Страница 4 из 76
— Не, не, Ань, давай что-нибудь попроще. Я недавно вспомнил, как бабушка ловко вареники лепила. Вкуснющие! С маслом и сметаной. Ты умеешь?
— Вареники? Запросто. Завтра приготовлю. С творогом?
— Можно и с творогом. Но бабушка с вишней делала, лучше с вишней.
— Ладно, вроде даже была замороженная… или на рынке купить?
— Зачем купить? Нарви в саду, у нас же своя есть. Разве не поспела еще?
Сергей спустился в сад и подошел к вишневому дереву, потрогал ветви, повертел головой.
— Странно… Должны же быть вишни, уже пора.
Анна встала рядом, всматриваясь в изумрудную мозаику листвы. Вишни не было. Ни красных ягод, ни светло-зеленых горошин завязей.
— А весной цвела же вроде, — продолжал расследование Сергей.
— И правда, странно, — согласилась Анна, — цвела, я помню. Красиво так! Как будто все дерево в бело-розовой пене было. Белое — где вишня, розовое — где сакура привита… Может, кто-то залез в сад и оборвал всю нашу вишню?
— Ага, точно. Не иначе Глинские, у которых два деревообрабатывающих завода в Карелии и верфь с прогулочными яхтами. Они — вороватые, как ни посмотри. Ты ложечки пересчитай на всякий случай.
Анна расхохоталась, а Сергей, ласково проведя по ее щеке рукой, направился в дом.
— Ну ладно, бог с ней, с вишней, посмотрим на следующий год. Вареники съем в любом случае, хоть с творогом, хоть с трюфелями, лишь бы как у бабушки — с маслом и сметаной.
Анна смотрела на его удаляющуюся широкую, надежную спину, и вдруг улыбка застыла на ее губах. Со стороны деревьев послышался тихий звук, интимное робкое чмоканье, словно садовый гном вдруг вздумал послать своей хозяйке воздушный поцелуй. Анна резко обернулась, но никого не увидела, хотя воображение успело нарисовать затаившегося в тени нахального извращенца, и она уже приготовилась звать мужа на помощь.
Женщина постояла еще какое-то время, до рези в глазах всматриваясь во тьму, маскирующую тайную жизнь сада, тихий шелест, шепоты и вздохи растений в самом радостном для них периоде вегетации. Листья почти беззвучно рассказывали о скрытой в черной почве жизни корней, об их каннибальских трапезах в толще перегноя, о костях животных и хитине насекомых, которые они нанизывали на себя по мере роста. Деревьям нравилось перебирать под землей эти сокровища, повторять их печальные посмертные изгибы, пронзать истлевшие скелеты, примерять на себя, как винтажные броши, и гадать о смутных смыслах коротких жизней и причинах тихих, незаметных для мира смертей.
Чем глубже прорастали корни, тем запутаннее и страшнее были секреты, навеки впечатанные в копролиты, и нужно было постараться, чтобы выскоблить, высосать из них твердые, как алмаз, сны и опознать давно остывшие страсти.
Эти полуночные истории передавались от дерева к дереву, каждое растение спешило сообщить о своих находках и переживаниях, об ушедших в небытие мирах, получивших шанс вернуться в виде неправдивых, приукрашенных воспоминаний и раствориться в ароматном сумраке среди свежей листвы — уже навсегда.
Все тот же тихий звук поцелуя вывел Анну из оцепенения, она заморгала, прогоняя с век легчайшую, как крылья бабочки, ночную мглу, и по-прежнему не обнаружив источник странных звуковых эффектов, ушла вслед за мужем в их теплый, уютно и ярко освещенный дом.
Вишен они не дождались. Странное дерево удивительно преображалось год от года: каждую весну белый вишневый цвет все больше уступал буйному розовому цветению сакуры. Нежные лепестки цвета летнего рассвета облетали под порывами ветра и устилали сад шелковистым трепещущим ковром.
— Разве так бывает? — задумчиво спросила Анна как бы саму себя, стоя на террасе и задумчиво перебирая сочную клубнику на хрустальном блюде.
— Как «так»? — Сергей ухватил за хвостик крупную сочную ягоду и с удовольствием съел, любуясь женой. Может ли быть что-то более прекрасное, чем молодая рыжеволосая женщина, поедающая клубнику…
— Я думала, что сакура будет расти только на тех ветках, где была прививка… — продолжала рассуждать Анна, — То ли эти ветки так сильно разрослись, то ли… Посмотри, от вишни уже и не осталось ничего.
