Пограничник

Последняя фраза — из Евангелия от Матфея.

Снова повисла тишина. Вот так, в лоб, приведя библейские авторитетные тексты?..

Но, наверное, только так и можно было. Иначе съедят — завтра я просто перестану быть графом. Я останусь с графским титулом, но графом быть перестану.

Однако этого мало. Простые воины ждали комментариев. И в отличие от нас, детей постиндастрала, они примерно понимали смысл данной фразы, падре проповедями тут народпросвещают. И я только что открыто подал заявку не просто на титул возродителя древней Империи, но на мессианство. А это уже заявочка на ересь и костёр. Надо добивать их, но уводить от религиозной темы.

— Не я это придумал, парни, — покачал я головой, продолжая такой сложный монолог. — Вы — поголовные романтики, ратующие за «честную» войну. Поскакали, получили удовольствие, пограбили, понасиловали женщин, ускакали. А война она, братцы, совсем не такая. И против вас уже давно, много столетий она ведётся. Именно такая «не такая», даже похлеще той, о которой рассказывал сейчас я. УЖЕ мать вашу ВЕДЁТСЯ! — выкрикнул вслух для лучшей усваиваемости. — Вы не можете в ней победить просто потому, что не понимаете её. Не приемлете в своём благородстве. Вас ибут, ваших людей угоняют в рабство, вас едят, но вы не учитесь. Не становитесь умнее. По-прежнему остаётесь благородными романтиками.

У нас в подбрюшье те, кто не прощает ошибок — жестокие орки. А со спины — хитрые и невероятно сильные и мудрые эльфы. Те, кто с удовольствием избавится от ВСЕХ людей, ВСЕХ человеков, вне зависимости от места жительства и принадлежности к какому-либо королевству.

Но королевство решило, что враг рода человеческого не так страшен в сравнении с угрозой друг от друга. «Герцоги» решили сцепиться с королём, король — наказать «герцогов». Авилла и Феррейрос нападают на приграничное защищающееся графство с тыла, когда его войска будут заняты за Кривым Ручьём. Мерида намерился открыто оттяпать земли у всех приграничных соседей, дождавшись, когда войска на Лимесе получат люлей, чтобы заполучить тучные пашни и пастбища и всего лишь стать богаче. Ради презренного серебра.

Мы забыли кто мы, сеньоры! — воскликнул я. — Мы забыли, кто наш враг. И мы забыли, что враг с нами сделает, когда мы оступимся и ослабнем. Не хотим понимать, какая угроза для нас главная, витая в облаках собственных иллюзий, не имеющих к реальности никакого отношения.

Я всё время думал, почему я? Уточняю свою мысль: почему я прожил два с половиной десятка лет именно ТАМ, прежде чем вернуться? И вернулся, помня ВСЁ, что пережил. Все знания, которые хоть когда-то почерпнул. Почему именно в том месте, с тем уровнем развития, с той историей, и почему я обладал именно тем набором знаний и навыков, каким обладаю?

Я ведь не знаю ни-че-го! Ни как сделать оружие — не то, что оружие ОТТУДА, я и как наше сковать не ведаю! Я не знаю, как создать железных птиц, или хотя бы самодвижущиеся повозки. Но я знаю, каковы были войны ТАМ, в ТОМ прошлом. Знаю, как воевали и как выигрывали, с помощью каких усилий и надрывов. Знаю, как устроено общество и как устроена экономика и финансовая система, и поверьте, для местных купцов у меня много сюрпризов… Хотя и перехваливать себя не буду.

— Для чего это всё? Почему был выбран именно я? — задал я риторический вопрос. И выдержав паузу, ответил:

— Везде во всём есть рука божья. Ему было нужно, чтобы это был именно такой человек, не знающий, как сделать оружие, но знающий, как организовать войско. Да просто потому, что вы, сеньоры, слишком сильно заигрались в благородную войнушку! Если вас не вразумить, не раскрыть вам глаза — вас сожрут. А после — всех людей, которых вы охраняете. Пуэбло доживало последние дни, и осенью, когда начались бы боевые действия между королём и мятежниками, графство было бы обречено. Возразите, кто так не считает? Да, мы бы ещё долго и безуспешно сражались, отдаляя агонию, но ключ-слово «безуспешно». И рано или поздно люди бы откатились к Овьедо, но сколькие из нас выжили бы — хороший вопрос.

