо взглянул на стремительно темнеющее небо, почесал голый волосатый живот, потом опомнился и запахнул полы ливреи, одновременно заталкивая письмо в карман. — Завтра по утречку и отправлю. Раз тебе так горит.

— Хорошо, — Эдуарда отвернулась и раздраженно дернула носом, потому что поднявшийся к вечеру ветер обдувал ее волнами смрада. — Только не забудь. Это очень важное письмо.

— Будет исполнено, госпожа, — Фуртадо насмешливо поклонился и вернулся к сотрапезникам, а Дуда поспешила покинуть задний двор и вернуться в комнату Жуана. Возможно, более душную, но и более чистую.

Бесшумно отделившись от постройки, Иса легкими шагами пересекла ухоженную лужайку перед особняком и скрылась в прохладе продуваемого сквозняками дома.

Одним духом взлетев по лестнице, она заперлась в своих покоях и дожидалась, когда вернется Пурнима.

____________________________________

*Бетель — листья бетеля традиционно используются как тонизирующее средство. Их жуют вместе с гашёной известью и кусочками семян пальмы катеху. Гашёная известь используется для того, чтобы сохранить активные вещества в форме свободного основания, позволяя им проникнуть в кровеносную систему сублингвально. Семена пальмы катеху содержат алкалоид ареколин, который стимулирует слюноотделение (слюна окрашивается в красный цвет) и сам является возбуждающим средством.

Хоть Иса и старалась сдерживаться, уговаривая себя, что до завтрашнего утра, когда письмо наставницы отправят отцу, еще прорва времени, но все равно не могла удержаться от того, чтобы не переставлять безделушки на туалетном столике. Холеная рука дрогнула, и дорогая изящная вещица — подсвечник из цветного стекла — со звоном, похожим на горестный всхлип, разбилась о плиты пола.

Не обращая внимания на искрящиеся осколки, Иса круто развернулась и подошла к темному провалу окна, из которого в комнату залетал и гладил шелковистыми прикосновениями теплый ветер. Она с силой сжала подоконник и уставилась в темноту. Там, под покровом ночи, раб, ее раб, возможно засыпает в объятиях Дипали или какой-нибудь другой служанки. Их огрубевшие от работы руки подносят ему еду, воду с медом, облегчают боль в израненной спине, а она вынуждена томиться в душной комнате.

Но сейчас необходимо сосредоточиться на другом — важнее всего письмо Дуды. Только если завладеет им, Иса сможет и дальше развлекаться как пожелает, иначе отец вполне может заточить ее в монастырскую обитель. А этого юная графиня допустить не могла.

В теплом сумраке еле слышно скрипнула дверь, и Иса порывисто обернулась.

В комнату медленно вплыла Пурнима. В помятом сари, растрепанная, в густых черных волосах застряли соломинки, а черные глаза затуманились хмельной поволокой.

— Желаете принять ванну перед сном?

Пурнима шагнула, оказалась рядом со свечой, и дрожащий свет позолотил густой румянец, заливший смуглые щеки.

— Не горит, — Иса старалась говорить как можно мягче, но независимо от ее воли в голосе проскальзывали повелительные интонации. — Отправляйся к Фуртадо…

— Так поздно? — хмельные глаза служанки широко распахнулись.

— Не перебивай! — отрезала госпожа. Пурнима вздрогнула, попятилась, и Иса поспешила смягчить голос. — Мерзавка Дуда написала папеньке, что я не справляюсь с домом, распустила слуг, — слова госпожи текли как теплый мед, заманивая растерявшуюся служанку в вязкую ловушку. — И уже передала его Фуртадо. Утром послание отправится к папеньке. Если его не перехватить, то отец рассердится. Конечно, свою дочь он не будет наказывать очень уж строго, но всем вам достанется за то, что не подчинялись приказам. Спаси всех: Дипали, — на имени девчонки Иса едва не споткнулась, но справилась с собой и произнесла его так же мягко, как и всю речь, — Амину, Фуртадо. Вам всем не поздоровится. Или еще хуже — отец выгонит вас из дома. Куда пойдете? На что будете жить? Сделай это, и получишь от меня подарок, — в неверном дрожании свечей, она пошарила на туалетном столике и нашла сережки, которые преподнес на день рождения кто-то из гостей. Скромные грозди из ошлифованных гранатов. Иса никогда не опустилась бы до столь дешевого украшения, значит они прекрасно подойдут служанке в качестве оплаты. — Иди, — и приподняв сережкт покачала виноградными гроздьями.

Яркие блики заплясали на темной и гладкой поверхности камней. Глаза зачарованной их блеском Пурнимы сами напоминали агаты — такие же темные и сверкающие от возбуждения.

— Все сделаю, моя госпожа, — девушка облизнула пересохшие губы и выскользнула из комнаты.

Пурнима не возвращалась долго. Молочно-белый диск луны проделал уже половину ночного пути, затих нестройный хор лягушек у пруда, устали стрекотать кузнечики, только ветер осторожно и почти невесомо перебирал лепестки ночных цветов и заигрывал с листьями. Весь особняк графа погрузился в темноту и тишину, лишь иногда слышался отдаленный всхрап лошади.

Иса уже думала, что служанка осталась у Фуртадо на всю ночь, и собралась лечь, суля девчонки суровое наказание, когда поколебавшееся пламя свечи привлекло ее внимание.

Порывисто обернувшись, она увидела служанку, устало прислонившуюся к наличнику двери.

Губы Пурнимы распухли, тяжелые веки почти опустились и тенью густых ресниц погасили блеск черных глаз, волосы спутались еще больше. Служанка даже не потрудилась как следует закрепить измятое сари, и вышитая травянистым узором палла все время норовила соскользнуть с округлого плеча, но зато из крепко сжатого кулака выглядывал уголок письма.

— Давай же скорее, копуша! — подлетела к ней Исабель. Выхватила из смуглых пальцев бумажный прямоугольник и, приблизившись к пляшущему огоньку свечи, жадно развернула.

«Ваше сиятельство, граф де Сильва…» — было начертано аккуратным почерком.

«…мое сердце разрывается от того, что вынуждена вас огорчить, но долг обязывает рассказать все, что произошло за время вашего отсутствия. В первую очередь, наш любезный господин, ваш сын Жуан, граф де Сильва, решил подышать воздухом и прокатиться на новой лошадке госпожи Исабель, но, видимо, это потребовало от него чрезмерных усилий, и вскоре господин Жуан почувствовал очень сильную слабость. Такую, что вынужден был отправиться в постель и очень долго с нее не вставал, мы только успевали менять тазы. Любящая сестра, госпожа Исабель, не могла остаться равнодушной и не навестить брата, после чего Жуан сразу же заснул, а пробудившись, обнаружил в своей постели целый клубок змей. Что их привлекло в постель молодого господина, ума не приложу, не иначе злые чары.»