Сергей вслед за женой окинул взглядом сад, где солировало мощное дерево с раскидистой кроной, на протянувшихся горизонтально ветвях которого будто отдыхала стая фламинго. Розовое ароматное облако волнообразно колыхалось совсем не в такт дуновениям ветра, извивалось, словно живое существо, в упорных попытках принять какое-то другое обличье…
— Отличное место для качелей! — вдруг беззаботно сказал Сергей. — Вон ту ветку видишь? Надежная. Качельки детские можно туда подвесить.
Анна рассеянно кивнула и продолжала всматриваться в тень, которую отбрасывала сакура. Тень тоже была необычной, неестественно темной для такого солнечного дня, она как будто отсекала свет, вычерчивая на земле идеальный круг застывшего черного цвета, в который, кажется, не залетали жуки, стрекозы, и даже мелкие птахи выписывали в воздухе дерзкие пируэты, не нарушая его границ…
— Вилли! Играть! — Анна схватила каучуковый мячик, и песик тут же стремглав подскочил к ней, предвкушая любимую забаву.
Мячик полетел через всю лужайку и пружинисто отскочил от ствола сакуры, а к нему уже несся Вилли, как белая струя пара под давлением. Песик влетел в теневой круг под деревом и тут же зашелся в визге, завертелся волчком и выкатился на залитую солнцем траву, отчаянно возя по ней мордой и жалобно скуля.
— Малыш, что такое? — Анна склонилась над песиком, и он жалобно и доверчиво положил ей мордочку на руки. Один глаз Вилли был словно запечатан красным сургучом. Сначала показалось, что глаза нет, он выколол его, наткнувшись на острую ветку, и теперь на месте озорной черной бусинки зияет вывернутая мясом наружу мертвая глазница… Но, когда Вилли перестал вертеть головой, стало понятно, что глаз цел, только залит каким-то клейким, вязким веществом.
— Блин! Это смола! — определил подоспевший Сергей, — Смола с дерева попала в глаз. И как его угораздило?
Приехавший по вызову ветеринар был крайне удивлен, такого случая у него еще не было. Он вколол песику успокоительное, потому что Вилли вертелся и дрыгался, как полоумный.
— Вы не могли бы подержать его, пока препарат подействует? — обратился ветеринар к Сергею.
Анна вдруг почувствовала дурноту, она поняла, что не сможет смотреть на все эти манипуляции. Она вышла из дома и сидела в кресле на террасе дотемна, пока мужчины возились с Вилли. Деревья в саду полностью погрузились в темноту, и об их присутствии можно было судить лишь по едва заметным колебаниям участков темноты, когда ночной ветерок шевелил их кроны. И только цветущая сакура была словно слегка подсвечена изнутри — статичное розовое облако, как будто пришпиленное булавками к черному бархату.
Анне вдруг показалось, что под деревом кто-то стоит. Неясная фигура больше всего напоминала одетую в светлое кимоно женщину — узкие плечи, небольшой рост и отсутствие талии.
Анна несколько раз моргнула, чтобы прогнать видение, но фигура никуда не пропала. Она не двигалась, но и не уходила. Позвать на помощь Анна не могла, не хотелось выглядеть истеричкой, когда Сергей и так занят с Вилли…
Она подождала еще немного, фигура не двигалась. Тогда Анна медленно, не спуская глаз со светлого силуэта, пошла через весь сад к сакуре, ступая босыми ногами по прохладной, росистой траве.
По мере приближения не появлялось никаких новых подробностей — фигура по-прежнему выглядела нечетким светлым прямоугольником, словно ровный мазок белил на черном холсте. Анна подошла почти вплотную, когда вдруг пугающий призрачный силуэт оказался выбеленным стволом дерева.
Анна чуть не рассмеялась от облегчения. Вот ведь! Вчера же соседи поделились с ними своим садовником, который опрыскал все деревья пестицидами и побелил стволы деревьев, чтобы отпугнуть вредителей. Как можно было про это забыть?!
Она улыбнулась, подняла голову вверх и посмотрела на цветущую крону изнутри. Это было прекрасно! Между ветвями было видно ночное небо с сияющими звездами, и аромат цветов кружил голову.