Брошенка для депутата

Мы часто с ней созванивались. Из-за того, что я неплохо разбиралась в работе через интернет, взяла на себя ведение площадок фонда, которые были, мягко говоря, в запущенном виде. Она несколько раз за это меня искренне благодарила, тем более, что благодаря моим трудам фонд немного оживился и даже появились новые заинтересованные лица.

На этой неделе мы с Кат записались в салон, после собирались пробежаться по магазинам, а в среду я планировала сводить детей в аквапарк после школы и занятий в саду.

Подруга все чаще упоминала имя Марка в разговорах, но вот парадокс: чем восторженней она отзывалась о своем ухажере, тем меньше он мне нравился. Не знаю, чем это объяснить… Вроде подвоха в словах Кат не было, но ведь она и сама могда не видеть этих шероховатостей… Только… Какой-то этот Марк был весь… правильный. Даже идеальный! Но ведь таких людей не бывает!

Я очень часто возвращалась к этой мысли после разговоров с подругой, но ей ничего не озвучивала. Возможно, я просто предвзята к этому мужчине, ведь знала его хуже остальных из команды, а поэтому он и вызывал у меня такие опасения…

Этим вечером мы с девочками устроили блинный стол, наготовив гору ароматных солнечных блинчиков, нафаршировав часть из них мясом, творогом, бананами с шоколадом, курицей с грибами, а из оставшихся сделали сладкий блинный торт. Сережка в это время играл с Ваней тут же в гостиной, неподалеку от нас, и они дегустировали самые первые блинчики, но потом, налопавшись до отвала, растянулись на диване и в обнимку стали смотреть мультики. Вскоре и девочки присоединились к ним.

Дома было тепло и уютно, в воздухе витали аппетитные ароматы, за окном уже стемнело, а я как раз заканчивала уборку за стойкой, где располагалась кухонная зона, когда дверь открылась, и в дом вошел Паша, засыпав прихожую ворвавшимся снегом.

— Папа! — крикнул Сережка, подрываясь с дивана и кидаясь к отцу.

Девочки выглянули из-за высокой спинки дивана и, улыбаясь, помахали Паше.

И неожиданно для всех нас Ванечка тоже спрыгнул с дивана и с разбега влетел в Пашины объятия с радостным эхом Сережкиного крика в собственном исполнении:

— Папа!

Мы все замерли, боясь даже громко вдохнуть.

Паша шокировано посмотрел на меня, а я — на него, чувствуя, как глаза начинает щипать.

— Эй, бандит, ты заговорил! — радостно воскликнул супруг, подбрасывая счастливо засмеявшегося Ваню и тут же его подхватывая и кружа. — Какой ты молодец!

А Ваня и сам выглядел таким ошарашенным, трогая себя за губы и щипая за щечки, не понимая, как это он так сделал.

— Ну, скажи еще раз, Вань, — нетерпеливо подбросив ребенка попросил Паша, в глазах которого тоже стояли слезы восторга.

— Папа! — уверенно ответил Ваня, изумленно улыбаясь от звука собственного голоса.

Паша звонко чмокнул моего сына и порывисто прижал к себе… Дальше я ничего не видела! Пелена слез застелила глаза, а ком, стоявший в горле, прорвался горячей влагой, и я, не выдержав, резко села на пол за стойкой, пытаясь успокоиться.

Тут меня и нашел Паша, уселся рядом прямо в брюках на пол и, подхватив меня, пересадил к себе на колени, прижав мою голову к своему плечу и баюкая как ребенка.

— Мандаринка, теперь все будет хорошо, вот увидишь! Заговорит наш парень!

Я встрепенулась и изумленно посмотрела на него. "Наш"?

Паша тоже, видимо, понял, что именно сказал, и смутился.

Я вернулась обратно в его объятия, украдкой вздохнув.

Через некоторое время, придя в себя, мы поднялись. Паша отправился переодеваться, а мы с детьми накрыли стол для ужина, после которого все разбрелись по своим комнатам, пожелав друг другу спокойной ночи.

Уже привычно проводя время перед сном за работой над интернет-площадкой фонда, я ждала, когда придет Паша. Открыто в мою комнату он не перебирался, следуя нашей договоренности, но неизменно каждую ночь после выборов мы проводили вместе.

