Соль

— Всего лишь окровавленные коленки, — выдавливает он.

— Я посылала к тебе еду с курьером, чтобы ты понял как нуждаешься в ком-то… — Соль торопится поцеловать его. Как бы сильно не болела губа, целовать хочется сильнее. Объятие становится крепче, жарче.

Я ходила на бои к Тигру, и ты обратил на меня внимание, — шепчет она в его приоткрытые губы. Приподнимается, давая понять чего хочет, и он сам подается вперёд. Они снова, и снова, и снова вместе. Соль выдыхает, переводя дух и успокаивая охватившие кожу мурашки.

— Обратил, — его движение в ней было почти неощутимо на нюансах и сильном возбуждении. — И это тоже твой план?

— Это все мой план, — шепчет она, перенимая управление на себя. В движениях Соль та же осторожность, что у него, она балансирует на тонкой грани, играет его нервами. — Я говорила с тобой, я интересовала тебя, и ты сам не заметил, как я оказалась тут….

— Звучит жутко, избалованная ты девчонка, — он выдерживает ещё одно мучительное движение Соль, не сдерживается и перекатывается, оказавшись сверху. — Ты не всегда будешь круче.

резкое движение, и он так глубоко, что она жмурится и громко всхлипывает.

— Не забывай, что именно я заинтересовал тебя, — он закидывает одну её ногу себе на талию. — Я не упускал шанса прикоснуться к тебе, — Соль запрокидывает голову, волосы разметались по ковру, губы распухли и кровоточат, а жилка на шее напряглась будто вот вот лопнет. — Не упускал шанса посмотреть на тебя, прогнать тебя. Твоя избалованная душонка принцессы ни за что бы не упустила того, кто ею пренебрегает. Я на шаг впереди, дурочка!

— Как ловко мы придумали, — шепчет она и изгибается. Он не просто касается её тела, оно все принадлежит ему. И это шокирующе контрастно с тем, что всего несколько часов назад она считала, что больше ничего и никогда не будет.

Почему она?

Почему он?

Глава 34. Комната Соль/Комната Кайда

То что он сказал мне, когда целовал на прощание, я уже забыла. Не должна была, но забыла.

"Я не сказал этого раньше, и это моя вина, но ты уверена, что согласна на мои условия?" — спросил он. Я испуганно на него смотрела, прокручивая в голове, что он со мной вот-вот порвёт. "О чём ты?" — спросила я немного более взволнованно, чем хотела. "Я не полюблю тебя, и я в этом практически уверен. И это не твоя вина, просто я говорю это сразу во избежание душевных терзаний!" — он говорил спокойно, будто и правда верил в эту чепуху. Внутри меня всё дрожало, точно задетые им струны никак не могли успокоиться и всё жужжали… жужжали… Нудно щекотали. Их нужно было или остановить, или играть дальше. "И что? Это значит, что ты уйдёшь?.."

— Я — нет. Но ты можешь уйти. Когда пожелаешь.

— Но я же не пожелаю…

— Однажды тебе надоест, верно? Я не вправе связывать тебя обещаниями. Мы оба хотим этих отношений, я признаю. Но я не хочу влюбляться, жениться, заводить семью. Ты не должна тратить на меня свою молодость…

— Ладушки, — я беспечно пожала плечами, а сама подумала: "Не смеши меня! Ты влюбишься… Влюбишься!"

Теперь я даже об этом не думаю.

«Влюбись! Влюбись! Влюбись!»

Я танцую по комнате, прижимая к груди новый телефон, у меня теперь нет его номера, и, по большому счёту, мы никак не можем связаться. Это странно: быть по уши влюблённой в мужчину и не знать номера его телефона. Это законно? Я смеюсь, смеюсь и снова танцую. На всю комнату Larkin Poe, моя беспричинная и огромная любовь к ним усилилась, будто они отныне и навеки исполняют гимн моей любви, хоть и нет менее романтичного женского дуэта.

«Может ты вспомнишь обо мне? Хоть на минуту, чтобы я точно знала, что ты существуешь!» — по рукам мурашки, а ещё он чудится просто везде. Я в комнате одна, а звук машин за окном — это он проехал. Незнакомый запах — это его парфюм. Всё тут его, я его…

"Мои губы!" — так он говорил…

— Детка, у мамы болит голова, не слушай так громко музыку, — в спальню входит Ингрид с полотенцем на лбу. Замирает на пороге и хмурится.