Люди в целом останутся, конечно, — грустно усмехнулся я. Меня слушали, опустив голову, и вокруг костра было сильно больше трёх десятков. В два-три раза, если не больше. И все молчали. — Королевство не падёт, отнюдь. Но рубеж будет восстановлен ценой огромной крови и сдачи завоёванных за пятьсот лет территорий. Но и это будет не конец, ибо люди уйдут и оттуда, из под нового рубежа. Потому, что, даже потеряв Пуэбло, ничего не поймут, и будут продолжать биться друг с другом, а не с настоящим врагом. Овьедо мы тоже потеряем, сеньоры, вопрос времени, а там встанет вопрос о выживании нас, как расы. Ибо в тыл ударят эльфы.

— Так что делать-то? — спросил баронский воин. — Страсти то какие, а делать то нам что?

Растерянность на большинстве лиц. А у меньшинства — понимание. Что я, чёрт возьми, прав, и над всеми людьми нависла грозовая туча. Над всем человечеством. Мы — лишь первые ласточки.

— Делать то, что положено, что вытащит нас из дерьма, — снова усмехнулся я, вложив в голос ехидство. — Против вас ведут «плохую» войну? Объясните мне, почему тогда целью всех «туристов», едущих на фронтиры, а также благородных баронов, да и наёмников, является захват степняков в плен? Не уничтожение нечисти, не желание отбить караваны невольников, а банальный, пусть и очень опасный технически плен здорового и сильного степняка?

Ответ очевиден — в Таррагоне пленных степняков можно выгодно продать их сородичам, получив состояние. Степняки охотно выкупают своих, и сами дают за хорошую цену, их оскорбляет, что их воин может стоить дёшево. Они не берут с собой в поход на наши земли золота и ценностей, но, блин, они сами и есть главный приз наших охранных команд!

Вот это и есть стратегия поражения. Нашего поражения, всех нас, живших ещё вчера. И мы вместо того, чтобы дать симметричный ответ, мнём тити и чешем яйца, добывая лут из степняков лично для себя.

Да, я хочу «плохую» войну! — повысил я голос. — Да, я хочу тотальную мобилизацию всех для отражения страшнейшей угрозы, с тотальным же истреблением всего, что встанет у нас на пути. Без скидок на звания, регалии, благородные цели и стоимости пленных в золоте.

Что касается орков — то либо мы начинаем отвечать зеленокожим мразям, как должны, либо завтра нас не будет в прямом смысле слова. Забудьте о пленных громилах! Забудьте о выкупе через Таррагону! Забудьте о ЛИЧНОМ призе и наваре на этой войне. Мы больше не берём пленных.

То же касается и людей. Не до сантиментов сейчас, а значит и тут поступаем так, чтобы отвадить врага, а не получить прибыль. Пленный человек из тех, что бьёт в спину — это приглашение его коллег напасть на нас в следующий раз. Есть только один способ обезопасить себя от таких соседей — дать им понять, что за малейший косяк им прилетит, и они не откупятся. Не выторгуют за себя разные вкусности. Напал на Пуэбло? Смерть! Пришёл сюда с оружием? Смерть! Детишки у тебя малые дома, их надо кормить, или не своей волей ты пришёл, а тебе сеньор приказал — плевать! Пришёл — смерть, без исключений!

Только зная, что враг бескомпромиссен, что с ним нельзя договориться, сосед задумается, а может у него не всё так и плохо? И своей землицы хватает, и людей пусть и мало, но не бедствует? Как и денег? Деньги — тлен, их на тот свет не заберёшь, а вот сам, если пойдёшь на Пуэбло, там окажешься. Только если покажем себя жестокими и бескомпромиссными, нас станут уважать, сеньоры бойцы, и только после этого прекратят задирать и бить в спину, когда отвлекаемся.

А теперь всё, сеньоры. Пора спать. Завтра тяжёлый день — у нас сражение, не забыли? Переваривайте, какие будут вопросы — завтра отвечу.

И под всеобщее молчание перехватил гитару, встал и пошёл к своей палатке.

Спал плохо. Ворочался, не мог уснуть. В голове всё крутились и крутились разные мысли, сцены, идеи. И как только забрезжил рассвет, движимый этими идеями, вскочил, накинул штаны и камзол и дёрнул в палатку к Алькатрасу.