Первые несколько раз я боялась, что Ваня по привычке придет к Паше в комнату, но успокоилась, когда однажды нашла его спящим в обнимку с Сережей, мальчишки стали как настоящие братья. А после Ванечка и вовсе перестал ходить по ночам, оставаясь в своей кровати до самого утра.

Вот осторожно скрипнула дверь, и Паша вошел в комнату в мягких домашних брюках и белой футболке и босиком. В одной руке он держал за горлышко бутылку моего любимого вина и два перевернутых фужера, а в другой — небольшое блюдо с нарезанными фруктами.

— Нам, кажется, есть, что отметить, — улыбнулся он в ответ на мой изумленный взгляд.

Я согласно кивнула, отставляя ноутбук в сторону и усаживаясь удобнее на подушки.

Разливая рубиновое вино по бокалам, Паша сказал:

— Теперь надо подключать к работе логопедов. И еще, знаешь, о чем я подумал? Может, попробовать привлечь учителя по сценической речи? Они же здорово умеют исправлять и корректировать произношение и ставить звуки. У них нестандартный подход к этому делу, но результат всегда поразительный!

— И что натолкнуло тебя на эту мысль? — заинтересованно посмотрела я на него, принимая бокал.

— Я ж картавил в детстве, — признался он и рассмеялся, увидев мое ошарашенное лицо. — Да! Безбожно! Вообще порой разобрать было невозможно, о чем я говорю! Егор всегда меня дразнил из-за этого! Года в четыре, а может, и раньше, родители взяли нас в оборот: меня стали водить по логопедам, потом вот привели в студию детского театра, записали на занятия по вокалу и сценической речи, а чуть позже нас с братом отдали на растерзание хореографа. Егор тогда так смешно косолапил, у него были какие-то проблемы со ступнями. Отец самолично три раза в неделю возил его к массажисту и ортопеду. К школе мы оба уже были нормальными детьми с идеальной осанкой. В первых классах мы даже с ним выступали на каких-то детских конкурсах, а потом оба подались в хоккей и волейбол.

— Теперь понятно, почему ты так здорово танцуешь! — покачала головой я.

— Кстати! — хитро прищурившись, посмотрел на меня Паша. — Я очень давно не практиковался!

Мои брови изумленно взлетели вверх, а он неожиданно потянулся к моему телефону, что-то там поискал… И вот комнату наполнили нежные звуки тихой мелодии.

Забрав из моих рук бокал, он встал и протянул мне руку в приглашающем жесте.

Улыбнувшись, я вложила свою ладонь в его, соскальзывая с края кровати и тут же оказываясь в его объятиях. Одной рукой он прижал меня к себе, а второй крепко, но нежно, взял удобнее мою ладонь и повел в простом танце, который мы могли позволить себе на небольшом пяточке около кровати.

Было так хорошо и совсем не хотелось ни о чем думать. Мы просто покачивались в такт мелодии под тихое мурлыкание подпевающего Паши.

— Знаешь, чего я боюсь сейчас? — неожиданно спросил он, прерывая мое разнеженное состояние.

— М? — подняла я на него взгляд.

Его глаза смотрели в мои с какой-то серьезной решимостью. Внутри сразу все напряглось, я вдруг отчетливо поняла, что он сейчас произнесет что-то очень-очень важное…

— Я боюсь теперь это все потерять! — слегка качая головой, признался он мне, ныряя взглядом куда-то глубже, к самой душе. — Я не хочу потерять тебя, моя Мандаринка! За эти недели мы стали настоящей семьей, и я вдруг понял, что именно так хочу провести свою жизнь! Торопиться домой, зная, что ты меня здесь ждешь. Наблюдать за успехами Вани: как он заговорит, запоет, пойдет в школу! Хочу видеть, как взрослеют девочки, знакомиться с их первыми парнями. Хочу тебя — в моем доме, в моей постели, в моей жизни! Это… Это вообще возможно? — в его глазах мелькнул настоящий страх.

Мы давно уже не танцевали, замерев посреди комнаты и пропуская смену мелодий.

Мое сердце колотилось о грудную клетку, будто пытаясь продавить ее и выпорхнуть наружу, во рту пересохло, а в глазах встали слезы.

— Я… я не тороплю тебя с ответом, — быстро и жарко зашептал Паша, стирая влагу с моих щек большими пальцами рук и взяв лицо в свои ладони. — Я помню о нашей договоренности, но… Каждое утро срок нашего контракта тает на один день, и я прихожу от этого в настоящий ужас.