— Прости, я как-то не подумала, — улыбаюсь я.

— Детка, Соль, что с твоим лицом?.. — мама опирается о косяк, а потом медленно стекает на пол.

— Мама, не драматизируй, любимая, это так, ерунда! Подралась в клубе… на аукционе парней.

"А может маме рассказать?.."

А что случилось? — мама шепчет, будто голос сел.

— Ничего особенного! — жму плечами, подбегаю к ней и упав на колени целую в щёку. Мама отстраняется, чтобы изучить царапину и разбитую губу. «Может рассказать?» — снова думаю я.

Маме действительно можно все рассказать. Она надежный человек, с которым можно пойти на любое дело, но как это порой может случиться у хорошей дочери, именно маме я ничего рассказать сейчас не могу.

— Ладно, при ближайшем рассмотрении… Не так кошмарно, но… Боже мой. Тебе же на сцену…

— Сцена обойдётся без меня, — смеюсь я. — Как и стажировка!

— Нельзя пропускать… Впрочем ладно! Если хочешь, устроим несколько дивичников?..

Я мотаю головой и уверяю маму, что хочу только немного отдохнуть. Клянусь, что мне не нужно в больницу и обещаю, что больше такого не повторится.

На душе сразу как-то неспокойно, будто где-то случилась беда или дождь пошёл. Порой, они действуют так одинаково, что я на стенку лезу от страха и молюсь, чтобы дело было в дожде. Стоит сгуститься сумеркам, как тоска нарастает. Хочу к нему, хочу во вчерашний вечер. Хочу ещё кусочек сладкого, вредного торта. Я совсем несчастна тут, в своей комнате.

Я стучу в дверь Гаспара, с которым так давно не говорила. Часто брат помогал мне своим молчаливым пониманием. Мне казалось, что когда он ничего не говорит, на самом деле всё чувствует, даже если в действительности все было совсем не так.

— Гас, миленький? — зову я в приоткрытую дверь и расплываюсь в умиленной улыбке. Брат лежит на кровати, обняв старую мягкую игрушку-собачулю. С ней прошло все его детство, даже когда в пятнадцать Гаспар впервые напился, он упал на кровать и обнял игрушку, что-то ей наговаривая.

— Где ты нашёл её? — я не без усилия вытаскиваю из рук Гаспара плюшевое животное и смотрю в истёртые, почти полностью белые глаза собачули.

В гараже, — вздыхает Гаспар. — Она пахнет детством.

— У тебя что-то случилось? — я пихаю брата в бок и ложусь рядом.

— Я точно разлюбил Майю, — отвечает он, снова обнимает собачулю. — А ещё у меня был секс.

Я, не глядя, хлопаю брата по щеке: мол, молодчина. Потом резко сажусь в кровати, нахмурившись.

— С кем?

— Если я скажу, ты ни за что не поверишь, — он мотает головой.

— Гас! Говори!

Не-а! Сначала ты! Ты вернулась в три утра! Я видел, я в саду сидел! — он тоже садится, отбросив собачулю, и внимательно смотрит мне в глаза. — А ещё я видел в инсте, что ты… дралась. — Ему будто неловко за то, что он смотрит истории каких-то девчонок в инстаграмме.

— Гаспар! Я часто ночую не дома, а ты нет!

— Я старше!

— Ты спишь с собачулей, — укоризненно замечаю я, прекрасно понимая, что играю с огнём. — Говори.

— У меня была рекламная компания с одной актрисой, — вздыхает он и снова падает на кровать, а потом начинает шарить по кровати в поисках собачули. — Айви Блэк…

— Айви Блэк? — я снова хлопаю его по щеке, на этот раз хочу привести в чувство. Это имя мне хорошо знакомо. Айви Блэк потрясающая, хоть и не очень юная, но нет-нет да играла двадцатипятилетних подружек главных героев. Она была из тех нестареющих актрис, глядя на которых, все поражаются, что у них уже взрослые дети.

— Ага. Она такая уверенная, понимаешь? — восхищенно шепчет Гас. — В общем она сказала, что я очень милый, потом попросила проводить её в номер, а там как-то все так закрутилось…

— Гас, это же здорово, нет? — я улыбаюсь, но напряжение не исчезает.

— Наверное, — он переворачивается на живот. — Я её немного боюсь, — признаётся Гаспар. — Она такая взрослая, красивая. Она называет меня «мальчик», но ей все понравилось вроде бы.